Размышления белоруса-москвича во время пути в электричке “Москва –Минск”

…Помню, первые годы в России меня удивляло это повальное чтение во всех средствах передвижения. Вваливается в какой-нибудь обшарпанный автобус местного сообщения неряшливо одетая и расплывшаяся тетка и достает не бутылку промочить горло, а какого-нибудь Мориса Дрюона. И тут же вырубается из окружающей жизни. В Белоруссии такого не наблюдается. Ну еще можно увидеть человека с газетой в электричке, в метро — хотя оно и очень короткое. Но в автобусе, где ездят такие же тетки, это исключено. Не только потому, что нет интереса к чтению, — в сумме читают не меньше, чем в России. Но прежде всего потому, что до сих пор живо мужицкое представление: забивать голову во время дороги — дело исключительно “панское”. Мужику надо смотреть по сторонам и соображать, что к чему. В этом проявляется разница между белорусской ментальностью и российской. Белорус — разумеется, речь идет о доминирующем типе личности — более прагматичен, твердо ориентирован на сегодняшний день, на реальные достижения. Русский постоянно живет в ожидании рая — то коммунистического, то капиталистического. Браться за дело, обустраиваться неторопливо и с умом — не для него. Ему подавай великие свершения и подвиги во имя — но на миру и всем миром. Поэтому, вероятно, русские и смогли создать великое государство, а то, в свою очередь, всегда поддерживало этот государствообразующий тип личности. Потому что потребность в нем была постоянно — государство то и дело норовило развалиться. Чтобы благополучно жить в нем и методично укреплять его — на это у русского терпения не хватало. Его постоянно искушает простор, бесконечно раздвигающиеся горизонты, воля. Степная и кочевая Азия бродит в русской крови. Белорусы в большей степени лесные жители, привыкшие отвоевывать у леса и старательно обрабатывать свой родной и закрытый для чужого глаза уголок (“Мой родны кут, як ты мне милы”). Они привыкли ограничиваться спасительным кругом. Их мир домашний, обжитой, разумно устроенный.

Рассказывают, что на Волге, проезжая от села к селу, сразу видишь, где выпускник семинарии белорус, а где русский. У нашего и корова, и свинья, и кролики, и прочая живность. Крепкий дом, сараи, гараж, машина. Церковь отремонтирована. У русского ничего нет. Все, что надо, несут прихожане — если уважают. От щедрот своих. Верующие старушки даже огород приходят полоть. А попадья все книжки читает да стишки пописывает — литинститут закончила. Да и сам поп не из простых мужиков — московский кандидат каких-нибудь наук. Продавать опиум для народа оказалось для него делом более привлекательным, чем грызть гранит науки. Особенно в наше время. Тем более что и состояние психики, подорванное голодным и разгульным студенчеством, нищим аспирантством, настоятельно требует спасительного покоя, благодати. Одно дело нести новую веру и страдать за нее, совсем другое — паразитировать на старой, дополняя комфорт духовный комфортом телесным, мирским. Подтверждая тем самым, что обывательское благополучие — единственная религия земного мира. Но, сделав этот выбор, он все же отрицает окончательность его, не может честно замкнуться в нем, как брат-белорус. Он рвется из круга — на просторы духа, в сферы еще большей воли и безответственности. В основе русского упования на “авось”, на промысел божий — детское доверие к миру, ощущение нерастраченных сил и богатства возможностей. И отсюда тяга к красоте, к узорочью. Красота как залог и обещание чего-то большего, что он сознает в себе и к чему никак не может пробиться. Достаточно сравнить сельское жилище русского и белоруса, чтобы убедиться: белорус на красоту не посягает. Те же оконные наличники у него поскромнее, он не соревнуется с соседом, старается не выделяться. Красота — это что-то сверх, от бога, а значит — добавочный и часто неоправданный риск. Белорус привык надеяться прежде всего на себя.

Белорус осторожен, предусмотрителен, он все делает с прикидкой и оглядкой. Поэтому и от перестройки Беларусь пострадала меньше, чем Россия, и от социализма взяла все, что могла. Да и сейчас по темпам роста производства на первом месте в СНГ. Так же, как и по социальной защищенности населения. Пенсии и зарплаты постоянно индексируются и выплачиваются без задержек. И все это без нефтедолларов, без собственного сырья, без заокеанских кредитов, за которые будут расплачиваться будущие поколения. A все потому, что не читают книжек в общественном транспорте, а смотрят по сторонам, прикидывая, туда ли их везут, куда им надо. Поэтому и президент у них — свой мужик, такой же цепкий и хитрый, а не какой-нибудь малахольный профессор. Как можно ходить на работу, если тебе месяцами ничего не платят — белорус, в отличие от русского, не понимает. Объяснить ему это никто не сумеет. Даже Лукашенко. Терпеть можно с зарплатой и с запасом в погребе на родительских сотках. Практически весь рабочий класс корнями еще в деревне. Выходные, благо их бывает теперь много, они пашут на приусадебных участках. Интеллигенция в основном уже отряхнула землю со своих корней. Поэтому ей труднее, она не насладилась полной свободой от государства, как в России, и по советской привычке все еще требует. Поэтому тяжеловато-отеческая, но все еще чего-то дающая рука президента кажется им скупой и деспотичной. Но те, которые что-то стоят, находят спрос, и за границей и на многочисленных совместных предприятиях.