Константин Гайворонский — человек известный в читательских кругах как вдумчивый литературовед. Его книги о Пушкине, декабристах, его роман — гипотеза о времени царствования Павла I — неординарное явление в культурной жизни Казахстана. Сегодня казахстанская аудитория читателей лишена возможности получать серьезную критическую информацию о литературе. Сегодня у нас нет таких критиков, как Павел Косенко, Николай Ровенский, Илья Варшавский, Алексей Брагин. Нет многий умных, доброжелательных ценителей, давших правильную, единственно приемлемую оценку литературному факту, направлявших мысль неискушенного читателя по правильному руслу. Константин Гайворонский — критик младшего поколения. Но его позиция, его ищущая творческая мысль обнаруживает высокую зрелость авторской зрелости, оригинальное видение мира и явлений, происходящих в нем событий. Сегодня быть литературоведом и критиком очень сложно. Требования возросли. Читатель сегодня имеет богатый опыт, широкий кругозор, знает многое, чего не знали современники Ровенского и Алексея Брагина. Разговаривать с читателем нужно очень серьезно, и проблемы предлагаемые к обсуждению, должны быть реальными, волнующими людей, касающимися их житья — бытья. Именно таким требованиям соответствует литературное творчество Константина Гайворонского.
К последней по времени теме К.Гайворонский пришел подготовленным историком-литературоведом. Плюс прекрасное знание философских проблем, плюс талант психологического анализа поведения героев, скрытых пружин исторических событий, тайных движущих сил, стоящих за кулисами больших эпохальных процессов. Он предпринял смелую неординарную попытку пройти путями маститых, знаменитых авторов-исследователей жизни Иисуса Христа, проанализировать истинность, подлинность всего что было написано, сказано, придумано и осмеяно. Он кропотливо пересеял весь исторический песок, нагроможденный на тему последних дней и часов Спасителя. Он старался быть предельно объективным.
Казалось бы, что нового может сказать сегодня наш современник, взявшись за эту «вечную тему»? После Цельса, после евангелистов, после Иосифа Флавия и Оригена; наконец, после Давида Штрауса и Эрнеста Ренана? Что можно сказать о предсмертных часах Спасителя после «Мастера и Маргариты», после «Плахи» Айтматова? Даже не зная о намерениях Гайворонского, одно только предположение и допущение о замысле нового труда на эту тему вызовет у большинства читателей недоверчивую однозначную усмешку. Вот именно так и должна была бы реагировать наша читательская публика на появление в «Просторе» № 8, 2001 года интереснейшего исследования, написанного Константином Гайворонским «Силуэты на пергаменте».
Я тоже приступая к чтению «версии от Гайворонского», подумал: «Да, несомненно, ты человек талантливый, широких взглядов, и за плечами у тебя уже крепкие крылья; ты не новичок. Но не рано ли ты замахнулся на такое дело? Да и что еще ты можешь сказать? Ну, повторишь путь гигантов, стоя у них на плечах; отметишь кое-какие малюсенькие неточности, осветишь темный краешек периферийного материала; особенно это коснется второстепенных лиц — не апостолов, а каких-то мини-пророков, полуапостолов-самозванцев…». Но когда стал читать страницу за страницей текст исследования, проведенного Гайворонским, когда понял о чем пишет мой добрый знакомый, скромнейший человек в жизни и непримиримый ратоборец за письменным столом, мне стало жутковато! Не поддаваясь первым впечатлениям, я закрыл журнал, отложил его на два дня. Пусть улягутся мысли, пусть остынет первоначальная реакция. А про себя я повторял, адресуя слова Александра Сергеевича Гайворонскому: «Ай да Костя!» Ну и так далее. Пушкинскую фразу я повторял, не имея сил успокоиться, возвращаясь к прочитанному. Да, не скрою, поразил меня Константин Гайворонский новым видением проблемы, новыми трактовками затасканных, замусоленных тезисов, новым смелым прочтением зазубренных набивших оскомину, превратившихся в механическое бормотание строчек из Святого писания. Все было для меня внове. Все факты, все цитаты, даже Александр Блок был увиден заново! Да что там Блок! Развернулась такая панорама нашей жизни во всех подробностях ее исторического развития, зазвучали, зазвенели, загудели такие голоса и колокола, так повернулась перед глазами наша сегодняшняя горемычная и таинственная жизнь, что даже дух захватило от неожиданности. И тогда я понял, почему обратился к этой теме К.Гайворонский. Он не мог не обратиться к ней! Эта тема сама пришла, взяла его за горло и велела: «Пиши!» С настоящими писателями это происходит. И он пишет, хотя знает, что его ждет, что ему грозит. Он пишет, прощаясь с жизнью, с этим миром, выдавливая из себя как капли крови каждое слово. Так писал свои книги протопоп Аввакум, так писал Максим Грек, так писал Радищев; так писал свое гневное письмо Гоголю, уже сошедшему с ума, Виссарион неистовый, стоявший сам на пороге безумия. Так писал Петр Чаадаев… Если бы Гайворонский состоял в рядах верующих христиан, неважно, православных или католиков, или протестантов-лютеран, все равно он был бы подвергнут единодушному остракизму. Но ни один церковный догматик не смог бы опровергнуть его доводов, не смог бы устоять в споре. Железная стена фактов стоит перед оппонентами Гайворонского. Такой надежной защиты не имели самые прославленные мастера шахматной игры, утвердившиеся в бастионах староиндийской защиты, сицилианской защиты или защиты Каро-Канна.
Перечитав заново, не спеша, исследование Гайворонского, я окончательно убедился, что предположенная версия предательства Иисуса, его смерти и вознесения — это повесть о нашей сегодняшней жизни, где торжествует его величество Оксюморон, сопровождаемый верной гвардией парадоксов и абсурда. Он пишет о нашей современной жизни, где нужно научиться владеть эквилибристикой разума, оперировать иррациональными фигурами логики и псевдовербальных конструкций. Где госпожа Ложь, облеченная в строго научные одеяния компьютерных алгоритмов, попирает несчастную золушку практического обиходного здравого смысла своей державной пятой. Где с откровенной наглостью тебе в глаза и уши лезут формулы канонических евангелий, выдаваемые за святость первой степени свежести, из первых рук, от таких-то и таких-то апостолов, святых отцов церкви. Могущественная власть Оксюморона, подавившая человечность в человеке; торжество абсурда; парадоксальный парад вывернутых наизнанку ценностей, приобретенных всемирными усилиями всех времен и народов — вот печальный и страшный итог, к которому пришли на сатанинский праздник ожидаемого апокалипсиса величайшие лжецы, предатели, совершавшие свои сатанинские действа во имя Отца, Сына и Духа Святаго!
Шаги господина Оксюморона, как шаги легендарного каменного Командора, начинаются в исследовании Гайворонского с первых же страниц, где говорится о фарисеях, саддукеях и ессеях. Первые две группы лиц хорошо нам известны, их деятельность и социальная сущность описаны подробно в книгах христианских писателей. А о ессеях, предшественниках коммунистов, писали глухо, так же глухо, как о «жидовствующих» и «стригольниках» на Руси в средневековье. Гайворонский, приводя убедительные факты и опираясь на четкую логическую схему анализа приближает нас к мысли, что ессеи, первые коммунисты, потерпели сокрушительный провал и это следовало бы учесть социалистам-утопистам, и Марксу, и русским большевикам. Историческое поражение движения ессеев было пророческим предзнаменованием бесплодности подобных реформаторских поползновений. Но люди не учатся на ошибках своих исторических предшественников и попадают в когти господина Оксюморона — чудовища с человеческими чертами улыбающегося ласкового лица, вернее морды.
Следующим шагом было возникновение движения Иоанна Крестителя. Гайворонский подробно рассматривает эту фигуру. Он обнаруживает в Иоанне такие черты, которые делают его антиподом Иисусу. Если позволительна историческая параллель, то Иисуса и Иоанна можно было бы сравнить с Лениным и Мартовым. И другая параллель — с братьями Ульяновыми. Иисус как ученик и восприемник Иоанна обнаруживает чисто человеческие слабости, начисто опровергающие мифы о его божественном происхождении. Поступки, слова, робкие, неуверенные пассажи, увертливые речи, эзоповский язык и притчи, коими он в изобилии потчует своих «учеников», да и самый состав «учеников», взявшихся неизвестно откуда и исчезнувших неизвестно куда после краха Спасителя, — все это заставляет нас новыми глазами посмотреть на привычную фигуру «в белом венчике из роз». Для чего предпринимает Иисус, сомнительный чудотворец, свои странствия по замкнутому кругу еврейской земли, исходив ее вдоль и поперек, не смея высунуться за ее пределы? С какой целью он совершает «чудеса», баламутит народ? Каков смысл его личности и его деяний? Если оставить все как есть, то и вопросы остаются без ответа. Верующие остаются во власти мифов, а неверующие широко зевая, отворачиваются от Святого Писания. Гайворонский не отвернулся. Он вплотную приблизил лицо к так называемым отцам церкви, к апостолам-евангелистам, проанализировал их поведение, мысли, действительное участие в христианстве и показал чудовищный блеф, надувательство, которое веками идет в Евангелии от Иоанна. Он показал вторичность остальных двух евангелий — от Марка и от Луки. Показал огромную зависимость от евангелия Матфея. А достоверность излагаемого у Матфея, так тонко высмеянного Михаилом Булгаковым, — это святая правда, писаная вилами на воде.
По крохам собирая факты, по намекам и загадочным словам, содержащимся в тексте притч и всяких побасенок, Гайворонский восстанавливает истинную картину заговора, составленного Иисусом против Иерусалимского Синедриона. Была такая задумка. Были хорошо подготовленные дружинники-ребята, так сказать «красная гвардия» на случай штурма оплота твердолобых священников. Много было чего тайно приготовленного и скрытого до поры. «Наши топоры лежат до поры». Была тайная вечеря, на которой в последний раз проверялся план вооруженного восстания. Иисус не ангелочек, подставляющий левую щеку после того, как ему дают пощечину по правой! О, нет! Образ такого Иисуса был создан фальсификаторами в последующие века. Иисус понимал, что сидящие во власти скопцы-священники, как и всякие старцы-кастраты, евнухи-соглядатаи, добровольно от власти не откажутся. Таких дураков нет в природе и никогда не было. А отречение от власти никогда не приносило славы бывшим властителям: в лучшем случае их осмеивали и забывали, а частенько и подвергали и физическому воздействию вплоть до мучительной казни.
Гайворонский обращает внимание на аналогичный конец — насильственную смерть Иоанна Крестителя и Иисуса. Красивую и страшную легенду о гибели Иоанна придумали впоследствии отцы церкви. Ирода и Иродиады во времена Иоанна еще не было, сюжет легенды рассыпается как карточный домик. Но верующий это не смущает: они веруют и точка!
Но самый запутанный, самый загадочный казус в страстях господних — так называемое «предательство Иуды». Никакого предательства не было! Напротив, Иуда предупредил на тайной вечере Иисуса, что его собираются схватить по навету Синедриона. Иисус отправляет Иуду с заданием предупредить вооруженных «красногвардейцев» не выступать, а ждать дополнительных указаний. Остальные апостолы к которым у Иисуса вообще нет никакого доверия, пребывают в неведении, кроме Петра. Этот хамелеон что-то затевает и дважды предает Иисуса еще до первых петухов. Тщательное исследование приводит к факту коллективного предательства. Не Иуда предатель, а все остальные участники вечери. Почему они предали Иисуса? Ответ на этот сакраментальный вопрос лежит в единственно правильной плоскости. Кто были эти апостолы? Это были властолюбивые шкурники, для них самым большим достижением в жизни было личное благополучие и личная безопасность, амбиции, удовлетворение своего честолюбия. Но больше всего на свете такие шкурники боятся крови. Не чужой, а своей! Спасая шкуру, зная о предстоящем вооруженном преступлении, где им придется волей неволей тоже участвовать, эти «святые отцы» отступились от своего Вождя. Они предали его, раскрыли Синедриону замыслы заговорщиков, и выторговали себе спасение своих шкур. Вот где начинается многовековая поступь Оксюморона, торжество поповского лицемерия, вопиющее противоречие сладеньких обещаний, посулов и жесточайшего угнетения простых доверчивых людей. Вот откуда идет «отпущение грехов», торговля индульгенциями, крестовые походы за «гроб Господен», костры Матери Инквизиции и тысячи злодейств, совершенных во имя вящей славы божьей.
Придумали предателя Иуду, заклеймили; выдумали какого-то горшечника, который продал за тридцать серебряников свою землю, а эти тридцать серебряников якобы были возвращены Иудой, у которого видите ли «совесть проснулась»! И все это вранье, не имеющее под собой ни грана правды, столетиями вдалбливается в наивные головы простаков. Не было одиночки Иуды; не было тридцати серебряников, а было коллективное предательство обанкротившегося вождя.
Такое коллективное предательство встречалось в истории много, много раз. Вспомним сравнительно недавние примеры. Стенька Разин. Кто его выдал? Зажиточные донские казаки, старшины, спасая шкуру и получая от царя-батюшки прощение. Емелька Пугачев! Кто его выдал? Свои сподвижники, спасая шкуру, надеясь выторговать себе жизнь и прощение. Кто выдал Наполеона Бонапарта? Кто устраивал покушение на Адольфа Гитлера? Тысячи примеров, когда выдают своего вождя его соратники, чтобы спасти свои шкуры и спокойно существовать. Наконец кто предал Никиту Сергеевича? Свои же «верные ленинцы». Кто предал Михаила Сергеевича Горбачева, но так неудачно, что сами оказались в луже. Возможно это самый водевильный случай, когда «коллективный Иуда» сам оказался выданным своим супериудой-вождем. Вот это Оксюморон!
Я не пересказываю содержание «Силуэтов на пергаменте». Это надо прочитать, внимательно, отчеркивая карандашом тонкие замечания автора. Таких замечаний очень много. Фактически идет параллельное изложение сюжетного материала, канва и комментарий исследователя, опирающийся на громадный научный корпус проштудированной специальной литературы и приведенный в крепкую концептуальную конструкцию. Сказался опыт многолетней писательской практики; видна многоопытная рука зрелого мастера-критика, тонко чувствующего мысль, словно, требование времени и умеющего держать читателя в напряженном ожидании ответов на серьезные вопросы жизни.
Труд Константина Гайворонского — весомый вклад в Христологию; он достойно займет свое место рядом с такими выдающимися творениями, которые принадлежат немцу Давиду Штраусу, французу Эрнесту Ренану; русскому Дмитрию Мережковскому. А печальная интонация признак больших знаний, мудрости прожитых лет и зеркальное отражение нашей бренной жизни, где все сегодня можно воспринимать как величайший абсурд — Оксюморон…