Скотовод, Поэт и Воин

…Именно три эти ипостаси отличали кочевника от всех остальных оседлых народов населявших Евразию. Более того, именно это триединство сформировало две сути, образовавшие неразрывную связь Руси и Поля. Дикое Поле сделало Русь именно такой, породившей то самое «красное колесо» большевизма, прокатившееся от океана до океана.


У истоков русского коммунизма (по Н.Бердяеву) всегда находилась русская община, «громада», что еще могло образоваться за частоколом древнего городища? А от кого возводился сей частокол, как не от «лихих людей» с Поля (половцев).


Так что же заставляло этих неуемных захватчиков, волна за волной накатываться на европейские равнины? Да, они были скотоводами, да, они искали новые пастбища, да, они были работорговцами, да, была у них пословица: человеческий глаз – ненасытен… Но только ли это?


В первую очередь они были кочевниками. Это мало что объясняет? Нет, это объясняет все. Кочевник, и только он, воспринимал свою жизнь на этой бренной земле как кочевье: день, как и жизнь, состоял из дневного перехода, а ночь – краткое небытие перед новой кочевкой. И так – по кругу. Вечному кругу жизни. Уход к Хану-Тенгри, на небо – воспринимался как большая откочевка, переход в новое состояние кочевья среди звезд. И вновь – по кругу. Солярный знак круга звал их вперед и вперед. Куда? К последнему морю? Нет, это была лишь граница. А они шли к ней и от нее, вслед за кругом Солнца – вечного источника жизни.


И Чингисхан, как кочевник в корневой своей сути, не тронул Степь. И к чему? Великая Степь поглощала многих завоевателей, даже не замечая этого. Темучин прошел по ней как гость, а не хозяин. Лишь города подвергались уничтожению: вот этого скопища порока Потрясатель Вселенной потерпеть не мог. И все только потому, что Чингисхана, как кочевника, приводило в ярость то, что горожане, мало того что испражнялись чуть ли друг другу не под ноги… они замахнулись на самое святое – на землю. «Мой дом, мой двор, моя улица» – это было выше понимания кочевника. Как можно называть это своим?! Ведь мы лишь проходим по этой земле, и все проходит…! Люди в городах считают иначе?! Огнем и Мечом!


…Но вернемся в наши дни. Где наши три ипостаси? Где наше кочевье? Где мы? Урбанизация, рост городского населения за счет люмпенизированного крестьянства (вернее, бывших «пролетариев агропромышленного комплекса»). И кочевник теперь – имя почти ругательное. Вспомним…


Вопли большевистских кликуш о патриархальной тупиковости, экстенсивного скотоводства. Интенсивней надо, товарищи! Оседло, цивилизованно, с верой в коммунистический рай!


Что в итоге? Да, целина… да, «принимай, Родина, казахстанский миллиардно пудовый каравай (переведите пуды в тонны – станет смешно и грустно), да, увеличим поголовье овец с 30 млн до 50 млн, как того пожелал дорогой Л.И. Брежнев!


…Тысячелетиями стлался степной ковыль по ветру. Стлался – серебрился… И отражал солнечные лучи, не подпускал к своим корням, не давая сушить и выжигать землю, на которой произрастал. Тысячелетиями ходили в этих заповедных травах кони. Трава по брюхо и выше! Тысячи лет гармонии – конь и человек…


И все это надо было в одночасье распахать… не стало ковыля, прикрывающего, словно серебристой ладонью, солнце выжигало все, ветер поднимал этот «степной пепел» до небес – эрозия почв и пыльные бури. Изменение климата…Но хлеб продолжали возить из Штатов и Канады… Площади пастбищ – скукоживались, как шагреневая кожа… Хрущевские указы, рубившие на корню все попытки содержать «личный» скот… (Сельский участковый приходил, чтобы пристрелить из табельного оружия из засады «неположенного» петуха)… К этому же времени принадлежат реальные истории, ставшие впоследствии легендами, о стариках-казахах, пытавшихся укрывать в доме в особой комнате, замаскированной ковром, — своих любимых коней… Они, словно не мыслили себя без этой четвероногой частички… себя же. Они хотели до конца оставаться самими собой. Скотоводами и Воинами… Кочевниками… И в этом случае, это слово – дань восхищения мужеству и целостностью характера.


«Кондзё», как говорят японцы. «Корень характера» – так это можно перевести… нам сегодняшним, утратившим этот корень. «Цветы, лишенные корней, цветы, опущенные в воду…»


…В протухшую, слизистую, болотную воду вестернизированного сознания общества пауперов. Причем пауперизация – всеобщее обнищание общества, происходит прежде всего не в силу катаклизмов экономического характера.


Разруха, как и со слов булгаковского профессора Преображенского, разруха начинается прежде всего в умах и душах людей. Маргинализация сознания неотвратима с утратой потребности постоянной ежечасной самоидентификации. Кто я? Где я? И где мое кочевье? Теперь эти вопросы не для нас – таких оседлых и цивилизованных, таких включенных в макроэкономические процессы, таких лоснящихся от добытой нефти, таких освещенных экраном Интернета, таких декларированно свободных…


И таких беспечных. Не понимающих, что такая громадная территория в непосредственной близи от перенаселенных стран не может не стать частью чьих-либо геополитических интересов. Не кто-нибудь, а мрачный оракул З. Бжезинский, предсказавший развал СССР, говорил о том, что как и в шахматной партии, вслед за дебютом, следует активная борьба за центр. И теперь представьте вместо шахматной доски карту Евразии…


…И поставьте себя в центр. Себя – центр мирозданья, себя любимого. Не страшно? А наши славные предки не боялись. У них, Скотоводов и Воинов, был «корень характера», и была их Степь, и было их вечное кочевье, вслед за кругом Солнца…


И были – Поэты. В древности, когда род шел на род войной, побеждал и брал пленных, то на выручку этих «заложников» спешил Поэт, вооруженный лишь домброй и своим искусством.


Если этот Поэт побеждал в песенном единоборстве, то пленных отпускали с миром. Вот таким оружием было Слово.


…Нет теперь таких Поэтов. А если и были, то ищут какое-то 1002-е слово… где-то там… У последнего моря.