Суд над Жакияновым: Заключительная речь защитника П.Своика

“Инквизиционный суд… есть широко практиковавшийся в Средневековье способ судопроизводства, основанный на презумпции виновности подсудимого”

31 июля 2002 г. Павлодар

Господин председательствующий!

Уважаемый Галымжан Бадылжанович!

Господа прокуроры!

Коллеги защитники!

Друзья, соратники и все, попавшие в этот зал по велению своей совести, а также по велению господ Машкевича и Ахметова!

Суд над председателем Политсовета движения “Демократический выбор Казахстана” Галымжаном Жакияновым, как и недавняя судебная расправа над нашим соратником, также одним из основателей и руководителей ДВК Мухтаром Аблязовым, является необходимым и закономерным этапом становления и укрепления демократической оппозиции в нашей стране.

Это судебное испытание нелегко, но оно всем нам на пользу.

Если появление ДВК в конце прошлого года означало переход в оппозицию режиму семейно-клановой власти лучшей, наиболее дееспособной и ответственной части самого этого режима, то теперь, всего через девять месяцев, сами эти судебные корчи произвели на свет признанного не только народом, но и властями, и международным сообществом, лидера консолидированных демократических сил Казахстана, готовых в самое ближайшее время взять на себя ответственность за управление страной и восстановление попранных Закона и Справедливости.

Данный суд не мог не состояться постольку, поскольку режим не мог не применить против своих политических оппонентов так называемую правоохранительную систему, которая, в отличие от денег на швейцарских счетах, ночных снайперов, собачьих живодеров и поджигателей редакций, все-таки представляет собой более-менее публичное и относительно законное оружие власти. Тем более важна уже состоявшаяся победа Галымжана Жакиянова, и всех нас вместе, на этом суде.

Тот факт, что подсудимый Жакиянов, как легитимный глава движения ДВК, является политическим оппонентом ни режиму вообще, ни каким-то его функционерам, а именно президенту Назарбаеву, вытекает из программных установок “Демократического выбора”. Это: превращение парламента из обслуживающего придатка президентской системы в полномочный орган представительной власти, это переход от назначаемых президентом его наместников-акимов к выборности местных органов власти, это независимость средств массовой информации и, конечно, честные выборы. Всякий, кто знаком с политической системой Казахстана, знает и то, что каждый из этих пунктов подрывает основы того, на чем именно держится режим личной власти президента Назарбаева.

А еще, и актуальность этого пункта программы ДВК как раз и подтверждает данный судебный процесс, это независимость судебной системы.

Что вытекает из этого программного пункта движения ДВК? То, что сейчас в Казахстане по определению нет того независимого правосудия, которое беспристрастно, по духу и букве Закона, могло бы разобраться в обвинениях, выдвинутых против бывшего акима Жакиянова.

Все мы знаем, что такое нынешняя судебная система в приватизированном семейно-клановым режимом государстве Казахстан. Прежде всего, она сама есть часть президентского режима, и не только по существу, но и по своему законодательному оформлению.

Кто, согласно Конституции, назначил на свою должность председательствующего на данном процессе? Его назначил политический оппонент подсудимого — президент Назарбаев.

Кто назначил государственных обвинителей? Их назначило вышестоящее начальство, назначенное на их должности президентом Назарбаевым.

Кто назначил следственную бригаду, сфабриковавшую это уголовное дело? Их назначило полицейское начальство во главе с министром внутренних дел, назначенным президентом Назарбаевым.

Кто исполнил экспертные заключения, положенные в основу обвинения? Их исполнили государственные служащие по ведомству Минюста, возглавляемого назначенным президентом Назарбаевым чиновником.

Откуда все эти госслужащие получают свое жалование? Из одного и того же источника, — государственного бюджета, контролируемого президентом Назарбаевым.

От кого зависит пребывание всех этих госслужащих, судей, прокуроров, следователей и экспертов на их должностях, их карьерный рост или, наоборот, изгнание из президентской системы за неисполнение правил кланово-корпоративной солидарности? От президента или от лиц, им назначенных, или от назначенных теми, кого назначил президент.

Кто те три-четыре человека, которые на этом суде, среди массы заявленных обвинением свидетелей, фактически засвидетельствовавших невиновность Галымжана Жакиянова, пытались хоть что-то произнести в сторону выдумок следствия? Мы их видели: все они формально — госслужащие, а фактически — профессионально и морально слабые слуги режима, несвободные в выборе своих слов и поступков.

Кто, наконец, уволил с государственной службы акима Жакиянова после образования движения “Демократический выбор Казахстана”? Тот же президент Назарбаев.

Так способен ли такой президентский суд справедливо судить политического противника своего собственного начальника?

Общеизвестно, что судебная система Казахстана, как неотъемлемая часть несменяемого, стоящего над Законом и неподконтрольного народу режима, поражена и всеми его пороками, в первую очередь,- коррупцией. Чтобы не быть голословным, сошлюсь на авторитетное мнение самого президента Назарбаева, а также высших чинов МВД, Генпрокуратуры и Верховного суда, которые не раз принародно и в самых высоких собраниях говорили о едва ли не стопроцентной продажности подведомственных им правоохранительных органов.

Единственное, с чем можно поспорить в столь компетентных свидетельствах, так это с утверждением, что коррупция — это болезнь правоохранительной системы. На самом деле это, конечно, не болезнь, а как раз-таки естественное состояние всего режима и той его части, которая действительно осуществляет правоохрану, но только не охрану прав человека, и не гражданских прав населения, и не прав предпринимателей на честный и конкурентный рынок. Правоохранительная система Казахстана осуществляет приоритетную охрану прав самого президента Назарбаева бессменно пребывать во главе государства и не нести при этом никакой ответственности. Следующим приоритетом является охрана прав на вседозволенность и безответственность для родственников и Ближнего круга, далее идет охрана прав самой правоохранительной системы на нарушения закона и собственный частный бизнес при должностях, далее – охрана прав лояльных Семье министров и акимов, затем крышуемого ими предпринимательства, и лишь где-то во втором десятке приоритетов доходит очередь до охраны прав рядовых граждан и неблатных предпринимателей.

И все это, разумеется, держится на коррупции, поскольку именно она есть основа и скрепляющий все этажи президентской вертикали каркас. Вот против чего выступило движение ДВК и его лидеры Галымжан Жакиянов и Мухтар Аблязов, вот почему режим арестовал их и отдал под суд. И вот почему — именно потому, что коррумпированность судебной системы имеет самое непосредственное отношение к данному судебному процессу — защите приходиться говорить об этом прямо в зале суда.

Речь в данном случае, конечно, идет не о денежном подкупе. Банальное взяточничество процветает в следственных, прокурорских и судебных кабинетах при разборе, так сказать, рядовых дел. Чуть выше идут уже политически ангажированные “разводки”. Например, только что как бы Генпрокуратура инициировала увольнение двух вице-министров, причем оглашенные на всю страну их должностные преступления, поданные просто как нарушения этики госслужащих, тянут намного больше, чем придумки следствия в деле Жакиянова. Тот же недавний министр Аблай Мырзахметов, чьи финансовые дела, по версии следователей, многократно превышают приписанные Мухтару Аблязову “злоупотребления”, сидит сейчас не в СИЗО, и не в частной тюрьме акима Ахметова, а у себя дома.

Суть происходящего понятна: режим вынужден “сдавать” часть своих людей, чтобы под видом “разворачивания реальной борьбы с коррупцией” хоть как-то закамуфлировать политическую суть процессов над лидерами ДВК.

И в этой связи принципиально важно, что Галымжана Жакиянова, как до этого Мухтара Аблязова, следствие, как ни старалось, так и не смогло обвинить собственно в коррупции. Ему вменены статьи о превышении и злоупотреблении служебными полномочиями, и при этом, прошу обратить особое внимание, во всех десяти томах уголовного дела нет даже намека, хотя бы предположения, что аким Жакиянов положил в собственный карман хотя бы десять тенге!

Но еще более важно, что сам ход судебного разбирательства не просто разгромил все обвинения о превышении акимом Жакияновым служебных полномочий, или злоупотреблений ими, а, наоборот, суд неопровержимо доказал, что аким Жакиянов по всем без исключения вмененным ему эпизодам действовал не просто без нарушений законодательства, а именно образцово.

Признаться, я такого эффекта от судебного разбирательства не ожидал. Известно ведь, что придраться можно и к телеграфному столбу. И если бы, допустим, меня кто-то спросил: а что Вы, гражданин Своик, делали столько-то лет назад, такого-то числа такого-то месяца, да стал бы с этим разбираться, поднял бы документы, нашел бы свидетелей, да привлек бы к этому лучшие полицейские силы, то, наверняка, нашлось бы что-нибудь, тянущее если не на УК, то на какое-нибудь административное наказание. А здесь, в результате двух недель напряженной работы, суд имеет доказанный факт: ну не нарушал аким Жакиянов ни то что законов, а даже самого маленького параграфа ведомственных актов по всем трех предъявленным ему эпизодам!

Отныне среди многих тысяч акимов и акимчиков Казахстана есть только один аким, чья служебная компетентность и добросовестность досконально проверена и доказана судом. И сделал это, в отношении своего политического противника, именно суд президентской инквизиции!

Господин председательствующий, я не оговорился и не пытаюсь превращать судебное заседание в политический митинг. Инквизиционный суд, это знает всякий знакомый с историей права, есть широко практиковавшийся в Средневековье способ судопроизводства, основанный на презумпции виновности подсудимого. В таком суде даже защиту осуществлял назначенный обвинением чиновник, именуемый “адвокатом дьявола”. И жертве, на которую возлагалась обязанность оправдываться, чаще всего оставляли лишь один способ сделать это — через смерть. Если в клубах дыма инквизиционного костра судьи разглядят вылетающего дьявола, тогда правосудие свершилось, а если человек сгорит обычно, тогда, может быть, он и не виновен.

Вот и в нашем случае очевидна такая последовательность президентского правосудия: сначала был выдан политический заказ на уголовное обвинение, потом под этот заказ следователи и прокуроры стали искусственно подгонять “компромат”, а теперь уже и суду предстоит найти свой ответ на тот же заказ.

Все мы помним, как это было:

После всеказахстанского собрания демократической общественности в Алматы 19 января и митинга ДВК 20 января, до потрясения напугавших власть, 25 числа президент собирает свой партхозактив, где дает прямые указания “прекратить этот балаган”. Сразу же резко наваливаются на Мухтара Аблязова, так как это в его цирке состоялось собрание, и его телеканал “Тан” осуществлял прямую трансляцию. У Мухтара отбирают его бизнес, самого его активно “прессуют” угрозой ареста, и одновременно также активно и на самом высоком уровне уговаривают выйти из ДВК, за что обещают все вернуть и простить. Ничего не получается, и тогда принимается решение арестовать Аблязова.

Это происходит 27 марта.

На следующий день из-за границы возвращается Галымжан Жакиянов, в середине дня собирается расширенный Политсовет, на котором принимается решение создать оперативный штаб по защите Мухтара, а самого Галымжана единогласно избирают Председателем Политсовета. И вечером того же дня начинается знаменитая охота алматинских полковников на проституток в отеле Астана, закончившаяся осадой посольств Франции, Германии и Великобритании, а затем так называемым домашним арестом.

Потрясающе интересные детективные подробности обратной стороны событий этого же дня мы узнаем из документов уголовного дела. Смотрите, с какой космической скоростью заработала машина создания уголовного дела после того, как, надо полагать, главе государства доложили, что Жакиянов будто бы встречался в Париже с Кажегельдиным:

Итак, того же 28 марта Павлодарский городской суд срочно признает недействительными сделки приватизации по Песчанскому РМЗ и руднику Торт-Кудук, и в тот же день два разных ведомства — департамент финансовой полиции по Павлодарской области и областная прокуратура — за подписью двух разных должностных лиц одновременно возбуждают два разных уголовных дела, — одно по РМЗ, другое по Торт-Кудуку. Но при этом бумаги этих двух разных контор и авторов похожи как сиамские близнецы, и даже отпечатаны, похоже, на одном принтере! Причем ребята так торопились, что забыли включить в Постановления ссылки на решение городского суда, который, собственно, ради них-то и старался!

Вы будете смеяться, но тогда же, 28 марта, оба Постановления чудесным образом преодолевают 400 км между Павлодаром и Астаной и ложатся на стол Генеральному прокурору, который мгновенно создает свое письмо министру МВД Сулейменову. Каирбек Шошанович того же 28 марта успевает это письмо получить, во всем разобраться и отписать соответствующее поручение своему заму Мерзадинову. Который, еще быстрее своего шефа, отправляет письмо на исполнение начальнику следственного управления МВД.

Думаете, на этом рабочий день закончился? Ошибаетесь! Астанинским полицейским к вечеру 28 марта было явно не до проституток: машина уголовного преследования понеслась по кочкам еще быстрее. Начальник СУ успевает найти своего зама и поручить дело ему, и тот, в тот же день, вызывает знаменитого майора Кусаинова, который и сотворил все последующие десять томов этого так называемого уголовного дела.

Вы спросите: неужели все это судьи, прокуроры и полицейские успели сделать за один день 28 марта? Я вам отвечу: все-таки кое-что, тоже важное, полицейское начальство не успело, и исправило недоделку лишь на следующий день, что также видно из материалов дела. А именно: 29 марта следователь Кусаинов подписывает постановление об аресте Галымжана Жакиянова еще в звании майора, зато в следующем постановлении, об изменении ареста на так называемый домашний арест, он у нас уже подполковник!

По хорошему, многие государственные чины должны бы быть благодарны “Демвыбору” за то, как мы мощно продвигаем их по службе. Взять того же Сулейменова: 7 мая, накануне дня рождения лидера ДВК, он получил подарок – погоны генерал-полковника. Уж не за подарок ли самому Галымжану, которому в честь 39-летия подчиненные министра МВД вручили официальное обвинение? Вот уж действительно, каждому — свое.

Несомненно, результаты данного суда также сильно скажутся на карьерах причастных к этому делу должностных лиц. Это так же точно, как и то, что в конечном итоге, а он не задержится, каждый получит именно то, что заслужил, а наше дело – об этом только напомнить. Как говорится, кто предупрежден, тот вооружен.

Здесь самое время выразить сочувствие обвинению: вашему положению, прямо скажем, не позавидуешь: ведь все десять томов этой, если называть вещи своими именами, следственной макулатуры — это не то горючее, от которого можно было бы зажечь даже маленький огонек справедливого наказания. Наоборот, неумелые и нестарательные исполнители политического заказа наломали, в прямом и переносном смыслах, такую кучу дров, на которой, только поднеси спичку, заполыхает сам режим.

Представим себе на минуту, что суду придется выносить обвинительный приговор на этой, если называть вещи своими именами, следственной халтуре. Каковы же будут очевидные юридические и политические последствия исполнения такого заказа режима для самого этого режима?

Первый урок, который тем самым будет преподнесен всем госчиновникам, обязанным по службе осуществлять управление госсобственностью, проводить сделки по ее приватизации или обмену, таков: любой из них, в любой момент, может быть отдан под суд за любую такую сделку. Потому что, если даже оценку стоимости приватизируемого или обмениваемого объекта сделает уполномоченное на то госпредприятие, например центр по оценке недвижимости, или такую оценку сделает отобранная на тендере квалифицированная и лицензированная консалтинговая фирма с международной репутацией, по официальному и оплаченному из бюджета контракту, все это ровным счетом ничего не значит. Потому что любой следователь, когда ему поручат, или он сам так захочет, может назначить ведомственную экспертизу, которую, с массой ошибок, вплоть до арифметических, и по заказу обвинения, выполнят неопытные и недобросовестные “специалисты”, и этого будет достаточно, чтобы отправить человека в тюрьму.

Это – урок для госслужащих, а вот урок для специалистов, настоящих профессионалов, корифеев экономики, юриспруденции и аудита, для университетских профессоров и преподавателей: ваши знания ценны для государства лишь тогда, когда они ему не мешают. В противном случае весь ваш научный и практический авторитет – тьфу против знаний подполковника Кусаинова, слабо владеющего грамматикой, или выводов служащих судебной экспертизы, путающихся в простой арифметике и основополагающих нормативных документах.

Совершенно очевидно, что использование для наказания политика Жакиянова уголовного обвинения в тех действиях, которые каждый день совершали, совершают и будут совершать все прочие акимы и вообще госслужащие, бумерангом бьет как по суду, вынужденному объявлять эти массовые и обычные действия частным преступлением, так и по всей системе госслужбы, на которую эти “преступления” полностью распространяются.

Так, допустим, что правы не виднейшие ученые-правоведы Казахстана, представившие суду свои доктринальные заключения, из которых следует, что с момента передачи госимущества в коммунальную собственность аким получает все правомочия управления ею, включая право продажи, а подполковник полиции Кусаинов, считающий, что такового права у акима Жакиянова не было. Допустим. Но тогда такого права не было и у других акимов, получивших собственность по тому же Постановлению правительства номер 405 и тоже распорядившихся ею. А до этого — у всех акимов, успевших на тот момент приватизировать огромную массу детских садов, бань, общежитий, совхозов и других переданных им правительством коммунальных объектов. Тот же аким Ахметов, еще до Жакиянова, приватизировал, да к тому же с вопиющими документальными нарушениями, Павлодарские ТЭЦ-2 и ТЭЦ-3.

А как быть с приватизированным жилым фондом, если он был еще в самом начале рыночных реформ просто передан главами местных администраций населению? Вспомним, как это было: сначала правительство разработало программу приватизации квартир через жилищные купоны, по этому поводу была выпущена масса нормативных документов, затрачены средства на выпуск и раздачу этих купонов, был большой ажиотаж в СМИ и среди народа, а потом вдруг “мер” Алма-Аты Нуркадилов (тогда даже слова аким еще не было) своим решением просто передал людям их квартиры в собственность бесплатно. И вслед за ним так же поступили во многих других городах. Выходит, всех надо осуждать по уголовным статьям, а частную собственность жильцов признавать недействительной?

Или допустим, что суд, исполняя политический заказ персонально на бывшего акима Жакиянова, усмотрит нарушение им законов при подписании решений в одиночку, тогда как все должностные лица, обязанные по регламенту готовить эти решения, обосновывать, проверять, регистрировать и осуществлять их реализацию, подтверждая исполнение ими таких своих должностных обязанностей собственными подписями, никаких законов не нарушали.

Но тогда такой судебный прецедент станет смертным приговором самому принципу коллегиальной работы органов исполнительной власти. Система не избираемых, а назначаемых сверху вниз акимов архаична и неэффективна, почему ДВК и предлагает перейти к их выборности, однако в чем невозможно отказать такой системе, так это в том, что нарушать в ней закон без сообщников невозможно в принципе. Это легко доказать от обратного:

Допустим, следователи были правы, когда в постановлениях об отказе в возбуждении обвинения против первого заместителя акима Рюмкина, начальника департамента здравоохранения Имангазинова и еще целого ряда других должностных лиц, которых они до этого “прессовали” с целью получения показаний на акима, писали, что преступления за ними нет, так как “никаких правовых действий они не совершали”, а исполняли прямые указания руководства.

Заметим в скобках, что утверждение “никаких правовых действий не совершали” есть помесь элементарной безграмотности следователей с намеренной ложью, так как тома уголовного дела как раз полны документальными свидетельствами правовых действий всех этих лиц, совершаемых ими по прямым служебным обязанностям. Но, допустим, следователи правы в таком своем утверждении, и суд, следом за ними, ударит наказанием только по акиму, как первому руководителю.

Но, позвольте, акимы – они тоже все в цепочке подчинения, выше их по должности находятся назначившие их глава правительства и глава государства. Выходит, если какого-то следующего акима начнут обвинять в преступлении, вымышленном или реальном, то ему достаточно просто сообщить следствию, что он проводил политику президента. Как, например, любит это публично подчеркивать нынешний аким области Ахметов. И тогда, по прецеденту обвинительного приговора акиму Жакиянову, если он будет вынесен, вся ответственность перейдет на его вышестоящего руководителя. Благо, президент у нас ни за что не отвечает!

Разумеется, Галымжану Бадылжановичу нет нужды перекладывать свое обвинение на президента, независимо от того, по чьим указаниям, или самостоятельно, действовал его первый зам Рюмкин. И не только по той основной причине, что и аким и председатель Политсовета ДВК Жакиянов способен сам отвечать за свои поступки. А еще и потому, что в действиях Рюмкина, в чем также убедился суд, нет никакого криминала. Кроме, разве что, морального, — той данной им под арестом и давлением следователей лжи, будто передислоцировать базу спецмедснабжения его заставлял Жакиянов. То, что Рюмкин вынужденно лгал, доказано судом на основе его собственных показаний: все те лица, которых он указал как очевидцев получаемых им от акима указаний, засвидетельствовали как раз обратное.

Но для нас с вами важна не столько сама эта ложь, сколько те обвинительные построения, которые следствие пытается из нее вывести. Смотрите, как получается: сама по себе передислокация базы СМС никакое не преступление. И давать указания своему первому заместителю, если бы такое и было, — это и право и обязанность акима. А что же преступного видит в своем рассказе о якобы указаниях Жакиянова сам Рюмкин? За какие-такие сведения о своем бывшем руководителе он готов купить себе право выйти из изолятора, и обменять статус обвиняемого на свидетеля? И какую, в самом деле, “компру” на его шефа следователи хотят получить от первого зама? Под какими новыми ответами на неоднократно уже повторенные вопросы они хотят получить подпись Рюмкина, чтобы выпустить бедолагу из камеры и дать ему спрятаться в омской больнице?

О, показания Рюмкина – это, несомненно, самый драматический, красноречивый и потрясающий в своей саморазоблачительной сути следственный документ! Но прежде чем перейти к этим показаниям, посмотрим, как они были получены.

Итак, 12 декабря прошлого года, то есть когда уже образовано движение ДВК, и уже уволен аким Жакиянов, но власти еще надеются уговорить “отступников”, начальник УВД Павлодарской области создает следственно-оперативную группу для расследования уголовного дела, возбужденного против первого заместителя акима Рюмкина по факту незаконного обмена им складов базы спецмедснабжения. Ни рудника в Торт-Кудуке, ни Песчанского РМЗ еще нет, пока ухватились за первое, что попалось под руку. Заметьте: сам аким в этом деле никак не фигурирует, хотя (о святая полицейская простота!) в приказе так и сказано: “данное уголовное дело имеет большой общественный резонанс” и расследование необходимо провести “в кратчайшие сроки”.

Рюмкина делают подозреваемым, а чуть позже, на всякий случай, арестовывают другого заместителя акима — Горбенко. Горбенко даже не допрашивают, надеются, что в заключении он сам “созреет”, но ничего не получается. Рюмкину тоже выносят санкцию на арест, и дают понюхать, что такое СИЗО, но все же он единственно в чем “сознается”, так это в том, что передислокацией базы он занимался по указанию акима. В остальном же объясняет обмен складов как совершенно законную, необходимую и равноценную хозяйственную операцию. В чем, как убедился суд, он совершенно прав.

И вот на втором допросе, который провел не кто иной, как первый заместитель прокурора области Ищанов, и вопросы которого, как и ответы подозреваемого, просто повторяют то, что было на первом допросе, Рюмкину в самом конце вдруг задается такой вопрос: “какие есть жалобы на органы следствия, не было ли оказано давление, ходатайства”. Представляете: Александру Васильевичу Рюмкину, опытнейшему хозяйственнику, всю жизнь – на руководящей работе, много лет проработавшему первым замом акима области, до этого – аким Павлодара, привыкшему принимать масштабные решения, брать на себя ответственность, повелевать далеко не рядовыми людьми, привыкшему к тому, что его все уважают и ему подчиняются, грозят каталажкой только потому, что его прежний начальник пошел в политику, его допрашивает какой-то там полицейский капитан, обвиняет в совершеннейшей ерунде, он сам знает, что это – оскорбительная для него ерунда, и следователь это знает. И после всего этого главный законник области его спрашивает: не оказывалось ли, дескать, на Вас давление?

Вот такой, кстати говоря, еще один урок режим преподносит своим верным слугам: любого из вас принесут в жертву, унизят и опозорят, сломают жизнь и отберут здоровье, если это потребуется для сведения политических счетов наверху. Делайте, господа заместители акимов и министров, собственные выводы: то ли надо еще активнее, пока режим еще держится, “рубить капусту”, то ли пора массово записываться в ДВК.

И еще, кстати, о прокуроре Ищанове: это то самое надзирающее за соблюдением законов в области лицо, которое поставило свою подпись на обвинительном заключении вместо более осторожного (или более благоразумного) прокурора области Асанова, то самое лицо, которое то и дело появляется в коридорах этого суда, чтобы о чем-то пошептаться с государственными обвинителями, и, наконец, это то самое должностное лицо, которое меня лично, Петра Своика, глядя в глаза и пожимая руку, обмануло с обещанием прекратить нарушения УПК Кусаиновым и допустить защиту от ДВК на стадии следствия.

Так вот, что же отвечает безвинный политический заложник Рюмкин на издевательский вопрос о давлении? Помните эпизод из фильма “Щит и меч”, когда гестаповское руководство приезжает в спецлагерь, где детей держат, чтобы брать у них кровь, и спрашивает: “как вы живете?”, и дети хором отвечают: спасибо, мы живем хорошо, приезжайте к нам еще

А у Александра Васильевича, оказывается, есть только одно ходатайство: не заключать под стражу! И вот, учитывая примерное поведение, ходатайство удовлетворено, и даже с запасом: подозреваемый переведен в свидетели.

Какие же самые первые слова появились в протоколе допроса выпущенного “на свободу с чистой совестью” бывшего первого зама? Эти слова настолько замечательны, что заслуживают полной цитаты. Вот, только вслушайтесь: “При даче показаний в качестве подозреваемого из ложной солидарности не хотел оговорить бывшего моего руководителя акима области Жакиянова. Но в действительности некоторые обстоятельства, указанные мной в допросе в качестве подозреваемого, были изложены мной не верно”.

Вот так буквально: не хотел оговаривать, но приходится!

Вы знаете, чем больше читаешь составленные следователями и прокурорами тексты, особенно творчество новенького подполковника Кусаинова, тем более убеждаешься, что люди эти, мягко говоря, малограмотные. Начиная с буквального смысла этого определения, то есть с умения писать без ошибок, не путать грамматические конструкции, уметь сопрягать слова в предложениях и предложения между собой. Наверное, в этом тоже есть высший смысл: бессмысленное обвинение поручается создавать людям, не умеющим осмысленно излагать на бумаге свои, так сказать, умозаключения.

Впрочем, следователи, подобно эксперту Светоносову, безнадежно путающемуся при перемножении двузначных чисел, используют свою малограмотность как-то подозрительно одинаково: всегда в сторону обвинения. Вот два примера, относящиеся как раз к вопросу о том, поручал ли все-таки Жакиянов Рюмкину обмен складов:

Пример первый: в протоколе допроса начальника департамента здравоохранения Имангазинова есть фраза “Рюмкин сказал, что обмен все равно состоится, хотят они того или нет”. Далее идет повествование самого допрашиваемого, но до этого стоит такое предложение: “Поступило такое указание “сверху”. По правилам русского языка, если даже собрать на экспертизу всех профессоров филологии, невозможно определить, кем же следствию сообщено о наличии указания “сверху”: Рюмкиным или Имангазиновым.

Второй же пример показывает, как следователь занимается, выражаясь языком УК, фальсификацией доказательств, а попросту – врет. В постановлении об отказе в возбуждении обвинения против Имангазинова есть ссылка на то, что он действовал по прямому указанию акима Жакиянова, хотя сам Имангазинов ни следствию, ни суду ничего подобного не говорил и ссылался только на Рюмкина.

Здесь же, кроме вранья, есть и просто халтура двух заложников неправого дела: подозреваемого, выторговывающего себе свободу, и следователя, торгующего свободой подвластного ему человека ради получения его подписи под нужными обвинению словами. И вот они вместе соврали так, что сами же и попались: Рюмкин говорит, что аким начал требовать от него обмена складов осенью, а Кубай, Молчанов и Имангазинов дружно говорят о лете, и даже весне.

Но все-таки, есть справедливость на свете: не хотел следователь заносить в протокол допроса Рюмкина, что тот именно оговаривает Жакиянова, но как-то само собой, по простодушию, так записалось. Не зря же издавна в народе известно, что люди простые, не испорченные добротным образованием, зато тем хороши, что у них что на уме, то и на языке.

Но вернемся к откровениям Рюмкина: чем же он “оговорил” своего акима? В принципе, он опять повторил все то, что говорил ранее, из нового же добавил только вот что:

Во-первых, Жакиянов, оказывается не говорил ему о том, что “бюджет области будет иметь большую выгоду за счет увеличения поступления налогов от фирмы “Ромат”. Видимо, логика обвинения такова: мама заставляла меня пить молоко, но не говорила, что молоко полезно для здоровья. Поэтому мама – плохая.

Кстати говоря, бюджет действительно получил большую выгоду от возвращения складов фирме “Ромат”. Суд, как мы все помним, зафиксировал сумму в семьдесят миллионов тенге. И эта государственная выгода в десятки раз превышает все вместе, выдуманные следствием и реальные, затраты на передислокацию базы СМС. Включая те два миллиона тенге, которые были потрачены из бюджета по решению акима, обязанности которого, тоже кстати, в тот момент исполнял Рюмкин.

Второе же потрясающее откровение заключено в следующем утверждении Рюмкина: “основную роль играл тот факт, что фирма “Ромат” была создана в городе Семипалатинске”! И больше, сколько ни ищи, никакой “компры” бывший первый зам на своего шефа не выдал. Вот ради каких “признаний” продержали в тюрьме заслуженного человека, вот почему он до сих пор прячется от нашего замечательного правового государства, от всезнающих павлодарских прокуроров и самого справедливого в мире суда в больнице зарубежного города Омска!

Вы скажите: чушь собачья, детский лепет какой-то! Ну и что, что “Ромат” из Семипалатинска, ну и что, если бы аким и дал команду помочь ему с возвращением необходимых по технологии складов, тем более что фармозавод, разоренный при предыдущем акиме Ахметове и выкупленный “Роматом”, действительно начал работать и, в том числе, наполнять бюджет?

Но дело в том, что обвинение нуждалось даже в таком детском лепете замордованного немолодого человека, так как само оно тоже не могло произвести ничего, кроме такого же детского лепета.

Проблема наших прокуроров в том, что те семь лет, которые Астана поручила им выписать председателю Политсовета ДВК, требуют наличия не просто каких-то там нарушений при обмене складов и не указаний акима, а доказательств личной корысти у Жакиянова. А это для них все равно, что ухватить за хвост черную кошку в черной комнате, которой там нет! Вот они и мучаются с дурацкими намеками, типа того, что президентом фирмы “Ромат” являлся “ранее ему знакомый Ракишев”. Причем даже с такими намеками у следователей – туго. Иначе зачем бы им, на полном серьезе, заносить в обвинительное заключение сообщение бывшей жены Ракишева о том, что в 1998 году, когда справляли свадьбу ее дочери, на ней присутствовала супруга Жакиянова в качестве гостя!

Господин председательствующий!

Вы сами знаете, что, сколько ни вороши это уголовное дело, никаких указаний ни то чтобы на корысть, а даже на деловые контакты с г-ном Ракишевым акима Жакиянова там нет. И давайте представим, что на такой доказательной базе все же придется писать обвинительный приговор. Страшно даже подумать, какие аналогии будущие суды могут проводить по такому прецеденту.

Ну, например, недавно я сам слышал по “Хабару” или КТК, как наш президент давал указания госчиновникам помогать вновь образованной частной авиакомпании, кажется, “Эйр Астана”. И до этого я много слышал от него указаний такого плана и признаться, до сих пор считал, что это – нормально. Выходит, я ошибался, и за такое, если это не президент, полагается статья?

Кстати о “Хабаре”: если не ошибаюсь, им от имени государства руководит “ранее знакомая” президенту его дочь Дарига. И, кстати, о расходовании средств бюджета: эта государственная коммерческая телевизионная фирма, в которой 49 процентов акций выкуплено неизвестными частниками, помимо средств от рекламы, получает, как сообщалось, порядка 15 миллионов долларов в год бюджетных дотаций. Может быть, это и законно, но я бы посоветовал Дариге Нурсултановне, на всякий случай, обратиться за экспертизой к известной нам г-же Халмухаметовой из Центра судебных экспертиз.

И еще. В руководстве тоже далеко не бедной государственной нефтяной компанией состоят “ранее знакомые” президенту его зять Тимур и племянник Кайрат. И при этом я сам слышал, как президент разъяснял народу Казахстана, что его дети – такие же граждане и имеют право заниматься бизнесом.

Наконец, я слышал, что у трех дочерей президента было уже четыре свадьбы, на которых, конечно, присутствовало много видных госдеятелей и бизнесменов. Полного списка у меня, конечно, нет, но вот то, что активную роль на этих свадьбах играл нынешний премьер Тасмагамбетов, — об этом все говорят. Представляете, сколько свидетельских показаний, по аналогии с бывшей супругой Ракишева, можно будет собрать по будущим делам такого рода!

Я, может быть, слишком часто ссылаюсь в этой защитительной речи на авторитет нашего президента, но дело здесь не только в том, что его образ, как главного представителя обвинения, незримо присутствует в этом зале. Дело еще и в том, что президент Назарбаев, как и назначенным им аким Ахметов, имеют не затронутое следствием, но непосредственное и сущностно важное отношение к рассматриваемому здесь делу. Давайте зададимся вопросом: а почему, собственно говоря, разгорелся весь этот сыр-бор с обменом складов якобы в пользу фирмы “Ромат”?

Сразу скажем, что и на самом деле обмен этот был не просто на пользу “Ромату”, но и просто необходим этой фирме для выполнения утвержденной Указом президента программы развития фармацевтической промышленности. Поскольку так называемый обмен был, по сути, возвращением фармацевтическому заводу того, что ему изначально принадлежало, и что сразу для него строилось, – технологических складов для сырья и готовой продукции.

Как же эти склады были отчуждены от завода, кто отдал их под размещение, кстати, с грубейшими нарушениями соответствующих инструкций, базы спецмедсредств? Не будем вспоминать Александра Васильевича Рюмкина, который и тогда был первым замом акима и курировал, между прочим, вопросы ЧС, заглянем в самую сердцевину этой истории.

А она такова. Строительство и ввод в эксплуатацию АО “Павлодарский фармзавод”, по нашим данным, осуществлял Тентекбаев старший — отец того самого свидетеля Тентекбаева, который на суде единственный из всех смог “вспомнить”, что именно ему, всего лишь старшему специалисту отдела, из приемной акима пару раз напоминали, чтобы Рюмкин “был готов” к вопросу обмена складов, и что, дескать, Александр Васильевич в те времена был в “подавленном настроении”. А больше этот свидетель, как мы все видели, вообще ничего не смог вспомнить, включая время года, когда он замечал “подавленность” Рюмкина. Кстати, на неслучайный вопрос защиты, не имеет ли сам свидетель Тентекбаев отношения к частному аптечному бизнесу в городе Павлодаре, суд удовлетворился красноречивым ответом: “коммерческая тайна”.

Итак, 1995 год, на пуск завода аким Ахметов приглашает президента, разрезается ленточка и высокому руководству демонстрируется конвейер с проплывающей на нем новенькой продукцией. Хотя в Павлодаре до сих пор говорят, и на суде знающие люди это засвидетельствовали, что перед президентом гнали, извиняюсь, туфту: и конвейер, дескать, крутили вручную, и продукция на нем была заранее купленная.

Так это или не так, а только Тентекбаев старший отправляется на повышение, а руководить заводом, который ни до того, ни после ни одного дня не работал, приходит другой замечательный человек – Аскар Аубанов, замечательный прежде всего тем, что является родным зятем акима Ахметова. Кстати, в том же 1995 году бюджет области потратил на оборудование для фармзавода два миллиона долларов (не два миллиона тенге, которые, якобы, незаконно выделил из бюджета для переезда базы СМС Жакиянов (а на самом деле, как разобрался суд, тот же Рюмкин), а именно долларов).

Не знаем, то ли это зять акима Ахметова, по установившейся в нашем государстве традиции, подвел своего тестя, то ли сам аким какие-то не такие указания давал своему первому заму Рюмкину, и тогда отвечавшему за промышленность, но только фармзавод, вместе со всеми бюджетными затратами, благополучно был подведен под банкротство. А еще до этого налоговая служба изъяла из его неработающего комплекса те самые пресловутые склады, чтобы, обратив их в госсобственность, отдать под базу СМС.

Вот так: стоило бы следствию, а затем и суду, хотя бы с краюшку поинтересоваться такими вопросами: как кто и почему довел завод до банкротства, в чей карман “ухнули” бюджетные миллионы, почему расположенная, как и полагается по инструкциям, за 120 км. от Павлодара база СМС была приведена в негодность, кто принял решение о ее переезде в город, какой головотяп догадался отдать под нее не соответствующие правилам помещения неработающего завода, — если бы такие вопросы были заданы, то, конечно, дело бы сразу с перепугу закрыли. Мы же считаем, что их и на этом суде еще не поздно задать, и завтра тоже будет не поздно!

Господа обвинители!

Я в начале этой своей защитительной речи проводил параллель с судом инквизиции, где обвиняемый один перед объединенной общим подчинением командой экзекуторов. Но у нас, конечно, не инквизиционный суд, те времена прошли, и никому, даже самому большому начальнику, не дано их вернуть. Обвиняемому Жакиянову не надо доказывать свою невиновность хотя бы потому, что это за него сделали сами свидетели обвинения. Свидетель, это тот, кто видел или слышал, таких перед судом прошло полсотни, и все они показали, что ничего не видели и не слышали из того, что следствие приписало акиму, как преступления. Они присягали говорить правду, мы ее услышали, и … от выдумок следствия ничего не осталось.

Кстати, Павлодар — город маленький, в нем сразу становится известно, кто как с кем общается, с кем и куда ездит советоваться. Например, есть свидетели того, как дружно отдыхали в ресторане “процессуально независимые” минюстовские эскперты с местными прокурорами. Мы не против, дело житейское, хотя данной ситуации более подходило бы, на наш взгляд, что-нибудь траурное. Поскольку как раз с экспертизами обвинение у нас … затрудняюсь даже какое и слово-то употребить, из допустимых. Мы этих экспертов в суде заслушали: азов не знают, опыта нет, а кто поопытнее, — профессионально врут, – все это, надеюсь, засвидетельствовано протоколом. Равно как, надеюсь, в материалах дела будут зафиксированы и показания настоящих профессионалов, камня на камне не оставивших от этих, извиняюсь, экспертиз.

И у нас еще и потому не суд инквизиции, что святые отцы не боялись гласности, наоборот, свои экзекуции они проводили на площадях, собирая толпы народа, всем в назидание. А у нас смотрите как получается: высшие чины страны утверждают, что Аблязов и Жакиянов — уголовные преступники, которые прикрываются политикой, чтобы не отвечать за то, как они воровали. И вот начинается суд, который должен их уличить перед всеми, а они оба, вместо того, чтобы стыдится и бояться предстоящих разоблачений, настойчиво просят: пустите теле- и радиожурналистов или разрешите, хотя бы, диктофоны!

И суд, которому УПК предписывает обеспечить доступ к процессу всех желающих, прикрывается какими-то словами насчет маленького зала, а когда защита берет на себя обеспечение реальной открытости, просто отказывает, уже без всяких оснований, поскольку их нет.

Кому помешал бы, господа обвинители, установленный в этом зале хотя бы один магнитофон? Вы знаете ответ на этот вопрос, и мы его знаем, и все его знают, и с таким судом все ясно!

Знаете, почему еще наш суд не похож на суд святой инквизиции? Потому что отец Игнатий Ллойла, обладавший огромной властью, был, при всей чудовищной жестокости, высоконравственным человеком и в быту вел себя совершенно аскетически. Так он хотел победить Сатану, но тот жив и теперь. Разве не Сатана царствует там, где правят ложь и лицемерие, жизнь в личной роскоши и пренебрежении нуждами простых людей?

Так что, господа обвинители, это не мы, защитники, на этом процессе играем роль “адвокатов дьявола”, а, пожалуй, наоборот!

Если не верите, давайте просто вспомним, кто на этом процессе пытался хоть как-то свидетельствовать в пользу обвинения. Таких было совсем мало, нетрудно перечислить. И мы сами, все вместе, были тому свидетелями, как каждого из них ломал и корежил Дьявол, как Лукавый уводил их от прямых ответов, как им самим было стыдно и как нам было стыдно за них.

И по должности, и по степени перенесенного позора на первом месте, конечно, министр Шукпутов! Чего стоит одна только его вторичная “явка с повинной”, когда ради отказа от неосторожно произнесенной в первый раз правды он выставил себя совершенно некомпетентным человеком? Не знающим ни одного из документов? Полагавшихся ему по службе!

Какую грань неуважения личного достоинства надо перейти, чтобы, дав присягу не уклоняться от ответов и говорить правду, упереться, как Мальчиш Кибальчиш насчет главной государственной тайны: кто же все-таки вторично погнал министра в Павлодар на суд!

И, уже просто как анекдот, на следующий день гостелевидение рассказало министру экологии, и всем нам, зачем он приезжал: оказывается, посмотреть, как на химзаводе удаляется “ртуть из бетона”!

И при этом ведь ничего в сторону обвинения Шукпутов так и не сказал, он всего лишь отрекся от роли еще одного свидетеля защиты.

Точно так же, как от такой роли пыталась увильнуть г-жа Тлеукенова, занимающая сейчас очень для нее ценный, судя по ее усилиям, пост заместителя начальника налоговой инспекции, а тогда работавшая юристом в акимате. Ей всего-то и требовалось сказать, что, визируя проекты приказов департамента госимущества, она тем самым подтверждала проверку их на соответствие законодательству. За что и получала зарплату. Но ради того, чтобы не говорить этих неприятных для понадеявшихся на нее обвинителей, и ее сегодняшних начальников, слов, она выставила себя, извините, полной дурочкой. Впрочем, проделала она это так умело, что может быть эта женщина и на самом деле никакой не юрист, а действительно полностью “левая”.

Вот, собственно, и все. Остальные персонажи уже освещены: это свидетель Тентекбаев, повторивший роль из фильма “Джентельмены удачи”: “тут помню, а тут не помню!” Это команда экспертов того же типа “тут знаю, а тут не понимаю”. Кстати, в этом деле есть еще один издевательский нюанс насчет этих “специалистов” из Центра судебных экспертиз: как ни смешно, но Центр оценки недвижимости, работу которого им было поручено забраковать, находиться в ведении … того же Министерства юстиции. Вот уж действительно, левая рука высекла правую!

Это замученный и больной, спрятанный от суда Рюмкин.

Это деятели из департамента здравоохранения, базы СМС и службы ЧС, которые дружно врали, в этом тоже убедился суд, насчет того, что склады фармзавода соответствовали инструкциям по хранению спецмедсредств и что сами эти склады были в отличном состоянии. Поскольку кое-кто из них был явно замешан в грешках по переезду в не готовое другое здание, вплоть до подделки документов, что также обнаружилось на суде. Все это не имеет никакого отношения к акиму Жакиянову, и никогда бы не обнаружилось, не случись этот заказной политический процесс, но вот он случился, и им пришлось чуток покривить душой, помогая следователям спрятать их собственные мелкие прегрешения под крупным обвинением акима.

И это, конечно, еще одно спрятанное от суда действующее лицо: руководитель следственной группы, старший следователь по особо важным делам подполковник полиции Кусаинов. От меня, кстати, он тоже прятался, когда я два раза прилетал в Павлодар, чтобы вручить ему документы на допуск защитников от ДВК. Подполковник полиции Цысь Нина Николаевна, отвечающая за пресс-службу УВД, была свидетелем, как он назначал мне свидание, как мы его ждали, и как он, будто школьник от учителя, бегал от меня.

Это то самое главное процессуальное лицо, которое часами беседовало с допрашиваемыми, а потом заносило в протокол только специально отобранные нужные ему слова, причем удивительно похожие в устах разных свидетелей. И одинаково не соответствующие действительности. Например, насчет того, что склады фармзавода были изначально построены для хранения спецмедсредств. А когда один из свидетелей на суде стал отказываться от записанных в обвинительном заключении собственных показаний, и мы ему их прочитали, он так прямо и признался: дескать, плохо читал то, под чем его заставлял расписывался следователь. Ну что тут скажешь!

Это тот следователь, который отдал на экспертизу не действующий правовой документ и вообще выдавал экспертам документы выборочно, что-то показывал из дела, а что-то и укрывал. Чем и обеспечил нужный обвинительный уклон. Это тот самый следователь, который сознательно укрыл от следствия ряд важных документов и обстоятельств, которых на суде открылось так много, что трудно все и перечислить.

Но такой “служитель закона” не один в этом деле.

Например, в суде не раз звучала фамилия начальника отдела областной прокуратуры Артыкбаева, который как раз тогда, когда и принимались все инкриминируемые акиму решения, ежемесячно получал их на контроль и констатировал их законность. А через два года, когда поступила команда создавать дело на лидера ДВК, тот же Артыкбаев, не догадавших даже подставить вместо себя кого-нибудь другого, выступает истцом в суде по отмене договоров приватизации и даже подписывает постановление о возбуждении уголовного дела. Это как же надо не уважать себя, и свою должность, чтобы фактически отрекаться от самого себя!

Господа обвинители: в вашем заключении написано, что обвиняемый Жакиянов “подорвал авторитет государственной власти”. Мы понимаем, вы не сами это придумали, а списали из Уголовного Кодекса, подобранная лидеру ДВК статья так требует. Но вы же сами на этом и попались! На самом деле авторитет государственной власти, и той, что действовала в Павлодарской области при акиме Жакиянове, и той, что скоро, вместе с ним, установится в Казахстане после реализацией программы ДВК, блестяще защитил на этом суде именно Галымжан Жакиянов! Вместе со многими другими работниками своей администрации, изгнанными с госслужбы, и свидетельствовавшими здесь. Этот авторитет защитил уволенный за ДВК бывший вице-премьер Ураз Джандосов, мы сами были тому свидетелями. А кто этот авторитет позорил, и позорил себя лично, мы тоже все видели и слышали. Но это еще не все.

Господин председательствующий!

У защиты было и остается право заявить Вам отвод, но мы не будем этого делать, потому что отвод требуется всему президентскому “правосудию”, а не судье Тарасенко Игорю Васильевичу. Судья городского суда Тарасенко, по крайней мере, профессионально играет свою роль, в отличие от судьи Верховного Суда Шаухарова, выписавшего заказанные шесть лет Мухтару Аблязову.

Вернее, судья Тарасенко хорошо играл свою роль до позавчерашнего понедельника, совпавшего с возвращением президента из второго отпуска, который начался как раз перед финалом процесса над Мухтаром. Вот когда нам было прямо-таки продемонстрировано, что суд, что называется, велено закончить в директивные сроки. Так буквально и было сказано: защита, дескать, пытается искусственно затягивать процесс. Но единственная искусственность на этом процессе — это обвинение, господин председательствующий, и Вы это сами знаете!

Защита же действительно никуда не торопиться, наша задача – в установленные законом процессуальные сроки попытаться, извините, отбить у суда записанные в УПК права обвиняемого на равенство сторон и состязательность процесса. В понедельник же суд нанес сокрушительный удар не просто по правам обвиняемого на объективное рассмотрение, но, фактически, по самому себе. Отклонить, буквально с ходу, неоспоримо аргументированные ходатайства защиты о приобщении к делу доктринальных заключений ведущих ученых страны, камня на камне не оставляющих от выводов так называемых экспертиз, это, господин председательствующий, не просто неоправданный, но и, прямо скажем, неосторожный поступок!

Чего стоит один только аргумент, что суд не принимает эти заключения как сделанные без предварительного предупреждения об уголовной ответственности! А как же с гарантированными УПК правами защиты представлять суду документы и доказательства, если Законодатель не дал нашей стороне, в отличие от следователей и прокуроров, права предупреждать о такой ответственности? А разве сами Вы, господин судья, получали профессиональные знания от преподавателей, предупрежденных об уголовной ответственности за сообщение заведомо ложных научных толкований? Теперь же, после прецедента, созданного в Павлодарском городском суде, нашему правовому государству придется приставить по полицейскому следователю к каждому университетскому профессору и доценту с тем, чтобы они расписывались об уголовной ответственности всякий раз перед тем, как выступают в студенческих аудиториях, публикуют свои научные статьи и, особенно, перед тем, как их приглашают консультировать правительство, парламент и Конституционный совет.

Пожалуй, с таким обоснованием может поспорить лишь следующий, выданный с ходу в этот черный понедельник аргумент отказа принимать доктринальные заключения: дескать, зачем их рассматривать, если есть такая поговорка, что где два юриста, там три мнения. Нет, мы, конечно, все понимаем, что в президентском суде, судящем главного политического противника президента, сколько бы ни было юристов со своими мнениями, на самом деле есть только одно повелевающее мнение, но зачем же, господин председательствующий, вот так прямо об этом в слух?!

Получается прямо по Рюмкину: не хотел оговаривать, но вот приходится…

Несомненно, такие процессуальные перлы войдут в историю казахстанского судопроизводства, но вряд ли их авторы будут рады такой своей славе. Тем более, что самопожертвование суда при защите фактически капитулировавшего обвинения от последней доктринальной атаки, не в пример подвигу Александра Матросова или 28 гвардейцев-панфиловцев под Москвой, оказались напрасными. Все равно ведь суду, как ему этого и не хотелось, все мы это наблюдали, пришлось в предыдущую пятницу выслушать прилетевшего из Алматы доцента Скрябина и тем самым узаконить искомой подпиской об уголовной ответственности одно из ключевых доктринальных заключений.

Мы готовы войти в положение: начальство, должно быть, сильно гневалось насчет допущенной слабины, но ведь слово допрошенного в зале суда специалиста — не воробей, выпустил его в протокол — назад не поймаешь! Так зачем же было в понедельник уже насмерть стоять, не допуская в зал прилетевшего из Санкт-Петербурга известнейшего казахстанского ученого, лучшего специалиста по финансовому праву, профессора Худякова и еще одного ученого алматинца Эдуарда Ли?

Вот вам еще один прецедент нашего прославленного национального гостеприимства в его судебном исполнении: Алексея Ивановича Худякова в Казахстане только дважды не пустили на порог. Первый раз это произошло на тоже уникальном действии – заочном процессе над Акежаном Кажегельдиным. На том суде не было подсудимого, зато присутствовали некие секретные свидетели за ширмой, а вот живому профессору права там места не нашлось. Согласитесь, совершенно замечательная параллель с тем, что повторилось в суде города Павлодара!

Повторю, все эти жертвы — напрасны, поскольку все доктринальные заключения суду все равно придется фиксировать в деле как произнесенные, например, при допросе подсудимого. Если, надеюсь, суд вообще не забудет об УПК. Со своей стороны, господин председательствующий, как говорится, для протокола, я включаю в эту свою речь все предоставленные Вам ранее защитой доктринальные заключения, благо тексты у суда имеются. Экономя время и труд секретаря суда, а также ваши, господа обвинители, нервы, я не буду их сейчас еще раз зачитывать, но прошу считать, что в этом месте речи они все произнесены.

В конце концов, дело не в этих заключениях. С ними или без них, обвинение все равно рассыпано в прах, разорвано на клочки и развеяно по ветру. И дело не в той беспримерной стойкости и, одновременно, в заметном нервном напряге, которые суд как бы вдруг начал проявлять в последний черный понедельник. Это всего лишь говорит о том, что наш суд, как и любой другой исполнительный орган президентского режима, может позволить себе лишь то, что ему разрешено… нет, ни законом, а вышестоящим начальством. И категорически не может сделать то, что, если это даже предписано Законом, начальство ему запрещает.

Вспомним не этот финальный, а тот первый, стартовый понедельник суда над лидером ДВК, когда все мы, после насильственной разлуки, увидели сильного и уверенного Галымжана и впервые лицезрели судью Тарасенко, который тоже всем нам, и, наверное, себе, понравился. Тогда ведь тоже существовали запреты, которые грамотный и опытный юрист и как бы процессуально независимый судья не мог нарушать. Тот же “домашний арест” — смотрите, какую насмешку над самим собой, правовой казус, анекдот для прокурорских курилок и студенческих аудиторий сотворил павлодарский суд в первый же день:

Тут же, на суде, было зафиксировано, что в обеспечение иска против подсудимого арестована квартира его супруги. Единственным основанием чего может быть только полная уверенность в том, что это именно то место, где проживает не только его супруга Карлыгаш, но и сам Галымжан. Другими словами, суд признал, что дом подсудимого – арестован. И сам подсудимый тоже – арестован. Но эти два арестанта – разъединены. Хозяин собственного дома помещен по “домашний арест” в другой “дом”!

И это — еще не весь анекдот. Еще смешнее, сквозь слезы, что “дом”, куда заключен Жакиянов, действительно является, как это и положено нормальному дому, не государственной, а чьей-то частной собственностью, на самом деле домом, вернее, — не домом, а ночлежкой, в которой, пока туда на военно-транспортном самолете не доставили бывшего акима, какие-то другие хозяева обстряпывали, то ли под одеялом, то ли за столом, свои частные, а может быть, и государственные, дела. Во всяком случае, горожане упорно утверждают, что эта частная собственность фирмы “Павлодар соль” имеет прямое отношение то ли к старо-новому акиму Ахметову, то ли к его близким людям. Вот вам и еще одно всемирное ноу-хау казахстанского правосудия: покрытый коммерческо-политической тайной альянс государственных органов уголовного преследования с неким предпринимателем, содержащим, то ли за свой личный счет, то ли за бюджетные деньги, эдакую помесь частной и государственной тюрьмы!

Судейскую мантию, господин председательствующий, Вы сняли на второй день суда, мы причину сразу поняли и с ней согласились: слишком жарко на улице и душно в этом крохотном для такого процесса зале. Так не отказывайте нам в праве объяснять народу причину того, почему наши “процессуально независимые” судьи не могут, подобно мантии, снять с себя и опеку начальства. Скажите, разве одно только это не есть подрыв авторитета суда и всей государственной власти?!

Господин председательствующий, в первый день суда Вы отложили рассмотрение не только этого, элементарно очевидного, ходатайства о приведении домашнего ареста в соответствие с УПК. Мы с Вами помним, что с собой в комнату, очень точно названную совещательной, Вы уносите для принятия решений еще много других отложенных ходатайств и документов.

С одной стороны, мы, конечно, понимаем причину этого. Ведь если все отвергать прямо по ходу заседания, тогда даже внешняя форма этого как бы открытого и как бы беспристрастного судебного разбирательства сразу бы лопнула по всем своим процессуальным швам под напором заказного политического содержания. И в таком случае само зачтение приговора похоронит в себе положительное рассмотрение всех этих отложенных доказательств. Благо, приговор можно читать, не отрывая глаз от бумаги.

С другой стороны, мы не исключаем, что конкретный судья Тарасенко может использовать уединение совещательной комнаты и более чем достаточную документальную базу для вынесения неожиданного для надзирающего начальства оправдательного приговора, который только и может быть обоснованным в данном случае.

Сам президентский суд и любой его служащий такого поступка совершить не в состоянии, это заранее ясно. Но конкретный человек, наедине с конкретными обстоятельствами — может, это не исключено. И такой поступок будет, на наш взгляд, единственно разумным не только с гражданских и профессиональных позиций, но и с позиций элементарного прагматизма, если принимающий его не враг своей профессиональной репутации и адекватно оценивает долговечность того неправового режима, которому сейчас приходится служить.

Но, повторю, мы на справедливость не рассчитываем и ничего от этого суда не просим. Поскольку каждый сам выбирает свое будущее, как сделали это аким Галымжан Жакиянов и министр Мухтар Аблязов.

Впрочем, господин председательствующий, нам кажется не лишним напомнить, что формально судья принимает свои решения самостоятельно, и по закону, который все равно, и очень скоро, начнет соблюдаться в государстве Казахстан, только он персонально отвечает за заведомо неправосудный приговор. Для советчиков же и указчиков, для фальсификаторов следственных дел и лжесвидетелей есть свои статьи УК и свои сроки давности.

Единственное насчет этих сроков, что своевременно сказать именно сейчас, так это то, что какой бы срок заключения не определил режим Председателю Политсовета ДВК, его собственный срок уже меньше.

Уважаемые присутствующие!

После суда над Мухтаром Аблязовым в Казахстане заговорили о появлении Вышинского и 37 годе. Я думаю, что параллель здесь только одна. Она в том, что режим, начинающий истреблять своих, непременно пожрет и самое себя. Но 37-й год не повторится — не то время и не тот масштаб. Сталин в отпуск во время процессов над “врагами народа” не уходил, а лично за судопроизводством через специальное оконце наблюдал и все организовывал. Он отрядил на роли судей и обвинителей самые высокие чины своего режима, и даже сами жертвы, его бывшие соратники, играли свои трагические роли строго по сценарию.

А сейчас что мы имеем? Так, мелкая бесовщина, халтура, тяп-ляп, на скорую руку, все швы – наружу. То ли бестолковость, то ли скрытый саботаж третьестепенных исполнителей внизу, и испуганная как бы непричастность наверху. Вот эта до предела натянутая, и уже перетянутая, струна бессильного испуга режима, толкающего его на борьбу против персонально лидеров ДВК, и на борьбу против политических партий, — она долго так дрожать не сможет. Либо лопнет, либо придется ее отпускать.

Вы знаете, я так скажу: не стоит нам ругать исполнителей этого заказного уголовного дела на бывшего акима. Наоборот, надо нам их поблагодарить за неслучайный подбор всех трех эпизодов, ему вмененных. Не знаю уж, какой дьявол руководил их помыслами на тот момент, но выбор они сделали ну просто безошибочный!

Речь моя подходит к концу, но все же давайте коротко, отбросив все подробности, благо мои коллеги, подводя юридические итоги, уже досконально доказали, что все было сделано не просто по закону, а образцово-показательно, изложим самую суть того, что же на самом деле “натворил” аким Жакиянов. Подробности и доказательства останутся в томах дела, а вот такой нормальный рассказ, который люди поймут и запомнят, он пойдет гулять по стране. Смотрите же, какой замечательный рассказ о делах акима Жакиянова получается.

Первые два эпизода: Песчанский завод РМЗ и рудник Торт-Кудук. Оба предприятия – градообразующие для своих маленьких поселков, только от них зависит сама их жизнь, и оба, благодаря реформам правительства, безнадежно лежат на боку. И таких по стране – тысячи. Наконец, правительство соображает, что надо хотя бы попытаться передать их в управление тем кто возьмется, обещая им последующий выкуп. Само собой, ни Александр Машкевич, ни Тимур Кулибаев управлять такой рухлядью в села не ринулись, зато кое-где действительно нашлись такие местные чудаки-энтузиасты.

В Песчаном нашелся Алекпаров, выпускник КИМЭП, с языками, знанием экономики и современного менеджмента. Ему бы работать в мощном бизнесе, даже из России предлагали хорошие места, а он, видите ли, не смог видеть в разрухе родное село.

В Торт-Кудуке учудила корпорация “Ремас”, тоже никакие не пришельцы, а отечественные производственники и ученые-горняки, не от хорошей жизни вынужденные применять свой профессионализм на вторичной переработке отработанных хвостов. Поскольку все, что порентабельнее да побогаче роздано иностранцам. Опять же, “с жителями породнились, не по человечески их бросать” – помните, так нам с грустью и досадой сказал на суде руководитель “Ремаса” Абдуев.

При таких управляющих, не без трудностей, конечно, дело пошло, предприятия заработали, люди получили зарплату и надежду, бюджеты – первые выплаты. А тут как раз правительство принимает постановление о передаче этих объектов в коммунальную собственность. То есть опять же сбрасывает со своей шеи на местные власти и местные бюджеты всю эту обузу. И аким Жакиянов, не только по своему законному праву собственника, но уже и по обязанности, принимает решение об адресной продаже госакций этих объектов их управляющим. Причем до этого сам едет на место, в оба поселка, убеждается, что люди не случайные.

И действительно ведь — получилось, и до сих пор получается, предприятия работают, поселки живут. И знаете почему? Потому что сделки приватизации, отмененные ради заказа на осуждение Жакиянова, на самом деле не отменены, управляющие так и работают, надеясь, что все восстановится.

И еще надо сказать, что именно “преступные” РМЗ и рудник – это удачно проданные объекты, в отличие от двух других аналогичных — “Автомобилист” и “Транссервис”, которые не удалось продать только потому, что от такой покупки сами покупатели отказались. И только потом, с аукциона, они ушли по ценам в несколько раз ниже. Но за это – никого не судят!

Общий вывод такой: за что за что, а за спасение Песчанки и Торт-Кудука акима Жакиянова надо награждать!

Теперь эпизод номер три: обмен складов.

Здесь на самом деле целый букет безобразий, за которые если не тюрьму сажать, так с должностей надо снимать, это точно.

Первое безобразие — то, что довели до ручки базу СМС в Песчаном: помещения текут, охраны нет, вместо связи – стучат по рельсу и так далее.

Второе нарушение: то, что вообще стали перевозить базу в город, вопреки инструкции, да еще в четырехэтажное здание, когда инструкция требует одноэтажности, да еще без целого ряда необходимых спецпомещений, да без отдельного въезда и так далее.

Третье безобразие: то, что отвели под эту базу технологические склады показанного президенту и погубленного фармацевтического завода, будто не надеялись, или специально не хотели, этот завод когда-нибудь поднять.

Четвертое безобразие: то, что переезжали почти два года, а перевезли всего одну треть, хотя начальство сразу переехало.

Единственное светлое пятно в этой истории, так это именно “продавленный” Рюмкиным обмен складов, в результате чего и “Ремас” крупно выиграл, и бюджет получил мощную подпитку, и государственная база СМС тоже выиграла.

Вот на этом, что такой обмен для базы СМС тоже был выгоден, надо сказать особо, потому что именно это очевидное обстоятельство следствие поставило с ног на голову.

Давайте зададим простой вопрос: а почему, собственно, акимат в лице первого зама, начальников из департамента здравоохранения и руководства самой базы не ответило положительно на первоначальное предложение “Ромата” выкупить назад принадлежавшие фармзаводу склады? Ведь если эти склады, как дружно пытались утверждать медики и ЧС-ники на суде, действительно были и лучше и дороже чем те, куда им предстояло переехать, ну так и продали бы они “Ромату” просимое, да за эти деньги купили бы, с запасом, базу “Теплокоммунэнерго”, сами бы отремонтировали как им надо и переехали. Зачем им понадобилась, чтобы не они, а частный “Ромат” выкупил для них новую базу и сам финансировал ее приспособление под государственные спецсклады? Зачем понадобились все эти многоступенчатые маневры с договорами мены, если государство, как утверждает обвинение, меняло лучшее на худшее?

Если бы этот вопрос мы задали укрываемому обвинением от суда Александру Васильевичу Рюмкину, мы получили бы элементарно простой ответ: конечно же, база по Камзина, 33 не стоила тех денег, которые “Ромату” пришлось выложить за базу по Комбинатской, 35. Такова была реальная рыночная коньюктура в Павлодаре, которую хорошо знал опытный хозяйственник Рюмкин, грамотный предприниматель Ракиш, да и начальник базы Кубай, наверняка, тоже. Сколько бы, по заданию начальства, ни пытался вывернуть этот факт наизнанку не знающий ни павлодарского рынка недвижимости, ни арифметики эксперт Светоносов.

Поэтому сделка по обмену складов была не только законной, но и очевидно выгодной государству. Единственное, о чем приходится сожалеть, это о том, что к передислокации базы СМС никаким образом не причастен аким Жакиянов. Потому что автору этого обмена, как правильно сказал на суде Ракиш, надо дать орден!

Что осталось сказать в заключение? Самое главное: в том, что задание по уголовной дискредитации Галымжана Жакиянова, как до него Мухтара Аблязова, позорно провалено, заслуга, конечно, не олухов от режима.

Здесь само Время приложило свою руку. Время потребовало появления новых лидеров национального масштаба, которые доказали бы не только мужество и стойкость, но свою чистоту перед Законом. Всем нам, всему народу Казахстана, всем нашим друзьям за рубежом было надо, чтобы и Мухтар, и Галымжан именно в президентских судах доказали свою не только моральную, но и юридическую правоту. Они это сделали!

И никакой приговор этого уже не изменит!