Имматрикуляция Нурболата Масанова. Часть вторая

Продолжение, начало см. здесь

В 80-ые г.г. на страницах популярнейшего тогда всесоюзного журнала “Вокруг света” стали появляться публикации нового работника его редакции Мурата Аджиева, кумыка по национальности и москвича по прописке. Ничем новым для этого издания они тогда не отличались. К началу 90-ых гг. Мурат Аджиев, поддавшись, видимо, влиянию того времени, отмеченного возрождением у народов распадающегося Советского Союза интереса к своим собственным этническим истокам, заинтересовался историей кумыков и казачества, происхождение которых, как ему представлялось, восходит к одному средневековому народу – кыпчакам или половцам. В статье под названием “Кумык из рода половецкого”, появившейся в одном из номеров “Вокруг света” в 1992 году, он поделился с читателями своим видением этногенеза казачества, которое ломало привычные представления россиян об этническом происхождении казаков. Публикация вызвала большой резонанс. Российские историки, отбросив в сторону заговор молчания применительно к теме нынешних наследников половцев, вынуждены были справедливости ради открыть М.Аджиеву и введенным им в заблуждение читателям “Вокруг света” глаза на такую объективную историческую очевидность, как то, что эти самые кипчаки были народом азиатским или же, иначе говоря, монголоидным и что их современными наследниками как по культуре и бытовой специфике, так и по расовой идентичности являются ногайцы. Казалось бы, вопрос исчерпан и для автора названной статьи смысла возвращаться к нему нет. Доводы профессиональных историков касательно того, кто же в действительности является прямым наследником половцев, явно убедили М.Аджиева. Но он не забросил эту тему, а наоборот, стал дальше развивать, обращаясь при этом уже к национальному сознанию казахов, являющихся самыми близкими родственниками проживающих ныне на Северном Кавказе ногайцев.

И тогда в Москве снова разразился скандал. Причем в этот раз он разворачивался не в историко-страноведческой, а в куда более широкой общественно-политической сфере. Особенно накалились страсти в марте 1994 года, когда идеи М.Аджиева обсуждались на страницах “Независимой газеты”. Один из оппонировавших с ним российских докторов наук назвал его “Олжасом Сулейменовым нашего времени” и высказал надежду, что казахский народ не пойдет на поводу радикального национализма в духе автора “АЗиЯ” и его идейного наследника из современной Москвы.

Так, март 1994 года в судьбе О.Сулейменова оказался поворотным моментом. В той влиятельнейшей великодержавной среде Москвы, где в 1975 году его “Азия” была принята в штыки, его все еще продолжали считать вдохновителем и предводителем “радикального казахского национализма”, а для элитных административных и литературно-творческих кругов Алматы уже стало выгодно лепить из него образ “антиказаха”. Так он в начале третьего года государственной независимости своей родины, за честь и достоинство коренного народа которой он неоднократно и зачастую в единственном лице постоял, снова сделался “белой вороной”. Только уже — “антиказахской”. В советское время мало кто из казахских знаменитостей согласился бы добровольно принять на себя “славу” деятеля, возвеличивающего казахское прошлое, да еще не какое-нибудь там, а, как тогда было принято говорить, “ханско-феодальное”. Потому что она могла стоить не только материально-социального благополучия, но и свободы. За 2 с лишним десятилетия до выхода “АЗиЯ” О.Сулейменова историк Е.Бекмаханов дорого поплатился за аналогичное деяние. Горький урок его примера был настолько хорошо усвоен казахской гуманитарно-научной и литературной общественностью, что вплоть до 70-ых г.г. она не выдавала ничего такого, что могло бы поддерживать функциональность казахского национального общественного сознания. И оно как бы впало в спячку. А в это время не только у грузин и армян, но и даже азербайджанцев и узбеков беспрепятственно появлялись научно-исторические, культурологические и художественные произведения, возвеличивающие прошлое этих народов.

А в Казахстане же одно только подозрение на наличие чего-либо аналогичного в любом продукте публичного творчества могло вызвать у коллег по цеху позыв к написанию разоблачительного письма в инстанции. А поскольку тут почти все старались не терять бдительности, зачастую кое-кого их конкуренты или просто недоброжелатели в своих обращениях в контролирующие или курирующие учреждения делали националистами, основываясь лишь на собственных эмоциях.

Появление “АЗиЯ” в 1975 году имело эффект взорвавшейся бомбы именно потому, что такое произошло в обществе, где за любой шаг, направленный на пробуждение национального самосознания соплеменников, свои же единокровные коллеги могли сдать как следует и куда следует. В первые годы независимости президент Н.Назарбаев в ответ на требования общественности открыть все архивы прямодушно заявил, что, если он даст этому произойти, в элитной среде общества разразится открытая и бесконечная междуусобица. Из этого откровения следует, что в хранилищах накоплен огромный запас разоблачительных заявлении наших именитых деятелей друг на друга.

И можно с изрядной долей уверенности предположить, что значительная их часть содержит обвинения в “казахском национализме” тех, на кого они были написаны. В конце концов, ясно же, что знаменитая формулировка о “казахском национализме” из постановления заседания политбюро ЦК КПСС, на котором рассматривались декабрьские события 1986 года, возникла не на пустом месте… И тут можно также высказать другое предположение – о том, что объектом не одного десятка подметных писем так называемых “разоблачителей национализма” является О.Сулейменов. Не могло же не отозваться ему то, что “декабристы”, по формулировке вышеназванного постановления официально признанные “казахскими националистами”, скандировали тогда имя именно Олжаса, а не тех, с чьей легкой руки он нынче в обществе, где идея права на национальное самоопределение вышедших тогда на площадь имени Л.Брежнева реализовалась, почти также официально объявлен “антиказахом”. И наверняка среди авторов тех писем немало таких, кто в 90-ые гг. лепил из него уже образ “врага казахов”. Вот такая ирония судьбы. Нет, не О.Сулейменова и ему подобных, а всего казахского общества.

Пример Н.Масанова еще одно подтверждение правоты такого рода вывода. В 1986-87 гг., когда для любой общественно значимой персоны оказаться обвиненным в просто национализме было все равно что подвергнуться акту “гражданской казни”, на него в отдел науки всемогущего тогда ЦК компартии его коллегами, которые, можно предположить, были старше его по возрасту и по званию, написано заявление, выставляющее его “идеологом казахского национализма”. Теперь же, когда О.Сулейменов находится как в почетной ссылке за рубежом, ему принадлежит пальма первенства в “споре” за звание “самого злостного антиказаха”.