Правоприменительная практика в средствах массовой информации Узбекистана: в чем проблемы?

События последнего времени: процесс демократизации СМИ пошел

7 мая был отправлен на пенсию главный “ревизор” прессы Эркин Камилов, сотрудник Главной инспекции по охране государственных тайн в печати, или, проще говоря, цензуры, а 13 мая 2002 года в Узбекистане прекратил свое существование сам институт цензуры – политический орган правительства, который с момента образования независимой республики осуществлял тотальный контроль за всеми печатными изданиями, не допуская инакомыслия и противодействуя всем демократическим принципам свобод и прав человека. Конечно, официально цензуры в СМИ не существовало, поскольку это противоречило 67 статье Конституции, однако, как отметила эксперт Тамила Абдуллаева, “положения этой статьи были написаны для виртуального мира, но которые применялись для нашего”. И только через одиннадцать лет положения Основного закона стали исполняться, но при этом государство намекнуло всем редакторам печатных и электронных изданий, что с этого момента они сами несут ответственность за каждое слово, что в свою очередь породило в масс-медиа самоцензуру – явление, может, страшнее и опаснее самой цензуры.

10 июня делегация Комитета по защите журналистов (Committee to Protect Journalists — CPJ) провела пресс-конференцию в Ташкенте, на которой высказала свое мнение в отношении состояния прессы в Узбекистане. “Хотя весь мир внимательно следит за поведением Узбекистана в том, что касается прав человека, правительство Каримова продолжает подавлять все попытки по установлению свободы слова в стране”, — сказал Питер Арнетт, лауреат премии Пулицера, член правления CPJ. Делегация призвала освободить трех узбекских журналистов, находящихся в заключении за выполнение своих профессиональных обязанностей: Муххамеда Бекжанова и Юсуфа Рузимурадова из запрещенной оппозиционной газеты “Эрк” и Маджида Абдураимова из республиканского еженедельника “Янги Аср”, а также предоставить гарантии безопасности для возвращения из-за рубежа на родину руководителя хорезмского частного телевидения ALC Шухрату Бабаджанову.

Некоторые предложения CPJ в сфере реструктуризации и правовой защиты масс-медиа были позитивно восприняты правительством Узбекистана. Так, 3 июля Президент Ислам Каримов подписал Указ “О совершенствовании управления в области печати и информации”, в результате которого Государственный комитет по делам печати реорганизовался в Узбекское агентство по печати и информации, функции этой организации не носят репрессивный характер и больше интегрированы к системе демократического управления. Более того, Указом определено, что Агентство “вправе в судебном порядке прекращать действие лицензии и свидетельства о регистрации”, тогда как статьей 16 Закона Республики Узбекистан “О средствах массовой информации” говорится, что “прекращение выпуска или издания средства массовой информации возможно по решению учредителя или зарегистрировавшего средство массовой информации органа, либо суда” . То есть было странным приравнивать функции Госкомпечати к судебному органу, и поэтому после президентского указа, вероятно, необходимо внести эту демократическую поправку. Кстати, пунктом 4 данного Указа устанавливается, что Агентству “категорически запрещается осуществлять цензуру, редактирование, запреты и иные формы незаконного вмешательства в деятельность средств массовой информации”, тем самым косвенно подтверждая, что предыдущий орган все же этим занимался.

Между тем правительство смотрит на СМИ не как на свободные и независимые каналы вещания и информации, а как на подведомственную структуру. Например, в одной из директив Агентству по делам печати и информации было сказано, что это ведомство должно обеспечить освещение мероприятия в средствах массовой информации Узбекистана. Чиновники совсем “запамятовали”, что цензуру – орган по внедрению решений, мыслей, идей и идеологии правительства в сознание народных масс и контроля над недопущением инакомыслия, через который давались установки, что можно публиковать, а что нет, – они как бы ликвидировали еще в мае 2002 года. И как Агентство теперь может заставить независимые масс-медиа опубликовать статьи об этом мероприятии, если оно, может, совсем не интересует как редакцию, так и читателя? Об этом власть не подумала. А может, решила, что ниточки, за которые можно дергать прессу, все-таки сохранились. Скажем, налоговая инспекция – лучшее лекарство от болезни “свобода”, прокуратура – воспитательный инструмент для тех, кто мечтает о независимости, СНБ – карательный меч для инакомыслящих, милиция – для неправильно понимающих Конституцию. После этого журналисты начинают задумываться, а где та граница, за которой есть свобода и независимость, и неужели придется постоянно жить и работать там, где принуждение, страх, репрессии – явления вполне заурядные и привычные для авторитарного общества.

Что ни говори, а в Узбекистане сформировалась относительно широкая система правовой деятельности средств массовой информации. Это законы о СМИ, об издательской деятельности, об информатизации, о связи, о рекламе, о гарантиях и свободе доступа к информации, об авторском праве и смежных правах, о защите профессиональной деятельности журналиста, об архивах, о телекоммуникациях, а также уголовный, гражданский, налоговый кодексы, указы президента и постановления правительства, регулирующие сферу масс-медиа. Несмотря на такое обилие нормативных актов, как показывают социологические опросы, проведенные в журналистской среде, лишь 31% знают о таких законах и только 16% обращались к ним при выполнении своих профессиональных обязанностей. И журналисты будут игнорировать свое правовое поле, “…пока вас не выгонят с пресс-конференции или с места событий, не конфискуют блокнот, не засветят фотопленку, не снимут с полосы или из эфира критический материал и т.п…”, – пишет в “Кратком юридическом справочнике для журналиста” эксперт Р.Гафуров.

Таким образом, несмотря на единую историю, схожесть менталитета, религии и языка населения, состояние демократии в Казахстане и Узбекистане разное, и это прямо отражается на развитии средств массовой информации. “Наши журналисты более смелые в добыче информации, ее анализе и опубликовании, они знают, что можно в любой момент обратиться к юристам, которые окажут необходимую защиту, их поддержат и другие собратья по ремеслу, — говорит корреспондент казахстанской газеты “Караван” Руслан Минулин. – Но такого положения я, к сожалению, не заметил в Узбекистане: здесь все чего-то боятся и смотрят в рот правительству: мол, как нужно залаять и на кого. Это ненормальная ситуация для журналистики”.

Приведем еще одно мнение участника электронного форума – “Роберта”, который написал следующее: “Глубокое подсознательное недоверие к любого рода свободному проявлению позиции на страницах газет вызывает болезненную реакцию у власти. Свобода СМИ усиленно ассоциируется с продажностью. Это прежде всего выгодно власти, т.е. тем кланам, которые пришли в начале 90-х и не хотят упускать теплые места. Как известно, отсутствие ротации элиты рано или поздно приводит к кризису управления государством, независимо от первоначальных талантов правителей”. С другой стороны, “Роберт” не просто анализирует, но и предсказывает ситуацию: “Если надежда на изменение ситуации? Конечно, есть. Но с каждым днем она тает. Счетчик времени неумолимо приближается к пропасти, из которой выхода, скорее всего, нет. Только новое поколение узбекистанцев, свободное как от коммунистического прошлого, так и от этнонационалистических устремлений, способно дать жизнь новому Узбекистану. Верится в это с трудом. Но надежда все-таки есть”.

Согласно социологическому опросу, проведенному среди представителей масс-медиа Центром “Палитра”, значительная часть журналистов в Казахстане и Узбекистане хотели бы стать независимыми, но в то же время в Кыргызстане более 2/3 думают работать только в штате редакции, видя в этом свое материальное благополучие (см. таблицу № 2).

Если посмотреть на таблицу № 3, то можно увидеть, что существует разница в желаниях журналистов Центральной Азии, в каком СМИ работать. Так, в Кыргызстане и Узбекистане около 1/5 из числа опрошенных захотели работать на национальную прессу, тогда как в Казахстане таких оказалось более 1/3. По мнению экспертов, это объясняется тем, что в Казахстане сотрудники редакций отечественных СМИ имеют возможность получать более высокую зарплату, нежели их коллеги из соседних республик.

Касаясь вопроса “Почему Вы хотите работать на иностранное СМИ?”, ответы узбекских респондентов распределились следующим образом:

Затронем другую, порой самую главную часть проблемы функционирования масс-медиа в Центральной Азии: это цензура, которая проявляется в разных ипостасях: в Туркменистане – это политический орган запрета (типа средневековой инквизиции), а в Казахстане и Кыргызстане — это форма технической цензуры (отказ типографии в печатании издания, отключение электроэнергии для электронных СМИ в момент эфира, лишение лицензии под предлогом, что не выполняется закон о государственном языке и т.д.). Как говорилось выше, в Узбекистане до 13 мая цензуру осуществляли “Узлит”, а также министерства и ведомства. Например, Министерство внешних экономических связей Республики Узбекистан осуществляет цензуру всех статей, которые проходят в газете “Деловой партнер Узбекистана” (поскольку МВЭС – учредитель данного издания). Здесь речь идет не о защите государственных тайн и секретов, а об элементарной цензуре, когда снимались с полос статьи, в той или иной мере не устраивающие власти. Более того, цензор с “Узлита” иногда отправлял на “экспертизу” статью в ведомство, которое в той или иной мере курировало отрасль или описываемое событие, в частности, такая практика бывала со статьями о внешней политике (цензором-экспертом выступает МИД), криминальной ситуации (МВД, прокуратура), авиации (НАК “Узбекистон хаво йуллари”) и пр. Между тем в ст.14 Закона “О защите профессиональной деятельности журналиста” отмечается: “Должностные лица государственных органов, органов самоуправления граждан, общественных объединений, предприятий, учреждений и организаций несут ответственность за осуществление цензуры”. В правоприменительной практике Республики Беларусь на сей счет в статье 4 Закона “О печати и других средствах массовой информации” записано, что “не допускается создание и финансирование организаций, учреждений, органов либо должностей, в задачи или функции которых входит осуществление цензуры”. Такого положения нет в узбекском законодательстве, и поэтому практически каждое ведомство, получая запрос из “Узлита”, осуществляло цензорские функции.

Как видно из таблицы № 4, подавляющее число журналистов подтверждают, что цензуру осуществляют правительственные структуры, которые не допускают инакомыслия и тем более анализа недееспособности (неэффективности) их деятельности. В свою очередь редакции, опасаясь возможного давления со стороны органов власти, тоже проводят предварительную цензуру и снимают статьи (некоторые положения статей), которые критикуют те или иные стороны общественной жизни, чиновника или государственно-политическую систему. Как ни парадоксально, но и сами журналисты осуществляют самоцензуру, не желая иметь проблемы с кем-либо или опасаясь за свою жизнь. Как заявил Михаил Гуральский, журналист из “Ташкентской правды”, “очень трудно убить в себе “дракона” – страх перед властями, возможными репрессиями за свою статью и взгляды. Самоцензура – очень опасный для журналистики процесс, она ведет к самозагниванию и разложению человека как профессионала, превращает в безликое и бесхребетное существо”.

Приведем такой факт самоцензуры: организаторы одной международной конференции, прошедшей 28 мая 2002 года в Ташкенте, подготовили благодарственное обращение к Президенту Республики Узбекистан Исламу Каримову за оказанное содействие в проведении этого форума, а один из соорганизаторов готов был оплатить правительственной газете “Правда Востока” публикацию этого обращения на правах рекламы. Каково же было удивление международных экспертов, когда в редакции им сказали, мол, нужно разрешение Аппарата Президента (лучше всего, виза самого главы государства), чтобы опубликовать это обращение. Насколько это этично, чтобы человек подписывал документ, в котором его самого благодарят, –в редакции не уточнили, но без этого они отказывались от тех денег, о которых мечтали любые коммерческие (самофинансируемые) издания. На вопрос, а кто в Аппарате Президента визирует подобные материалы, вразумительного ответа не последовало. Сама редакция этого не знала, ведь раньше об этом “справлялась” цензура. “Получается , как в сказке: иди туда, не знаю, куда, принеси то, не знаю, что”, — так прокомментировала эту “чудную” ситуацию одна из журналисток.

В узбекском законодательстве зафиксировано такое понятие как журналист. В частности, в статье 3 Закона “О защите профессиональной деятельности журналиста” оговаривается: “журналист – лицо, которое состоит на службе средств массовой информации Республики Узбекистан или иностранного государства либо работает на договорной основе и занимается сбором, анализом и распространением информации по определенной тематике”. То есть, в данном тексте дается конкретная увязка отношения журналиста с СМИ, то есть через трудовое соглашение, и только это позволяет считать журналиста таковым. Статья 8 Закона “О средствах массовой информации” считает сотрудником редакции такое лицо, которое состоит “в штате редакции и занимающееся сбором, анализом, редактированием и подготовкой материала”.

Однако, если даже такая законодательная статья и появится в Узбекистане, то это еще не свидетельство того, что оно будет выполняться исполнительными структурами и здесь невозможно проявление злоупотреблений. Довольно часто это происходит в рамках других статей. Например, статья 29 национального закона о СМИ гласит: “Представительства и представители иностранных средств массовой информации осуществляют свою деятельность в Республике Узбекистан после аккредитации в Министерстве иностранных дел Республики Узбекистан”. Далее, в пункте 6 “Основных правил, регулирующих на территории Республики Узбекистан профессиональную деятельность корреспондентов средств массовой информации иностранных государств” написано, что “решение об аккредитации постоянного корреспондента принимается Министерством иностранных дел Республики Узбекистан в срок не более двух месяцев”. Как же эти положения выполняются на самом деле? Рассмотрим некоторые факты. Так, около двух лет ждал аккредитации корреспондент информационного агентства “Рейтер” Шамиль Байгин; так, не получил в 1995 году аккредитации представитель газеты “Финансы России” Алишер Азимов; такая же ситуация сложилась с бывшим представителем шведского журнала “Центральная Азия и Кавказ” в Узбекистане Александром Джумаевым, а с 9 августа 2001 года по настоящее время ждет официального статуса нынешний представитель данного издания. На все его письменные запросы МИД хранит молчание, а на телефонные звонки сотрудники министерства отвечают, что вопрос не решен и неизвестно, когда будет рассмотрен. Внешнеполитическое ведомство в то же время не выдает и письменного отказа, так как очень сложно обосновать свою позицию изданию, которое пользуется популярностью в демократически развитых государствах и освещает ситуацию в Узбекистане с научной точки зрения. Кроме того, здесь вступает в силу и статья 14 Закона “О защите профессиональной деятельности журналиста, в которой отмечается, что должностные лица несут ответственность за “воспрепятствование законной профессиональной деятельности журналиста путем необоснованного отказа в аккредитации или неоправданного прекращения аккредитации”. Но, скорее всего, местные чиновники не знают этой статьи.

Как видно из этого, сами органы управления и власти порой не признают и тем более не исполняют законы, поэтому журналистам весьма сложно ссылаться на те или иные нормативные акты. Хотелось бы отметить, что такая практика уже стала традицией в информационном пространстве республики. По некоторым сведениям, решения об аккредитации иностранных журналистов часто принимаются спецслужбами. “Лица, которые продолжают работать на иностранные СМИ, но при этом не аккредитованы, могут быть обвинены правительством в шпионаже, подрывной деятельности и других статьях, которые отражены в Уголовном кодексе Узбекистана”, — отмечает один из узбекских журналистов, работающий на российское издание. Подобное обстоятельство порой усложняет работу репортера, поскольку он занимается своей профессиональной деятельностью как бы нелегально. “Любой журналист, который прибыл на место события, но у него не оказалось бумаг об официальной аккредитации, имеет все шансы получить неприятности от властей”, — высказывает свою точку зрения Тамила Абдуллаева.

Еще одна проблема – это охрана государственных секретов. Общепринято во всем мире, что доступ к таким секретам имеют те лица, которые получили разрешение на это от соответствующих структур (спецслужб, правоохранительных и пр.), но между тем статьей 6 Закона о СМИ Узбекистана не допускается использование средств массовой информации для “разглашения государственной или иной охраняемой законом тайны”. Казалось бы, что это касается только лиц, которые располагали такой тайной. Но на практике все может быть иначе, то есть, если журналист написал статью, в которой имелись элементы государственной тайны, но при этом этот журналист не имел никакого доступа к секретам, его могут привлечь по статье 162 Уголовного кодекса “Разглашение государственных секретов”. Там записано, что “разглашение или передача государственных секретов… лицом, которому эти сведения… стали известны по роду профессиональной деятельности, при отсутствии признаков измены государству наказывается лишением свободы от трех до пяти лет”, а при тяжких последствиях – от пяти до восьми лет”. Мотивировка следствия может быть такой: “стали известны по профессиональной (то бишь, журналистской) деятельности”. Более того, в ст.10 Закона “О защите государственных секретов” отмечено, что “защита государственных секретов – обязанность… граждан Республики Узбекистан”, то есть к ответственности можно привлечь и простых граждан, которые, может быть, и не знали, что что-то ими написанное является секретом. Так, один из журналистов сказал, что опубликовал в “Правде Востока” свою точку зрения на развитие экспортного потенциала республики, а потом заместитель министра внешних экономических связей, который одновременно являлся и сотрудником спецслужб, требовал от него объяснений, откуда он взял данные и почему рассекретил какие-то тайны. “Парадоксально, что мои мысли оказались близкими к секретным, хотя я не имел никакого допуска к гостайнам и не располагал никакими официальными данными по данной сфере экономики, все написанное в газете – это результат моего умозаключения”, — признался журналист в приватной беседе.

В нынешних условиях очень сложно определять, какая информация относится или нет к государственным секретам. Казалось бы, на это есть законодательная статья 5, в которой “засекречивание и рассекречивание информации производится в соответствии с настоящим Законом, Положением о порядке определения и установления степени секретности сведений и Перечнем сведений, подлежащих засекречиванию в Республике Узбекистан, утверждаемыми Кабинетом Министров Республики Узбекистан”. “Поскольку в Узбекистане публично не опубликованы и держатся в секрете эти вышеуказанные документы, то до сих пор ни один человек не привлечен и не может привлекаться к ответственности за разглашение государственных секретов, — таково мнение известного узбекского журналиста и юриста Карима Бахриева из “Интерньюс-Узбекистан”. – Для нормального функционирования правового государства эти документы должны быть опубликованы и доступны всем гражданам, которые должны их соблюдать и нести ответственность в случае их нарушения. Это избавит власти от предварительной проверки всех текстов материалов СМИ, что является фактом цензуры, и поэтому является фактически преступной деятельностью”. Он же добавляет, что “органы, следящие за сохранением государственных секретов, могут выполнять свои надзорные функции после опубликования, оглашения или показа материалов СМИ, в том числе наказать виновных”.

Далее, еще один парадокс – “журналистское расследование не должно оказывать воздействия на ход следственного и судебного процесса” (ст. 9 Закона о СМИ). В то же время статьей 2 Закона “О судах” оговаривается, что “судьи независимы, подчиняются только закону. Какое-либо вмешательство в деятельность судей по отправлению правосудия недопустимо и влечет ответственность по закону”. Таким образом, если судопроизводство полностью независимо, то как журналистское расследование может оказать воздействие на ход следственного и судебного процесса? Особенно учитывая и тот факт, что статьей 6 Закона о прокуратуре записано, что “…вмешательство органов… средств массовой информации в деятельность прокуратуры… запрещается”. Если журналист в своей статье даст оценку о ходе расследования, то он, получается, практически попадает под действие уголовного кодекса. Но в других странах СМИ является одним из элементов получения истины. Например, в России журналисты часто пишут о своих погибших товарищах – Дмитрии Холодове (газета “Комсомольская правда”) и Владиславе Листьеве (ОРТ), хотя по данному делу уже много лет ведется следствие. Никто из судебных или правоохранительных инстанций не обвинил СМИ в том, что они пытаются оказать давление или воздействие на них.

Другое положение – это запрет публиковать материалы предварительного следствия без письменного разрешения прокурора, следователя или дознавателя (ст.6 Закона “О СМИ”). “Если бы журналисты ждали результатов официального расследования гибели атомохода “Курск”, то мир ничего не узнал бы об этой трагедии в августе 2000 года, — отмечает Руслан Минулин. – Пресса собрала множество мнений экспертов, специалистов, которые своими предположениями, гипотезами способствовали расследованию. Разве нужно было разрешение прокуратуры на это? В вашем узбекском законодательстве в статье 3 закона о СМИ написано, что “каждый имеет право выступать в средствах массовой информации, открыто высказывать свои мнения и убеждения”. Почему журналист не может просто высказать свое мнение, не обращаясь за информацией к следствию? Были ли напечатаны в местной прессе результаты суда в отношении членов семьи Кораевых, которые в Бухаре совершили убийство шестерых людей, их органы продавали за рубеж для трансплантации, а мясо сдавали в местный ресторан? Нет, зато это сделали иностранные СМИ!”

Эти слова являются признанием того, что государство осознает степень важности масс-медиа в реформировании экономической и политической системы, тем более демократизации общества и борьбы с коррупцией, а события последних месяцев в Узбекистане в сфере информации свидетельствуют о том, что правительство больше не поворачивается спиной к журналистам и начинает с ними сотрудничество. “Поразительно, но я сейчас читаю газеты с большим удовольствием, — отметил один из преподавателей вуза, с которым я беседовал о ситуации в СМИ. – Раньше я их даже в руки не брал – нечего было читать, там не было реальной информации, а сейчас появляются “крутые” статьи о произволах чиновников, коррупции, мнения экспертов, которые отличаются от голоса правительства, и это мне еще раз доказывает, что сдвиги есть. Дай бог, чтобы они не прекратились!”