Александр Дугин
РЖ: Что такое, по-вашему, страх?
Александр Дугин: Всякий страх — это страх смерти. Смерть окутывает нас извне, грозит изнутри. Проблема смерти — в сердце религиозного чувства. Из страха — из абсолютного страха — рождается интуиция Бога. Страх неотъемлем от человеческого бытия, это бытие завернуто в страх.
Страх — пролегомены к великому вопрошанию. Человечество боится, следовательно, существует. Безопасность — крайне поверхностная иллюзия, а страх — реальность. Бытие в мире есть бытие в страхе. Работа со страхом, с ужасом, есть операции с корнями бытия.
В страхе воплощена догадка (якобы) субъекта о своей (настоящей) объектности. Преодолеть страх можно только в двух направлениях — в полной покорности и в тотальном восстании, то есть в свободном отождествлении с объектной стороной мира (добровольное рабство) или, напротив, в волевом рывке к субъектному полюсу (ужас свободы).
То, что порождает в нас страх, пробуждает в нас жизнь. Жизнь без вкуса смерти не жизнь, ее нет, это просто смерть. Боясь умереть, живое говорит, что живет. Страх всегда есть отчасти страх Божий.
Страх относится к грозному миру джабарут, к карающей сефире гебура, к левой руке.
РЖ: Чего, как Вы поняли по собственному опыту, бояться не нужно и даже вредно?
А.Д.: Бояться не следует тех, кто пугает. Бояться не следует внешнего мира. Бояться следует внутреннего мира. Оттуда приходит настоящий ужас. Это гость изнутри.
РЖ: Можно ли побороть собственные страхи?
А.Д.: Нельзя и незачем. Стоит побороть страхи, навязываемые извне. Собственные страхи, напротив, важны и ценны. Если страх становится собственным, то наше я омывается спасительными волнами ужаса. Без радикализации страха мы никогда ничего не поймем.
РЖ: Сломал или как-то изменил страх характер, поведение ваших знакомых? Если да, то как?
А.Д.: Страх ломает поведение многих, почти всех. Страх перед внешним миром — при существенном истощении внутреннего — сломал нашу страну в последние десятилетия СССР. Кризис всего нашего общества, экзистенциальная кастрация, перевертным плодом которой является все позднесоветское поколение и поколение, нашлепанное позднесоветским поколением, все это прямой результат стерильного экстравертного страха. Это страх, с которым неправильно обошлись, который не превратили в огонь высокого безумия и чистой ярости.
Поведение подавляющего большинства знакомых — следствие позднесоветской травмы. Показательно, что когда агрессия была проявленной — революция и сталинские чистки, — страх оставался ассимилируемым и преодолеваемым. Настоящий страх начался именно тогда, когда прямая и явственная угроза отдалилась; тогда страх стал эпидермичным — мы облеклись в него как в плащ. Страх смерти страшнее самой смерти; многие люди предпочитают умереть, но только бы ускользнуть от стихии подлинного ужаса, который составляет ядро человеческой жизни.
Страх испортил всех, и гены тех, кто породил всех. Но бесстрашие — не альтернатива страху, альтернатива страху — еще раз — интерироизированный страх, превращение объекта страха в субъект страха (см. мою статью \»Солнечный человек\»).
РЖ: На ваш взгляд, чем отличаются страхи советской литературы от страхов современной?
А.Д.: Советская литература имела три этапа — революционный, сталинский и позднесовестский. Революционная литература не несла в себе темы страха — это был гимн активному ужасу и светлому преображающему безумию, она плясала на страхе, как на трупе побежденного врага.
Сталинская литература ставила страх на одну доску с его героическим преодолением в алхимии советского патриотизма. Советский человек сталинизма бился со страхом, который был ему по плечо.
Позднесоветская литература соткана из страха целиком — в ней все боятся: писатель боится (и не умеет) писать, читатель — читать, герои — жить. Позднесоветская литература написана не кровью (Ницше), но соплями.
Современной литературы вообще нет.
***
Юрий Мамлеев
РЖ: Что такое, по-вашему, страх?
Ю.М.: Страх — это одна из основ человеческого бытия и одно из его главных бедствий. Страх сопровождает человека со дня рождения до конца его жизни. Сначала — кошмарные сны, потом — страх перед смертью. Все-таки главное в человеческом страхе — это страх перед смертью. Все остальные страхи, может быть, исключая страх перед физической болью, страданиями такого рода, так или иначе связаны со страхом перед смертью (страх перед болезнью, войнами, несчастными случаями, потерей близких и так далее). Таким образом, страх может быть преодолен только победой над смертью. Эта победа возможна только благодаря вере или мудрости. Вера уничтожает страх, тем более — она связана с любовью. Мудрость идет еще дальше, благодаря ей познаются причины смерти и конкретный путь к бессмертию.
РЖ: Насколько вас интересует эта тема — прежде всего в искусстве? Насколько она характерна для вашего творчества?
Ю.М.: Все мировое искусство пронизано этой темой, тем более — традиционное искусство. Но оно пронизано так же верой и стремлением человека к бессмертию, хотя гибель физическую никто не может отменить. Что касается моего творчества, то в человеке есть еще один страх: это страх перед Неизвестными, перед непознаваемыми силами. Но вот такой страх может играть даже позитивную роль, так как он пробуждает в человеке те скрытые возможности, которые ведут его даже за пределы ограниченного человеческого рацио. Короче говоря, в мире не существует абсолютно негативных явлений, ибо страх, тревога могут быть мощными стимуляторами познания и искусства.
РЖ: Произведение (-ия) искусства (литература, музыка, кино, живопись), в которых наиболее ярко и талантливо, с вашей точки зрения, разрабатывается тема страха?
Ю.М.: Тема страха появляется в мировом искусстве весьма часто, и здесь трудно что-либо выделить. В русской литературе для меня образ страха наиболее сильно выражен в знаменитом произведении Гоголя \»Вий\». Мне кажется, в основе его лежит не просто страх перед дьяволом, от которого, кстати, всегда можно защититься верующему человеку, а скорее страх перед абсолютно черно-непознаваемой силой.
http://www.arctogaia.com/public/horror.html