Сегодня на западе Казахстане все большие и большие обороты набирают процессы, обуславливающие нарастание центробежных тенденций в этом регионе нашего государства. Самый главный на настоящий момент их промежуточный итог заключается в том, что тамошнее население в самом настоящем смысле, то есть физически отдаляется от остальных частей страны. И, что печально, имеющие прямое отношение к этой ситуации официальные решения властей на самом высшем уровне служат не повороту вспять и не хотя бы торможению этих процессов, а, наоборот, ускорению их развития. Вот посудите сами.
Площадь четырех областей западноказахстанского региона равняется 628,5 тыс. кв. км., в том числе Актюбинской – 298,7 тыс. кв. км., Атырауской – 112,0 тыс. кв. км., Мангыстауской – 166,6 тыс. кв. км., Уральской 151,2 тыс. кв. км. Это – почти одна четвертая часть территории Казахстана. При этом количество населения там никогда не превышало 2 млн. человек. Больше всего народу жило и живет в Актюбинской области, меньше – Мангыстауской. В любом случае в регионе сейчас, как и раньше, живет всего 12-13 процентов населения Казахстана. И большинство тамошних жителей даже в прежние благоприятные в плане социальных гарантий советские времена были сконцентрированы в районе бассейна реки Урал с ее притоками и на побережье Каспийского моря. Так, тогда от трети (в Актюбинской и Уральской или, как сейчас принято называть, Западно-Казахстанской области) до половины жителей (в Мангыстауской области) региона были сосредоточены в областных центрах. И все же в те времена вся остальная территория Западного Казахстана была хоть и скудно, но достаточно равномерно населена. Сейчас тенденция к концентрации народонаселения в крупнейших населенных пунктах и их окрестностях многократно усилилась. А решения, принимаемые в Астане, только лишь подстегивают ее…
Западный Казахстан был и остается наименее благоприятным или же, говоря по-другому, самым трудным в природно-климатическом отношении регионом республики. Но трудности эти особенно обострились за последние десятилетия интенсивного освоения региона нефтегазодобывающими предприятиями и военными организациями. Из всех приречных зон пригодным для более или менее сносного существования остается, по сути дела, лишь бассейн крупнейшей в здешних краях реки Урал. А таких прежде живительно полноводных и экологически безопасных рек, как Эмба (Жем), Уил и Темир, уже как бы и нет. И, как следствие, на 90-95 процентах территории Западного Казахстана нет практически жизни, а есть только мучительная борьба за выживание, которая означает — продержаться любой ценой до тех пор, пока не появится возможность переселиться в один из крупных административных или индустриальных центров. Раньше все эти земли были заняты под нужды аграрного хозяйства региона.
Потом там произошло то, что случилось и в остальных регионах республики. Но, однако, и здесь Западному Казахстану не повезло больше других. И вот почему. Обо всем по порядку.
Казахстанский аграрный сектор, сформировавшийся и довольно сносно существовавший в советское время в условиях замкнутой экономической системы и постоянной всесторонней помощи государства, с переходом на рыночные отношения сразу же оказался, образно говоря, у разбитого корыта. Но если зерновая отрасль несколько оправилась позже при содействии крупного торгового бизнеса, заинтересованного в экспорте ее продукции, то товарное животноводство, кажется, загублено бесповоротно. Традиционный казахский аул постголощекинского периода, для которого оно было в недавнем прошлом основным занятием, рухнул. Его обитатели появляются в городах в качестве экономических беженцев. Эта реальность наиболее ярко проявилась в Западном Казахстане. Дело в том, что на тех самых 90-95 процентах территории Западного Казахстана, откуда, как уже говорилось, сейчас уходит жизнь, в советское время интенсивно практиковалось практически исключительно животноводство.
Подобная картина, повторяем, присуща сейчас всем тем районам Казахстана, где раньше преимущественно занимались животноводством. Просто в Западном Казахстане в силу его специфики она производит наиболее удручающее впечатление. Однако власти, без конца умиляющиеся своими достижениями типа “макроэкономическая стабилизация”, не склонны драматизировать эту ситуацию. Они усиленно проталкивают идею о том, что аграрный сектор страны не в состоянии обеспечить работой столь много людей, сколько их до сих жило в сельских районах, и поэтому концентрацию подавляющего большинства населения страны в городах следует, мол, оценивать как положительную перспективу.
Но можно ли в действительности рассматривать происходящую сейчас концентрацию подавляющего большинства населения страны в городах как положительную перспективу? Едва ли. Урбанизация хороша, когда она совпадает с промышленным бумом. Царская Россия была преимущественно аграрной страной, большинство населения которой составляли крестьяне. Индустриализация, которая началась в конце 20-х – начале 30-х гг. прошлого века, превратила ее в урбанизированную страну. Происходящее сейчас в Китае перетекание огромных масс сельского населения в города связано с затяжным индустриальным рывком, который эта страна предпринимает, начиная с конца 70-х гг. двадцатого столетия. В Казахстане же все обстоит как раз наоборот. У нас происходит деиндустриализация. Правда, с прошлого года наши власти реанимировали термин “индустриализация”. Объявив политику под таким названием, они как бы изъявляют намерение совместить ее с продолжающимся процессом перетекания населения в крупные центры. Но в реальности промышленное производство имеет тенденцию к расширению лишь во все том же западном регионе. Да и то благодаря исключительно нефтегазовому сектору, месторождения которого находятся главным образом там. Это единственная отрасль в Казахстане, в нарастании продукции которого из года в год мировая экономика действительно нуждается. Для иллюстрации такого утверждения вспомним о том, как в позапрошлом году в США и в прошлом году в России приняли меры, затрудняющие доступ на их рынки для производимой в Казахстане стали. С такими же искусственно создаваемыми трудностями столкнулся в прошлом году экспорт казахстанского зерна в Западную Европу. Его недопущения туда официально добивались США и Канада, недобравшие у себя по 1 млн. тонн пшеницы из-за неурожая и обеспокоенные тем, что их доля в западноевропейском импорте зерна может быть восполнена за счет казахстанской пшеницы… Так вот, совершенно невозможно представить себе то, что подобного рода препятствия могут чиниться и для вывозимой из Казахстана нефти. Именно поэтому нефтегазовый сектор у нас в Западном Казахстане развивается прогрессирующими темпами. Уже в 1997 году по нефти был практически восстановлен уровень добычи советских времен. А 1999 год был отмечен наивысшим достижением за 100 лет нефтедобычи в Казахстане. За последующие 2 года (в 2000-2001 гг.) производство нефти увеличивалось в среднем на 5 млн. тонн за каждые 12 месяцев. А в прошлом 2002 году оно возросло уже сразу на 7 млн. тонн и достигло 47 млн. тонн. Это – в 2 с лишним раза больше добытого в благополучном 1985 году (22,839 млн. тонн) и 2,3 раза больше добытого в неблагополучном 1994 году (20,2 млн. тонн). Казахстан превратился в одну из крупнейших стран-экспортеров нефти, не входящих в ОПЕК. Нефтегазовый бум, выражающийся в притоке иностранных инвестиций и неуклонном росте производственных показателей, наблюдается во всех 4 областях Западного Казахстана. Ожидается, что к концу 2005 года добыча достигнет 60 млн. тонн, то есть уже в 3 раза увеличится по сравнению с показателем 1994 года. Практически исключительно за счет роста производства на месторождениях в Западном Казахстане. При этой радужнейшей, казалось бы, картине перспектив производственных показателей нельзя не обратить внимания на такое удручающее обстоятельство. Еще лет 10-15 назад в регионе насчитывалось около 30 десятков больших и малых городов со своими большими и малыми промышленными предприятиями. Сейчас их осталось практически всего 8, по два на каждую область. В Актюбинской области – это Актобе и Хромтау, Западно-Казахстанской – Уральск и Аксай, в Атырауской - Атырау и Кульсары, в Мангыстауской – Актау и Жана-Узень. Их вернее было бы называть просто такими нормальными населенными пунктами, где не меньшинство, а большинство трудоспособных людей имеют хоть какую-то постоянную работу. Ибо все остальные населенные пункты представляют из себя зону повальной депрессии. Оттуда население, ясное дело, стремится перебраться в названные выше восемь городов. 6 из них расположены в бассейне реки Урал, а еще 2 — на побережье Каспия. То есть в отдаленных от прилегающих регионов республики (Южного, Центрального или Северного Казахстана) и приближенных к России частях Западного Казахстана.
Другими словами, внутренняя миграция в Западном Казахстане направлена с юга и востока на север и запад. То есть люди перебираются поближе к областным центрам региона, районам разработок нефтегазовых месторождений (Тенгиз, Карачаганак и т.п.) и казахстанско-российскому приграничью, где более благоприятные природно-климатические условия. Но то, что пустеют южные и восточные районы Западного Казахстана, — это, с точки зрения интересов целостности страны, всего лишь полбеды. Подобная же депопуляция происходит и в прилегающих к ним районах Южного, Центрального и Северного Казахстана. Оттуда люди уезжают подальше к югу, центру или северу. Таким образом, на стыке Западного Казахстана с остальной страной образовывается нечто вроде полосы отчуждения шириной в 500-800 км. Продолжающееся опустынивание Приаралья вследствие экологической катастрофы, похоже, довершит этот процесс. Результатом может явиться превращение Южного Казахстана и Средней Азии для Западного Казахстана в подобие того, чем для Северной Африки является Суб-Сахара. Решения руководства Казахстана лишь подстегивают развитие этого процесса опустынивания этой огромной зоны, через которую западный регион связан с остальной страной. Эта реальность пугает многих людей в разных частях Земли. И только, похоже, наши руководители безразличны к ней. На мировом саммите, проходившем в сентябре 2002 года в Йоханнесбурге, полковник Муаммар Каддафи, лидер небольшого африканского государства под названием Ливия, про которое в Приаралье мало кто, наверное, и слышал, произнес столь впечатляющую речь о бедствии, обрушившемся на головы живущих в районе погибающего Аральского моря людей. Уж М.Каддафи-то уж точно знает, что такое Сахара, так как эта величайшая в мире пустыня охватывает и часть его страны. Вот какой ему представляется опасность депопуляции в Приаралье: “По медицинским прогнозам, население региона исчезнет через одно поколение, если мир ничего не предпримет для спасения Аральского моря”. Африканского лидера такая мрачная для жителей Казахстана и Узбекистана перспектива пугает как возможная общечеловеческая трагедия. И поэтому он заключает свою речь касательно ключевой проблемы нашего региона так: \»Выношу эту проблему, касающуюся всего человечества, перед саммитом в Йоханнесбурге\»… Его речь произвела должное впечатление на тех, кто занимается планетарного масштаба проблемами. В начале 2003 года выразил свою озабоченность опустыниванием огромных территорий в Казахстане даже ООН.
А в то же самое время, вернее, в конце ноября 2002 года, когда обсуждался бюджет на 2003 год, казахстанские власти официально объявили, что в отношении населения Приаралья они предполагают лишь переселение в более благополучные районы. Но народ оттуда и без решения вышестоящих органов перебирается в другие края вот уже в течение четверти века. А то, что этим самым вызывается депопуляция огромных пространств, на уровне принятия государственной важности решений, похоже, мало кого волнует. При этом высокопоставленные представители правительства убеждают страну в том, что с переселением людей оттуда не следует спешить. В буквальном смысле это означает следующее: мы с вами как с жертвами экологического бедствия больше не будем возиться, так убирайтесь из Приаралья подальше, но при этом также не уповайте на нашу помощь. Но люди это и так поняли уже давно. Они стараются переселиться подальше, северней и западней железнодорожной линии Орск-Кандагач-Атырау. Все более явственно эта линия становится пределом населенной или считающейся подходящей для жизни части Западного Казахстана на юге и востоке. То есть уже сейчас ясно, что в скором времени именно по ней будет проходить граница обитаемой части региона, и огромные пустые пространства будут отделять его от остального Казахстана. То есть на юге и на востоке Западный Казахстан фактически будет отрезан от других регионов страны и станет своего рода эксклавом. Типа Калининградской области России.
Впрочем, жители Западного Казахстана уже сегодня испытывают прелести отрезанности от центра страны. С тех пор, как столица переехала в Акмолу (Астану), сотни и сотни чиновников, бизнесменов и других людей еженедельно отправляются по служебным или иным делам туда через Россию на поезде. На самолете летать дорого, а автобусного сообщения нет. А на поезде они дважды (при выезде из Казахстана в Россию, а потом при въезде оттуда обратно в свою страну) проходят полную проверку (перетряску) вещей и документов. Многие признаются, что для них это достаточно тяжкая и унизительная процедура. И она была бы терпима, если бы назначение поездки была бы сама Россия или какая-то третья страна. И западноказахстанцы любыми путями стараются избегать поездки в центр. Эта ситуация вызывает у них изрядную озлобленность. И теперь, когда с начала 2003 года Россия ввела на границе с Казахстаном новые, еще более жесткие миграционные правила эти негативные эмоции, надо думать, еще больше усилятся. Лиха беда – начало…