12 марта в Белграде было совершенно первое за многие годы убийство главы государства. Жертвой наемных убийц стал премьер-министр Сербии Зоран Джинджич, до него жизнью за свой высокий пост поплатился израильтянин Ицхак Рабин. Но если Рабин или убитые в 70-е и 80-е Индира и Раджив Ганди были принесены на алтарь религиозных конфликтов и пользовались большой популярностью у себя в стране, то Джинджич такой поддержки в стране не имел и, похоже, стал жертвой своих соотечественников, недовольных политикой кабинета. Поэтому вряд ли в Сербии в течение объявленного трехдневного траура большинство жителей страны будет скорбеть по убитому премьеру своей страны.
Так кем же он был, Зоран Джинджич, нежданно-негаданно ставший главой государства после развала Югославии и образования союза Сербии и Черногории, сильно любимый на Западе и не снискавший подобных симпатий у себя на родине, где его больше уважали, чем любили?
Джинджич вырос в Белграде в семье офицера югославской армии, и как в подобной семье в период правления Йосипа Броз Тито мог появиться юноша демократических взглядов и убеждений, остается загадкой. Тем не менее в 1974 году Зорана, тогда еще студента, арестовали за организацию молодежного движения. Отсидев три года, Джинджич, выйдя на свободу, перебрался в ФРГ, где прожил двенадцать лет, успев к тому же защитить диссертацию. Долгая жизнь в Германии сослужила в будущем хорошую службу Зорану Джинджичу: у него осталось много знакомств и затем, во время премьерства, они ему очень сильно пригодились.
Почувствовав, что в стране и Европе в целом назревают большие перемены, Джинджич в 1989 году вернулся в Югославию и основал Демократическую партию. С пришедшим к власти Милошевичем у Джинджича отношения сразу не сложились. Последний обвинял президента в коррупции, узурпации власти, клановости, неправильной национальной политике. Возможно, подобная позиция (ведь это только сейчас в Белграде многотысячные митинги в защиту Милошевича – в середине 90-х все было наоборот) и помогла Джинджичу избраться в 1996 году в мэры главного города страны.
Однако после введения югославских войск в Косово и усиления критики действующего президента, Джинджичу пришлось искать убежища в уже тогда фактически независимой Черногории. Когда НАТО своими бомбами фактически заставил Милошевича признать собственное поражение в этом конфликте, будущий премьер спокойно вернулся домой и на волне все возрастающего недовольства политикой тогдашнего руководства стал одним из организаторов массовых митингов в столице Югославии.
Джинджич не скрывал своих амбиций стать следующим президентом страны, однако понимал, что менее прозападный политик Коштуница пользуется куда как большими симпатиями народа, чем такой “западник”, как он сам. Поэтому Джинджич не стал рисковать, выдвигая собственную кандидатуру на выборах, а возглавил предвыборный штаб Воислава Коштуницы. Во многом заслуга Джинджича, прекрасного организатора и оратора, в том, что Милошевич лишился своей власти. Без награды он, естественно, не остался, получив пост премьер-министра.
И тем не менее честолюбие важнее былой демократической сплоченности. Первым это доказал Вук Драшкович, некогда один из наиболее яростных противников Милошевича. Потом настал черед Джинджича. Вся его деятельность после избрания Коштуницы президентом была направлена на то, чтобы лишить бывшего соратника власти. Первой подножкой стала выдача Международному трибуналу в Гааге Слободана Милошевича. Хоть бывшего президента и не особо любили, но Запад за бомбардировки Белграда не любили еще больше. Джинджич донельзя подставил Коштуницу. Президент был против передачи своего бывшего соперника Трибуналу и даже публично пообещал, что ни один серб не будет осужден за границей. И такой конфуз. Первые дни президент вообще не появлялся перед телекамерами, понимая, что Джинджич, продав Милошевича, продал и его самого. К тому же этой выдачей новая власть фактически расписалась в том, что не может самостоятельно и консолидированно принимать решения, и призналась в поражении в Балканской войне начала 90-х.
А Милошевича Джинджич продал. Не за банку варенья и пачку печенья, конечно, а за кредиты и реструктуризацию предыдущих долгов, чего, кстати, и не скрывал. Объяснял он это, правда, заботой о будущем страны (\»Мы — разорённая и бедная страна. В стране больше нет денежных резервов. Мы готовы выполнить строгие условия для проведения демократических процедур, но мы надеемся, что получим финансовую помощь — хотя бы на первое время\»).
Однако, немногим в Югославии пришлись по душе такие торги — на улицах все чаще стали возникать новые митинги. Теперь уже против Джинджича и в защиту Милошевича. Следующим шагом, приблизившим премьер-министра к встрече со смертью, стало фактическое разделение двух составных Югославии и смена гордого имени страны на малопонятное и аморфное “Сербия и Черногория”. В обмен на это Евросоюз обещал подумать над вступлением Сербии (к тому моменту Черногория уже будет независимой) в эту организацию ближе к 2010 году.
Джинджич вновь мотивировал свои поступки заботой о стране, хотя и обронил такую фразу: \»Я не настолько люблю Югославию, чтобы мысль о ее развале была для меня неприемлемой\». Фактически же премьер-министр Сербии сделал из своего политического оппонента Коштуницы модель Горбачева образца 1991 года, то есть избранного президента без страны в наличии. И власть полностью перешла к Джинджичу, так как Черногория и раньше не особо подчинялась Белграду.
Таким образом, сербы вместо избранного и любимого президента получили во главе страны человека, который на этот пост не смог бы быть выбран. И как логическое продолжение — еще более массовые митинги и шествия, попытка покушения чуть менее месяца назад и еще одна – 12 марта, увенчавшаяся успехом. Джинджич, как и многие рафинированные демократы, стал жертвой того, что не утруждал себя объяснением причин действий руководства страны населению, очевидно, полагая, что оно все равно не поймет. Для большинства демократов это заканчивается закатом политической карьеры. Для Джинджича – смертью. А разговоры о борьбе с коррупцией и остатками режима Милошевича в пользу Запада, который лишился в Сербии одного из немногих своих союзников.