Казахстан обогнал Россию в реформах рыночных, Россия обогнала Казахстан в реформах политических. Но место встречи изменить нельзя

Алматы, отель \»Казахстан\», 1 июля 2003 года

В отличие от белорусского “батьки”, президент Назарбаев может противопоставить своим критикам общепризнанные успехи Казахстана в самых радикальных в СНГ рыночных преобразованиях. Так, у нас, на зависть тем же российским реформаторам, давно приватизировано все жилье, а коммунальное хозяйство освобождено даже от минимальной государственной поддержки. Казахстан первым в СНГ внедрил Накопительную пенсионную систему, преобразовал стратегические экспортные комплексы в частные акционерные общества, в основном – иностранные. Наконец, именно нас официально признали страной с рыночной экономикой.

Невозможно отрицать, что гарантом столь глубокого рыночного продвижения является то, что демократическая оппозиция именует режимом личной власти. Возникает вопрос: может быть, президентский авторитаризм — это и есть самый короткий и наименее болезненный путь в рыночную цивилизацию, предваряюший, вслед за экономическими успехами, и последующую демократизацию самой власти?

Однако объективный анализ именно экономической составляющей казахстанских реалий показывает, что хотя аффилированный с властью экспортно-сырьевой бизнес действительно состоялся, приносит высокие доходы и имеет впечатляющие перспективы, именно он не столько обеспечивает устойчивое социально-экономическое развитие Казахстана, сколько порождает все большие проблемы для своего же собственного продолжения. И эти не решаемые экономические проблемы отзываются все более и более напряженной социально-политической обстановкой в стране.

Повторим: даже если анализировать только чисто экономические показатели, и их динамику, вполне очевидна необходимость неотложных и весьма существенных изменений политики Правительства и, в первую очередь, Национального банка. Причем бросающиеся в глаза недостатки нынешней казахстанской экономики, преодолимые, казалось бы, организационно и методологически, на самом деле обусловлены глубинной моралью и политической сутью властной системы, а потому решение даже чисто технических, на первый взгляд, вопросов, все равно “упирается” в проблему демократизации власти.

И, что еще особенно важно в контексте нашей Конференции, переход Казахстана к действительно устойчивому социально-экономическому развитию решающим образом зависит от нашей взаимной способности обеспечить симметричность с российским пространством. Причем интенсивные поиски симметрии экономической, чем сейчас как бы озабочены наши Президенты, заведомо безрезультатны при отставании симметрии политической.

Этому и посвящен настоящий доклад, который мы начнем с перечисления основных экономических достижений:

В принципе – да, поскольку налаженный экспорт сырья является не недостатком рыночной экономики Казахстана, а ее серьезнейшим преимуществом. В прошлом году при населении всего в 14,8 млн. человек мы продали сырья на $10,2 млрд., то есть имели валютную выручку по 750 долларов на человека. Причем иностранную валюту можно было бы вообще не тратить на финансирование собственно добычи сырья, поскольку внутри страны имеется производственный, кадровый и научный потенциал для изготовления, в частности, всей необходимой техники. Точно также в самом Казахстане есть вполне достаточный производственный потенциал для возможности “очистить” валютный импорт от затрат на завоз основных продуктов питания, “базовых” видов одежды и обуви и других товаров массового спроса.

Иными словами, Казахстан уже сейчас способен за счет внутреннего производства обеспечивать собственное население качественным жильем, полноценным питанием, другими бытовыми товарами-услугами, а плюсом к этому, в обмен на сырье, массированно завозить в страну “прорывные” технологии, оборудование и ноу-хау XXI-го века, финансировать масштабные социальные и образовательные программы населения.

Вообразим, что на модернизацию страны тратилась хотя бы половина уже достигнутой экспортной выручки, то есть “всего”(!) по 5 миллиардов долларов в год. Этого достаточно, например, для немедленной компьютеризации всех сельских школ, подключения их к Интернету и для внедрения по всей стране добротного начального образования сразу на трех языках: русском, казахском и английском. И при этом остается достаточно инвестиционных ресурсов для создания вполне современных производств, например, одежды и обуви повседневного спроса из получаемого в самой республике хлопкового, шерстяного и кожевенного сырья.

Одним словом, разумное использование уже имеющегося экспортного потенциала страны могло бы, в считанные годы, ликвидировать в Казахстане бедность и безработицу, осуществить переход от моносырьевой экономики к современному внутренне сбалансированному и внешне конкурентноспособному производственно-потребительскому рынку. А буквально через одно поколение Казахстан мог бы уже иметь население, вполне адаптированное к жизни в условиях глобальной экономики и открытого общества. Само собой, что по мере продвижения на таком направлении страна получала бы кратное повышение валютной выручки, направляемой на экономическое и социальное развитие.

Национальных экономических ресурсов для этого, повторим, более чем достаточно, и от одной только оценки возможных перспектив — просто захватывает дух.

Впрочем, еще более перехватывает дыхание при виде того, как на самом деле используется экспортный потенциал страны…

Все последние годы быстрый рост экспорта существенно опережает импорт, и Казахстан сводит внешнеторговый баланс с высоким положительным сальдо. Так, в 2002 году разница между экспортом-импортом составила плюс $2,7 млрд, а за первые пять месяцев этого года – уже $1,628 млрд. Но при этом по итогам того же 2002 года внутри страны получено отрицательное сальдо счета текущих операций в размере минус $600 млн. (Счет текущих операций есть часть платежного баланса, характеризующая чистый экспорт страны, то есть включающая в себя то же самое сальдо экспорта-импорта, чистые денежные переводы и чистые доходы от инвестиций.) Причем Нацбанк считает такой результат большой удачей, поскольку в 2001 году внутренний валютный дисбаланс был 1,8 раза больше.

Официальная статистика, из данных которой и вытекает вышеозначенная “утечка” размером 2,7 + О.6 = 3,3 миллиардов долларов за один только прошлый год, не только не пытается как-то объяснить этот феномен, но и как бы вообще не замечает его. Между тем, вскрытие природы именно такого “разомкнутого” валютного баланса и дает нам ключ к пониманию движущих сил сложившейся внешне ориентированной экономики Казахстана, о чем мы и поведем речь ниже.

Для начала отметим, что официальный “дисбаланс” в $3,3 млрд. на самом деле занижен, по всей видимости, еще, как минимум, на 2-3 миллиарда долларов. Об этом можно судить по таким данным:

Удельный вес минерального сырья в общем объеме казахстанского экспорта составляет порядка двух третей, металлургической продукции – около четверти, почти все остальное – зерно и другое сельхозсырье. Продукции с добавленной высокой технологической стоимостью практически нет. Причем основной объем этих сырьевых поставок приходится на долю Бермудских островов (22,5%), России (13,6%) и Швейцарии (11%). Далее идут Китай (10,8%), Италия (7,6%), Польша (4,6%), ОАЭ (3,7%), Иран (3,1%), Украина (2,1%), Германия (1,5%) и Великобритания (1,1%). Как видим, в первой тройке два покупателя – полностью, а Россия, — в значительной мере, являются всего лишь перепродавцами. Кроме того, в первой десятке покупателей присутствуют еще две-три страны — “перевалочных пункта”. То есть, в оффшорах “оседает”, предположительно – не менее чем 1 – 1,5 миллиарда долларов.

К тому же, сильно “грешит”, судя по всему, и официальный учет. Например, не так давно телеканал КТК ознакомил аудиторию с таким “пикантным” фактом со встречи официальных делегаций казахстанских и китайских таможенников: оказывается, разница в учете казахстанского грузопотока “с той стороны” отличается от нашей статистики на “каких-то” … $700 млн.(!?).

Посмотрим теперь на казахстанский импорт:

Доля машин, оборудования, транспортных средств, приборов и аппаратов по отчету за первые месяцы текущего года составила 54%, , химической продукции — 13%, продукции металлургической промышленности — 7%, продовольственных товаров — 13%. Итого: просто на воспроизводство того же сырьевого экспорта потрачено до трех четвертей валютного импорта. А большая часть оставшегося — затраты на то элементарное потребление, которое можно было бы обеспечить и за счет внутреннего потенциала.

Итак, наши власти нисколько не тревожит (мягко говоря) далеко не полный возврат валютной выручки от экспорта природных ресурсов обратно в страну в виде импорта товаров и услуг, а также в виде национальных валютных инвестиций. Напротив, само Правительство, соглашаясь с лидирующей ролью оффшоров в национальном экспорте, демонстрирует очевидную заинтересованность в “стоке” валюты из страны.

Более того, Правительство столь же очевидно не озабочено экономией валютных затрат через улучшение структуры импорта. Напротив, есть основания полагать, что значительная часть импорта есть, на самом деле, всего лишь способ “осаждения” экспортной валютной выручки за пределами страны за счет более чем щедрой оплаты услуг поставщиков оборудования и различного рода подрядчиков и консультантов. Во всяком случае, Правительство, провозгласив еще несколько лет назад программу импортозамещения, на самом деле мало что сделало для ее реализации. Другой пример: недавно утвержденная Стратегия индустриально-инновационного развития (разрабатываемая более двух лет и активно пропагандируемая поначалу) нигде не опубликована, и (по утверждениям видевших ее) состоит из общих положений, не подкрепленных какими-либо конкретными мероприятиями.

Политическое объяснение всех отмеченных “странностей” достаточно очевидно: мы имеем феномен “сращивания” руководства страны с экспортно-ориентированным валютно-сырьевым бизнесом, интересы которого и обслуживают Правительство, законодательные и правоохранительные институты власти. Это сращивание имеет три основных разновидности:

а) Реальные транснациональные компании, воздействующие на руководство Казахстана, в основном, методами “большой дипломатии” (\»Шеврон-Тексако\», \»Мобил\», \»Аджип\», \»ЭНИ\», \»Лукойл\» и т. п.); б) полу-иностранные, псевдоиностранные и оффшорные компании, играющие роль “мостиков” между реально транснациональным и “семейным” бизнесом самих госруководителей (Евразийская группа, \»Самсунг\», \»Испат-Кармет\», \»Харрикейн\» и т.п.); в) национальные компании, напрямую возглавляемые родственниками и ставленниками первых лиц государственной власти.

Суммируя вышеприведенные данные, можно предположить такое оценочное распределение реальной экспортной выручки между “большими игроками”:

Всего, за вычетом реальной себестоимости, в распоряжении продавцов сырья (на данном уровне экспорта) остается 4 – 6 миллиардов долларов в год. Из них около половины (2 – 3 миллиарда) полностью теряется для страны. Эту свою долю “иностранные инвесторы” (среди которых есть, разумеется, и наши граждане с весьма известными фамилиями) охраняют особенно тщательно. Так, стоило министру финансов Какимжанову хотя бы заикнуться о новом порядке налогообложения экспорта, как он оставил свой пост.

Порядка двух миллиардов легально возвращаются в Казахстан, но уже под грифом “иностранных инвестиций”. Эти средства используются для дальнейшего закрепления присутствия “инвесторов” и расширения экспорта сырья.

Еще одна существенная часть экспортной выручки также остается в стране – в виде выводимого из-под учета “кеша”, без “смазки” которым не может работать такой бизнес. Этот долларовый “нал” материализуется внутри страны в виде закупок очень дорогих автомобилей, строительства элитного жилья, суперофисов, сверхдорогих салонов, ресторанов, магазинов, казино и других “злачных” заведений, а также активного загрантуризма и приобретения заграничной собственности. Судя по объемам долларовых затрат, сосредоточенных в двух “чиновных” столицах – Алма-Ате и Астане, и еще трех-четырех “сырьевых” областных центрах, на “смазку” оффшорного и других видов “непрозрачного” экспорта в год расходуется до миллиарда долларов, или еще больше.

Наконец, еще какая-то часть “избыточных” нефтедолларов попадает в коммерческие банки, чем и объясняется их удивительно бурный рост, несмотря на “удивительно” высокую стоимость коммерческих кредитов. Это – следующая тема:

Все последние годы, с момента стабильного наращивания сырьевого экспорта, Национальному банку Казахстана приходится со все большим и большим напряжением сил отражать одну и ту же “опасность” для устойчивого курса национальной валюты – “избыточное” предложение долларов. Фактически, именно НБ является основным “игроком” на внутреннем валютном рынке, скупающим все большее и большее количество “лишней” валюты. Так, только за первые четыре месяца текущего года Нацбанк купил … один миллиард(!?) “избыточной” валюты. В мае был поставлен очередной рекорд: за счет покупки долларов золото-валютные запасы НБ пополнились еще на $332,3 млн., а еще до истечения полугодия общий объем валютного закупа уже превысил полтора миллиарда.

И вот результат: если в прошлые годы Нацбанк еще мог (в помощь сырьевым экспортерам) “плавно опускать” биржевой курс тенге (3,3% за 2002 год), то в последнее время национальная валюта начала обратное движение. И в июне курс доллара в Казахстане “упал” ниже давно преодоленной планки в 150 тенге. По существу, такое “укрепление” национальной валюты, происходящее, в буквальном смысле, в виде “отступления” Национального банка “под натиском превосходящих сил “неприятеля”, вызывает вопрос как о смысле подобного метода поддержания курса нацвалюты, так и способности НБ впредь сдерживать нарастающий напор “избыточных” долларов.

Поневоле напрашивается мысль, что вышеотмеченное “оседание” за границей нескольких миллиардов долларов экспортной выручки буквально спасительно для Национального банка и Правительства, поскольку при выбранном методе валютного регулирования они способны “стерилизовать” (без опасности для сырьевых экспортеров) не более 2 – 2, 5 миллиардов. Вообразим на секунду, что Правительство сможет реализовать собственные планы импортозамещения, или (что совсем фантастично) – вместо оффшоров казахстанская нефть станет открыто торговаться на международных биржах, — в таком случае уже сейчас страна столкнулась бы с “проблемой” принятия во внутреннюю экономику как минимум 3-4 миллиардов валютных инвестиций ежегодно. А уже через несколько лет через “зеленый коридор” необходимо было бы пропускать миллиардов по 7-10…

Разумеется, мы не говорим, что руководство Казахстана специально организует гигантские валютные “стоки” из страны. Но факт есть факт: возврат хотя бы половины реальной экспортной выручки превратил бы в руины все те механизмы, которыми Нацбанк сейчас поддерживает устойчивость национальной валюты.

Характерно, что участие Нацбанка в валютных торгах подается как некая “общемировая практика”, целесообразность которой не ставится под сомнение ни Правительством, ни Парламентом. На самом же деле, массированная скупка Нацбанком “излишков” валюты и является главным на сегодня барьером для инвестиций во внутреннюю экономику. Поясним:

На внутреннем валютном рынке экспортеры предлагают на продажу лишь то количество долларов, которое обеспечивает им необходимый минимум платежей в национальной валюте: восполнение оборотных средств, зарплата, транспортные и подрядные услуги, налоги, инвестиции в расширение добычи, собственное потребление. Спрос же на валюту, приобретаемую импортерами, определяется совсем иным: платежеспособностью “тенгового” потребительского рынка. Макроэкономический баланс между этим спросом-предложением обязано обеспечивать Правительство. Например, путем “снятия” части сверхвыручки экспортеров через трубопроводные, железнодорожные и энергетические тарифы с направлением этих средств на повышение платежеспособности внутреннего рынка. В таком случае Нацбанку достаточно было бы лишь кратковременных малообъемных вмешательств для сглаживания “оперативных” колебаний биржевого курса.

По существу, “избыточное” предложение валюты говорит об усугубляющемся отставании всей несырьевой экономики и потребительского рынка от быстро наращивающего объемы экспортно-сырьевого сектора. Такое отставание может быть ликвидировано лишь одним способом – повышением платежеспособности и инвестиционной емкости внутреннего рынка. Между тем, своим участием в валютных торгах, – якобы с целью поддержания стабильного курса национальной валюты, Национальный банк на самом деле провоцирует развитие того самого процесса, с которым как бы борется:

Скупка “избыточной” валюты с эквивалентным вбрасыванием “дополнительных” тенге создает “инфляционную воронку” в сырьевом секторе, в которую втягиваются (и выносятся за границу) ресурсы внутренней экономики. Экспортеры получают от Нацбанка фактически государственную дотацию – в виде “лишних” тенге, которых они бы не имели при отсутствии НБ на торгах. Соответственно, производители сырья приобретают завышенную платежеспособность, благодаря которой стягивают на себя услуги всех смежных отраслей, лишая несырьевые регионы и отрасли финансовых ресурсов.

Такое лоббирование Нацбанком сырьевых экспортеров провоцирует и откровенно паразитические спекуляции ведущих банков второго уровня. Занимая (с ведома председателя НБ!) валюту в США и Европе, они продают ее на внутреннем рынке … Нацбанку же! Так, только в этом году Казкоммерцбанк разместил свои евробонды уже на $500 млн. (что тоже “помогло” Нацбанку установить упомянутый рекорд скупки “избыточных” долларов). Торопятся не упустить момент и другие системообразующие банки: акционеры Народного банка установили новый лимит иностранного заимствования в размере $450 млн., а банк “ТуранАлем” уже разместил еврооблигации на $100 млн. и только что — еще на $150.

Почву для таких спекуляций готовит сам Нацбанк, — не только участием в валютных торгах, но и политикой процентных ставок. Получившие уже международные рейтинги коммерческие банки могут занимать валюту под 8,5% годовых, тогда как внутри страны Нацбанк считает большим своим достижением понижение процентных ставок до уровня “всего” 14,1% в тенге и 12,3% — в инвалюте. Фактически же коммерческие кредиты, с учетом банковской маржи, стоят 18-20% и более.

И вот плоды такой “заботы” Нацбанка:

Чистая прибыль “ТуранАлема” в прошлом году составила почти 5 млрд. тенге, увеличившись в сравнении с 2001 годом более чем в 3 раза. Собственный капитал банка вырос сразу на 45,7%, активы — на 43,2%. У Народного банка объем чистой прибыли за 2002 год вырос в 11(!) раз и составил 2,561 млрд. тенге. Не менее “впечатляющие” показатели и у лидирующего в таких операциях “Казкоммерцбанка”.

Зададим теперь вопрос: как “работают” скупаемые Нацбанком доллары?

Ответ печальный: с позиции интересов национальной экономики — никак.

Что касается наращивания золото-валютных резервов Нацбанка, то они, по определению, не работают внутри страны. К сожалению, то же относится и к деньгам Национального фонда, вкладываемым в ценные бумаги иностранных государств. Более того, весь его доход за 2002 год составил только 2,5% от объема активов, что намного меньше инфляции доллара и говорит о фактической убыточности.

Но тогда, может быть, эффективны те дополнительные массы национальной валюты, которые (пусть и через руки “сырьевиков”) поступают во внутреннюю экономику в обмен на “избыточные” доллары?

“Отсасывание” тенге из внутренней экономики есть абсолютно необходимый Нацбанку и Правительству инструмент для компенсации лоббирования ими сырьевого и банковского бизнеса. Нацбанк и Правительство “подогревают” искусственно удешевляемой национальной валютой экспортеров и коммерческие банки, а поддержание заданного процента инфляции (как средней температуры по больнице) обеспечивают столь же искусственным “замораживанием” всей прочей производственно-потребительской активности.

Самым мощным “отсосом” работает Национальный (нефтяной) фонд, в который направляются (в национальной валюте!) доходы сырьевых экспортеров сверх установленного уровня. Откачанная таким образом масса тенге (уже более $2 млрд.) конвертируется в ценные бумаги других государств, то есть выводится не только из внутреннего, но и из валютного оборота национальной экономики.

Второй по мощности “отсос” – это Накопительная пенсионная система, существующая за счет прокрутки “финансовых инструментов” Минфина и Нацбанка. А именно: на пенсионные накопления из сферы реального потребления ежемесячно “выкачивается” 10% всей официальной заработной платы в стране (в “живых” тенге), плюс туда же закачивается так называемый инвестиционный доход (фактически, — дополнительный сбор с налогоплательщиков), тоже – в национальной валюте. Эти деньги (тоже уже более $2 млрд.) выводятся из производственного оборота и принудительно закачиваются в государственные “ценные бумаги” с доведенной до минимума (5,9 – 5,7%, то есть значительно ниже банковских депозитов) доходностью (как хозяин специально недокармливает сторожевых собак). (В то же время около трети (37%) пенсионных накоплений Нацбанк позволяет вкладывать в более доходные частные корпоративные облигации и банковские депозиты, причем нетрудно догадаться, какие именно структуры добиваются такого эксклюзива, особенно с учетом лидирования в пенсионном накопительстве уже упомянутых аффилированных банков.)

Важную “подтормаживающую” функцию играет также регулярное перевыполнение Правительством плана по доходам госбюджета и традиционное недовыполнение плана по расходам.

Завышенные ставки банковских кредитов также играют роль “насосов”, откачивающих “живую” нацвалюту из наиболее рентабельных сфер внутренней экономики.

Весьма важную роль (но уже не в сфере производственных безналичных расчетов, а на рынке потребительских услуг, обеспечиваемых оборотом наличных денег) выполняет также вышеупомянутый долларовый “кеш”, — он же теневая “смазка” оффшорно-экспортного бизнеса. Всего, по экспертным оценкам, наличная долларовая масса обеспечивает не менее половины внутреннего потребительского рынка Казахстана, причем – самую услугоемкую и дорогостоящую половину (рынок жилья, элитного строительства, автомобилей и автоуслуг, дорогих покупок, развлечений и т.п.). А поскольку первичными получателями долларовой “смазки” являются госчиновники, высокопоставленные менеджеры и те же банкиры, они выполняют в сфере наличного обращения ту же роль, что и производители-экспортеры: стягивают на себя основной потребительский спрос, лишая платежеспособности остальную массу покупателей. Соответственно, потребительское изобилие концентрируется в тех же Алма-Ате и Астане, тех же нескольких “сырьевых” городах, и резко заканчивается уже на их окраинах.

В целом валютно-кредитная и бюджетно-финансовая политика Нацбанка и Правительства выглядит осмысленной лишь в области прямого лоббирования сырьевого экспорта и аффилированных коммерческих банков. И столь же откровенного подавления внутренней экономической активности ради сохранения “парадных” показателей инфляции и непроизводительного банковского накопительства. Вся она построена на препятствующем устойчивому экономическому развитию страны принципе “круговой стерилизации”:

а) способствование стоку из страны основной массы валютной выручки; б) непроизводительная “закачка” возвращаемой валюты в запасы Нацбанка и Нацфонда; в) дотационная “подкачка” нацвалютой сырьевых экспортеров; г) “отсасывание” национальной валюты из потребительского и несырьевого секторов внутренней экономики; д) омертвление откачанной нацвалюты в “ценных бумагах”, в основном — валютных. И, плюсом к этому, — вытеснение наиболее качественной и дорогой части потребительского рынка из области легального обслуживания национальной валютой в сферу теневого обращения долларовой наличности.

Финансовые итоги такого “валютного регулирования”:

Более 80% инвестиций идут лишь в нефтяной сектор, а всего в экспортно-сырьевую экономику вкладывается более 90% всех инвестиций. Инвестиций в развитие села-аула, жилищно-коммунальное хозяйство, науку, образование и социальное развитие практически нет.

В результате (не затрагивая здесь опаснейших политических и этно-социальных “разломов”) мы имеем буквально раскалывающие страну финансовые диспропорции между сырьедобывающими и прочими регионами. Так, месячный доход жителя Атырауской области превышает 21 тысячу тенге ($140), в Алматинской же области – всего 5500. В Мангистауской области он более 18 тысяч, в Жамбылской – меньше 5000. В Западно-Казахстанской – 11250, Южно-Казахстанской – меньше 4500 тенге… Такие же диспропорции в оплате труда по отраслям экономики: финансовая деятельность – более 73 тысяч тенге, сельское хозяйство – менее 8 тысяч, промышленность, связь и транспорт – более 30 тысяч, образование и здравоохранение – менее 15 тысяч…

Вполне определенно можно говорить, что – нет.

Именно те методы, которыми Нацбанк и Правительство сейчас поддерживают стабильный курс национальной валюты, провоцируют финальную дестабилизацию. Чем более активно Нацбанк скупает “избыточные” доллары, тем большую вилку между экспортно-сырьевым и потребительским рынком создает сам же, и тем большие объемы “избыточности” вынужден скупать при следующих оборотах.

Соответственно, Нацбанк и Правительство создают себе же все больше проблем со стерилизацией выбрасываемой в обращение национальной валюты. В частности, реальная доходность “финансовых инструментов” для хранения сумм, собранных в накопительной пенсионной системе уже сейчас близка к нулевой, дальнейшее же “укрепление” тенге переводит их в убыточные.

Перспективы такой валютно-курсовой политики достаточно прогнозируемы: продолжать ее Правительство и Нацбанк, в принципе, способны, но только при условии сохранения высоких мировых цен на экспортируемое сырье, и только ценой дальнейшего усугубления внутренних социально-экономических перекосов в сторону сырьевого экспорта.

Рано или поздно Нацбанк и Правительство исчерпают физические возможности скупать все валютные излишки и стерилизовать эквивалентные “избыточные” массы тенге, и тогда национальная валюта начнет инфлировать сверх “разрешенных” ей пределов. Результатом станет еще большее предложение экспортерами “избыточной” валюты, попытки же Нацбанка продолжать ее скупку “подстегнут” тот же процесс с быстрым переходом в гиперинфляцию. (Собственно, процесс фактического обесценивания тенге на внутреннем рынке уже идет, свидетельством чему является 30-40 процентный рост цен на плодоовощную продукцию, “портящий” парадные показатели официальной инфляции. Нацбанк и Правительство списывают такую “неуправляемость” базарных цен на заговор перекупщиков, глубинная же причина – в дальнейшем увеличении “вилки” между ценами на товары, стоимость которых “привязана” к доллару, и “простонародными” продуктами питания (вроде картошки), на которые все более переходит “недолларовое” население.)

Судя по динамике последних месяцев, развязка может наступить скоро. Во всяком случае, уже сейчас Нацбанк вышел на предел возможностей держать курс тенге прежними методами. Если нынешние тенденции сохранятся, в Правительстве возобладает мнение о целесообразности “опустить” доллар хотя бы до уровня 130-120 тенге. Население получит кратковременную передышку в виде повышения собственной платежеспособности, однако экспортеры столкнутся с резким ростом себестоимости, что автоматически скажется на госбюджете. После чего Правительству ничего не останется, как прибегнуть к расконсервации долларовых запасов Нацфонда и Нацбанка, результатом чего явится та же ускоренная инфляция нацвалюты.

Если брать только техническую сторону, то решение, обеспечивающее как полную устойчивость национальной финансовой системы, так и возврат в страну основной массы экспортной выручки, очевидно: это полная конвертируемость национальной валюты. В пределе – до полного слияния денег, используемых для внутренних расчетов с валютной системой, обеспечивающей расчеты внешние.

Рискну шокировать многих, но все же попрошу вообразить на минуту, что в Казахстане нет ни национальной валюты, ни Национального банка, ни бесчисленных обменников, а любые расчеты, по выбору самих продавцов-покупателей, производятся в любой из свободно конвертируемых мировых валют. В первую очередь, разумеется, в долларах, а также в евро. И (или) … может быть, в … рублях. Но о них – чуть позже.

Повторим, — если брать только техническую сторону, то более простого, надежного и эффективного в финансовом отношении решения, чем превращение Казахстана в международный валютный порто-франко просто нет. Причем, благодаря гарантированно положительному внешнеторговому балансу, и более чем достаточному хождению по стране долларовой наличности, переход к такой схеме мог бы быть элементарно простым и одномоментным. С учетом же расположения насыщенного сырьевыми ресурсами Казахстана на геополитическом “перекрестке” Евразии, на стыке сразу нескольких экономических, транспортно-коммуникационных, информационно-идеологических, конфессиональных, этнических, лингвистических и т. д. государственных систем, экономические преимущества такой валютной “многовекторности” умножались бы иными разнообразными выигрышами…

Впрочем, с учетом нынешних политических реалий, это – всего лишь экономическая гипотеза, сегодняшняя польза от которой состоит лишь в указании направления, в котором следовало бы строить национальную финансовую стратегию. Главный же практический вывод, который мы может предложить, не рискуя уж слишком раздразнить аудиторию, — это понимание того, что у национальных валют, искусственно замкнутых внутри страны, никакого будущего – нет.

Интеграция любой включенной в глобализацию страны (тем более – экспортно ориентированной) в региональные и общемировые валютные системы есть столь же детерминированная необходимость, как и освоение деловой и культурной элитой этой страны языков международного общения. Причем пока “международными” языками будет владеть только “элита”, ни о каком устойчивом национальном развитии (даже сугубо экономическом, несмотря на любые сырьевые богатства) не может быть и речи.

(Равным образом не может быть устойчивого развития страны, не способной обеспечить внутреннюю и внешнюю “конвертируемость” языка государствообразующего этноса. Между реальным статусом национальной валюты — тенге, занимающей в собственной стране вторично-придаточное положение перед долларом, и унизительно-двусмысленным положением государственного языка, на который даже Конституция переведена с грубыми ошибками, — связь самая непосредственная. Аналогия здесь настолько полная, что желающие могут продолжить ее сами) Нам же сейчас стоит вернуться к сегодняшней проблеме: как все-таки поддерживать устойчивость нашей национальной валюты?

Центробанк России, как сообщается, пытается (и не без успеха) снижать собственную активность на валютных аукционах. Само собой, нашему Нацбанку также следует отказаться от участия в валютных торгах. А во избежание обвального “укрепления” национальной валюты, после которого ей не избежать срыва в инфляцию, можно было бы просто изменить технику поддержания курса. А именно, до установления действительно рыночного баланса спроса-предложения валюты на внутреннем рынке, Нацбанк должен продолжать скупку “избыточных” долларов, но по неизменному твердому курсу, например – 150 тенге. При этом скупленные доллары ни в коем случае не должны выводиться из национальной экономики через бессмысленное дальнейшее пополнение валютных запасов Нацбанка, а, напротив, использоваться государством в качестве целевого инвестиционного ресурса, направленного на ликвидацию дисбаланса между экспортно-сырьевым сектором и внутренним производственно-потребительским рынком. В частности, эти средства следовало бы направить на увеличение товарного импорта, а также на лизинговые поставки в страну оборудования и технологий для того самого импортозамещения, о котором Правительство уже несколько лет ведет разговоры вместо дела.

Разумеется, пенсионные накопления, содержащиеся в никому (кроме биржевых спекулянтов) не нужных “ценных бумагах” Минфина и Нацбанка, тоже должны быть выпущены “на волю” — в национальный экономический оборот. Благо, — объектов для массированных национальных инвестиций в тот же самый экспортный сектор – более чем достаточно, а государство Казахстан, в принципе, имеет все возможности дать “вечные” гарантии таким инвестициям.

Впрочем, те или иные технические решения оставляют без ответа такой основополагающий (и притом — более политический, чем экономический) вопрос, как выбор международной валюты, к которой следует “привязывать” казахстанский тенге.

На сегодня этот выбор, казалось бы, предопределен: практически весь объем внешних расчетов Казахстана обслуживается долларом, да и внутри страны тенге прочно “лежит” именно под ним. Однако именно такое “естественное” состояние экспортно-сырьевой экономики Казахстана в основе своей неестественно, поскольку основной товарооборот Казахстан имеет с рублевой зоной, а второй по объему – с зоной евро. С США же мы фактически не торгуем. Доллар является всего лишь охватывающей оболочкой для зон тенге, рубля и евро, как бы большой “Матрешкой”, вмещающей в себя остальных.

Кстати, “матрешечная” схема интеграции в глобальную экономику (равно как в культуру и политику) является единственно оптимальной для Казахстана. То социально-политическое и морально-нравственное состояние, в котором наше “суверенное” государство “опущено” сейчас в глобальную долларовую среду, надежно консервирует все “достижения” коррупционно-компрадорской моно-сырьевой экономики при феодал-трайбалистской семейно-клановой авторитарной власти. Нет более злой насмешки над идеей свободного рынка и национального суверенитета, чем любая наша сырьевая провинция с назначаемым “губернатором”, в которой уже полностью хозяйничают иностранные “инвесторы”, зато делопроизводство упорно переводится на “государственный” язык.

Совершенно очевидно, что органичное вхождение Казахстана в глобальный цивилизационный и культурный контекст возможно именно по вектору российского, а через него — общеевропейского экономического и политического пространства. То есть, первоочередным на сегодня приоритетом является симметризация наших с Россией политических и экономических систем, включая денежную интеграцию. О чем, собственно, мы и повели речь с самого начала.

Впрочем, все мы понимаем, что неспособность переориентировать сырьевой экспорт на цели национального развития, равно как и отсутствие реальной интеграции, объясняется не “добросовестным неведением” высшего руководства страны (хотя последнее тоже имеет место и играет весьма существенную роль). Корень проблемы, на самом деле, заключается в том, что административная, ресурсная, имущественная, финансовая и информационная власть контролируется теми самыми долларовыми сырьевыми олигархиями, интересы которых и обслуживают критикуемые нами Национальный банк и Правительство.

А это уже не экономическая, а политическая проблема, решение которой мы можем найти только вместе.