Галымжан Жакиянов с властью не договорится

Этот комментарий у вернувшегося из Кушмуруна Петра СВОИКА был взят в начале недели, когда еще ничто не предвещало каких-то очень резких поворотов в судьбе Галымжана ЖАКИЯНОВА. Да, на него заведены новые уголовные дела, но это давно уже не новость, об этом самой властью было объявлено чуть ли не год назад. Однако следователи до сих пор так ничего и не накопали, что само по себе говорит о политической заказанности процессов, которые происходят вокруг лидера ДВК.

— Здесь сработал принцип «нет худа без добра». Я получил право встречаться с Галымжаном Жакияновым как его защитник, поскольку на него, уже сидящего в тюрьме, открыто еще одно уголовное дело. Впрочем, под словом «худо» я подразумеваю не угрозу повторного суда и приговора, а нынешнее пребывание Галымжана за решеткой. Что же касается новых обвинений, то, знаете ли, рассмотрения этого нового «дела» в открытом судебном процессе следует опасаться как раз не защите, а обвинению. Подписка о неразглашении пока не дает мне возможности раскрыть суть, и это, честно говоря, даже немножко огорчает: есть там весьма колоритные моменты.

— Только то, что за самого Галымжана по этим новым «эпизодам» тревожиться не приходится.

— Так ведь заказной характер «дела» лезет из всех швов. Ведь, по-хорошему, с чего начинается раскрытие любого уголовного преступления? С установления самого факта преступления. Допустим, украдена конкретная сумма денег, или пропало какое-то имущество, или кто-то понес материальную потерю, или бюджет недополучил какую-то сумму. Короче, должен быть факт, потом уже под него появляется подозреваемый, который при достаточных доказательствах превращается в обвиняемого, а затем и в осужденного.

— В «деле» же Жакиянова все наоборот: обвиняемый — уже есть, а фактов — нет! И что характерно: бывший аким обвиняется не в личном хищении или присвоении, а — в мошенничестве. Причем по всему тексту обвинения рассыпаны указания на его сговор с другими лицами, и это — логично. В том смысле, что смошенничать в одиночку такой руководитель, как аким области, если бы даже и захотел, не может даже теоретически. Но этим вся логика следствия и исчерпывается: никому больше обвинение не предъявлено, хотя это уголовное дело (в нарушении всех процедурных сроков) тянется уже почти год. Какие здесь еще нужны комментарии? На самом деле, конечно, спецслужбам это уголовное дело нужно как еще один рычаг давления на Галымжана, не более того.

— К сожалению, — есть. Я, собственно, потому и посчитал необходимым дать это интервью, что сейчас ситуация вокруг заключенного Жакиянова складывается достаточно тревожная.

— На что же Вам пожаловался заключенный Жакиянов?

— Сам-то он мне ни на что не жаловался. Но, знаете ли, Кушмурун — довольно большой поселок, а «зона» для него — это как бы градообразующее предприятие, поэтому там все и обо всем «в курсе». А уж о делах вокруг акима (его там только так и зовут) -тем более. Например, местный «таксист», который вез меня от вокзала, был весьма информирован. И не только он. Галымжан же просто дополнил эти описания характерными деталями и собственным видением причин того «особого внимания», которым он именно теперь все плотнее окружается. Кстати, ни для кого из моих собеседников эти причины не составляли секрета.

— Все состоит как бы из мелочей, но таких, которые выматывают нервы и в любой момент заставляют ожидать худшего. Например, Жакиянов помещен в барак, где, кроме него, собрана одна молодежь — лет по 20 или немногим старше. А среди этой «зелени» немало и таких, кто за стакан анаши, что хочешь, сотворит. Галымжан не раз просил перевести его в барак с заключенными его возраста, но (почему-то?) — не положено. Впрочем, и со сверстниками насчет общения проблемы: все в зоне знают, что хорошее отношение к «акиму» сулит неприятности. Можно (по другому, конечно, поводу) угодить в ШИЗо или на строгий режим, да мало ли что…

Вообще, делать заключенного Жакиянова «виновником» неприятностей всех других обитателей зоны — стандартный прием. Так, заключенные имеют право звонить на волю, но… таксофон уже месяцев восемь «не исправен», вот ведь незадача! А письма, что он отправляет на волю, даже сыну, до адресатов тоже (почему-то?) не доходят.

Депутаты подарили колонии целый компьютерный класс, — опять-таки, лежит мертвым грузом. Галымжан много раз предлагал: давайте, я буду учить людей компьютерной грамоте, но — нельзя! Предлагал восстановить некогда действующее мебельное производство — не дали. Говорил: люди маются без дела, дайте мне сто человек — организую бригаду, будут заняты, сами будем себя кормить. Не хотите сто — дайте десять или пять. Нельзя! Просил работу себе лично: в зоне большое энергохозяйство, много другой инженерной работы, а у него ведь не просто техническое образование — МВТУ! Опять нельзя! Зато каждый шаг его отслеживается, записывается, перемещения регламентированы, режимные требования ориентированы на него персонально. Все, как минимум, подводится к тому, чтобы поймать его хотя бы на мелком нарушении, объявить взыскание…

— Это как раз очевидно — чтобы заблокировать возможный перевод на колонию-поселение, что, по Закону, возможно в августе. Или, не дай бог, спровоцировать какой-нибудь инцидент похуже, как бы руками самих заключенных. Кстати, хотя сам Галымжан ситуацию описывает сдержанно, стараясь ее не драматизировать, одним характерным эпизодом он со мной поделился: Оказывается, замначальника колонии по POP г-н МУХАМАДИЕВ на вопрос Галымжана о причинах суперпристального внимания к нему в последнее время откровенно признался, что это — «указание сверху». Нам с вами остается только догадываться, откуда идут такие установки, особенно если учесть, что отнюдь не Минюст, к которому отошли исправительные учреждения, задает в них тон.

— Нет, конечно. Но из нынешней тупиковой ситуации надо как-то выходить. И, скорее всего, без каких-то промежуточных решений, встречных шагов не обойтись. Галымжан, уверяю вас, совершенно адекватный, вменяемый и очень волевой политик. Сколько ему придется просидеть — столько он и просидит. Ни сломать его, ни добиться самооговора — невозможно. Именно потому, что он слишком хорошо понимает, сколь важна и ответственна для всей демократической оппозиции, для всего будущего Казахстана его сегодняшняя роль «простого» заключенного. Но и крови он отнюдь не жаждет, и то, что в тюрьме ему делать нечего, хорошо понимает.

По большому счету, наличие в Казахстане политических осужденных, — это ведь проблема не только расколовшейся правящей элиты и лично президента Назарбаева. Это проблема международного престижа нашей страны, проблема внутреннего политического климата, да и просто общенационального самоуважения. И с играми по выставлению политических оппонентов режима некими уголовниками пора кончать. Потому что при всей их трагичности такие методы саму власть выставляют в неубедительном и даже смешном свете.

— Очень надеюсь, что сидеть ему осталось недолго. И совершенно убежден, что действующий политик Жакиянов сейчас стране нужнее, чем политзаключенный Жакиянов. Нужнее всем — не только Народной партии ДВК, не только другим демократическим силам, но и, в не меньшей степени, провластным партиям, самому правящему режиму и, конкретно, президенту. В конце концов, все мы знаем, какой раздрызг творится сейчас во всех властных сферах, в самом ближайшем окружении Нурсултана Назарбаева, и какие острые головные боли имеет он лично. Решение не простое, но его нужно принимать. И чем скорее — тем лучше. Ну а мы бы это только приветствовали!..

— Когда я выходила из колонии после длительного свидания с мужем, оперативные работники колонии сообщили, что меня ждут следователи. Будучи общественным защитником Галымжана, я поняла, что это как-то связано с ним. Следователи мне предъявили три постановления: два — о наложении ареста на денежные счета и квартиру в Павлодаре, третье — о том, что с 3 апреля я не могу выступать как общественный защитник Галымжана.

— В отношении второго постановления я сама задала им вопрос, при чем здесь Галымжан, когда я лично покупала эту квартиру, сама ее оформляла, соответственно, везде стоят мои подписи…

— Что все, якобы, из-за того, что квартира записана на мое имя, а она является взяткой. Вообще все непонятно. В течение четырех часов меня допрашивали, но суть дела так и не объяснили.

— Да. Примечательно, что в этот момент адвоката в колонии вообще не было. Позже выяснилось, что следователи специально ее отпустили, видимо, хотели допросить меня без свидетелей. Я знаю только, что открываются новые уголовные дела и поэтому меня устраняют. Но хоть сто новых уголовных дел они могут открыть, законного права отстранять меня, как общественного защитника, у них нет.

— По-хамски. Разговор все время шел на повышенных тонах. Мне, например, бросали в лицо такие фразы: «Что ты из себя корчишь?» Был и шантаж, мол, «мы вам такое устроим». А на мои замечания об их поведении мне сказали, что я даже не представляю, как они себя с другими ведут.

-Чтобы я расписалась в предъявленных мне бумагах, что я с ними ознакомлена. При этом мне не хотели давать копии этих постановлений. Я поэтому так и написала, что меня, шантажируя и угрожая, заставили эти бумаги подписать. В результате они решили отложить допрос до понедельника.

— Они представились следователями оперативно-следственной группы — Дильдахан ЖОРАБАЕВ и Энвар ЗЕЙТУЛАЕВ.