Кушмурунская колония или блокадный Ленинград?
— Карлыгаш, оказывается, Галымжан Жакиянов узнал о том, что НП ДВК успешно прошла официальную регистрацию в Минюсте, только 8 мая. Хотя, по словам нынешнего руководства этой партии, телеграмма ему была отправлена практически сразу после получения свидетельства…
— Да, это действительно – факт, причем весьма, мягко говоря, интересный. Восьмого мая был день рождения Галымжана, а перед этим, так уж совпало, была зарегистрирована партия. Я решила по-своему поздравить его, поблагодарить его маму за то, что она подарила нам и миру такого человека. Я очень ей благодарна за то, что у меня есть Галымжан. За то, что он остается крепким, стойким духом своим.
А параллельно от ДВК, оказывается, была отправлена ему телеграмма, но он ее до сих пор не получил. И только сегодня он из уст посетившей его первой Зауреш Батталовой услышал о том, что НП ДВК зарегистрирована. Естественно, Галымжан был очень рад узнать это.
Когда к нему зашли уже мы с Петром Владимировичем Своиком, который опять поздравил моего мужа с этим событием, он сказал: “интересно, что об этом я узнаю только во время личной встречи с вами, телеграммы отсеиваются администрацией колонии”.
Вообще, вокруг Галымжана происходит очень много странных вещей. Буквально 10 дней назад посол США в Казахстане мистер Неппер через общественного защитника моего мужа Петра Своика отправил письмо, адресованное лично Галымжану. Помимо всего прочего, в нем был отчет Госдепа, который был опубликован везде, по всему миру. В том числе – и на интернет-сайтах. В дополнение посол приложил к нему свой комментарий и высказал свое личное отношение к Жакиянову как к личности, как человеку.
Текст этого письма был известен и нам, близкому окружению Галымжана. И когда мы обратились к начальнику колонии, он сказал, что вопрос по передаче этого письма он никак не может решить, поскольку на “зоне” находятся следователи КНБ. И направил нас к ним.
Следователь КНБ принял у г-на Своика это письмо. Но сегодня мы опять же узнаем от Галымжана, что его до сих пор так же, как телеграмму о регистрации НП ДВК, не получил. А ведь это письмо не кого иного, а посла, представителя государства!
— То есть, оно пропало? (Вопрос журналиста “Assandi-Times”)
— Я не знаю, пропало оно или нет. Но этот факт – на совести следователя КНБ, который сегодня вершит судьбу не только Галымжана, но и посланий дипломатов. Наверняка существует какой-то предел, который они не должны переступать. Но, как видим, позволяют себе его перешагнуть. Они должны четко себе представлять, что уже переходят дозволенные им границы.
— Карлыгаш, вы виделись сегодня с Галымжаном. Скажите, как он выглядит, в каком состоянии находится его здоровье?
— Это очень сложный для меня вопрос. Потому что нужно его видеть регулярно. Все познается в сравнении, не так ли? В последний раз я была здесь месяц назад.
А так сегодня он выглядит более-менее. А вот месяц назад он был буквально осунувшимся, сильно похудевшим.
— А в моральном плане?
— Вы знаете, это я, наоборот, всегда получаю от него моральную поддержку, когда встречаюсь с ним и рассказываю ему о последних событиях в моей жизни. И Галымжан всегда дает мне советы, как правильно поступить в той или иной ситуации. Вот потому-то, зная об этом прекрасно, следователи КНБ пытаются изолировать нас друг от друга.
Буквально вчера они вручили мне постановление о том, я допущена в колонию как защитник Галымжана.
— А до этого, выходит, не допускали? (Вопрос журналиста “Assandi-Times”)
— Нет. Поскольку в сентябре прошлого года Галымжан вновь стал обвиняемым, то его лишили права видеться с семьей. И потому я вынуждена была подать заявление о своем статусе его общественного защитника. Они отказали, но после поднятого шума, после моего письменного обращения ко всем посольствам, они допустили меня к защите Галымжана. И вот 7 апреля меня отстранили как участницу “квартирного дела”.
А вчера мне дали допуск. Не удивлюсь, если завтра власти вынесут другое решение и вновь запретят мне быть общественным защитником Галымжана.
— Карлыгаш, извините, а насколько изолирован Галымжан в плане руководства партией? (Вопрос журналиста “Начнем с понедельника”)
— Ну, я ведь уже сказала вам, что даже элементарные телеграммы до него не доходят. Обычные письма до Галымжана доходят, но ни одного письма от него, из колонии, не выходит. Да и я, его общественный защитник, не могу оттуда ни одной бумаги вынести. Как-то депутаты занесли ему какие-то письменные запросы, он отвечал на первую их часть, и на этом – все. Даже родной сын не может получить от него не только письма, но даже телефонного звонка. О каком руководстве партией можно говорить в таких условиях?
Кто наращивает беспредел?
— Скажите, а на каком этапе находятся сейчас уголовные дела, возбужденные против Галымжана уже в ходе его пребывания в кушмурунской колонии? (Вопрос журналиста “Assandi-Times”)
— Мы изначально говорили много раз о том, что первое уголовное дело, открытое во время того, как Галымжан уже сидел, было начато 12 сентября. И все мы знаем, что мой муж подавал прошение о помиловании. Поскольку наш президент неоднократно всегда и везде озвучивал то, что якобы сам Галымжан не предпринимает со своей стороны никаких движений, мы произвели соответствующие юридические процедуры. Думаю, что это было для них полной неожиданностью.
Естественно, после подачи прошения о помиловании властям был нужен какой-то “переговорный” повод для того, чтобы поставить перед Галымжаном какие-то условия. Они закрыли колонию на карантин, мой муж был полностью изолирован, и мы не знали, что с ним происходит.
Именно в этот период отключили и телефон, по которому он с нами общался. При этом были нарушены права не только Галымжана, но и всех осужденных, отбывающих наказание в этой колонии. Тем самым спецслужбы провоцировали у контингента колонии антижакияновские настроения.
Тогда, 12 сентября, Галымжан наотрез отказался от выполнения каких-либо дополнительных условий со стороны власти. Главными среди них были отказ Жакиянова от политической деятельности вообще, его публичное осуждение деятельности ДВК. То есть, он должен был полностью отречься от своих политических убеждений.
Но Галымжан выбрал другую дорогу: как бы ему ни было тяжело, он не захотел поступиться своими принципами и идеалами. И я прекрасно знаю, чего ему это стоило, что именно пришлось испытать за все это время.
И тогда недавно, первого апреля, они возбудили новое уголовное дело в отношении нашего жилья. Да, мы приобретали квартиры, но вполне законно и на свои средства, а не бюджетные.
Это говорит о том, что у них в запасе не осталось ничего весомого. Перед этим они пытались открыть одно уголовное дело против Галымжана, но при этом напоролись на другие очень громкие имена. Идти с этими фамилиями на суд? Но они прекрасно понимают, что Жакиянов в зале суда молчать не будет!
Было и второе уголовное дело, но оно оказалось еще более скандальным, чем первое. В третьем эпизоде — тоже очень известные фамилии…
И тогда они ухватились за эту квартиру. Вокруг нее на самом деле происходит очень странная история. Я давала интервью газете “Время” по этому поводу, к сожалению, очень много из сказанного мною в опубликованном варианте оказалось вырезанным.
Статус защитника пока не позволяет мне осветить подробности, но они таковы, что нам скрывать нечего, зато сами следователи понимают, что идти с такими выдумками в суд им нельзя.
С помощью этого “квартирного дела” власти попытались убить сразу двух зайцев. Во-первых, оказать на Галымжана давление с целью получения нужного им результата. И во-вторых, убрать меня как общественного защитника моего мужа, и тем самым лишить нас возможности общаться.
Если я являюсь юридической хозяйкой квартиры, то я должна досконально дать показания. Но тогда, будучи свидетелем, я не буду допущена к супругу. Естественно, следователи КНБ знали об этом, как и г-н Дутбаев. Вот они и открыли это глупое дело.
— На какой стадии находится это дело?
— Я знаю только, что они продолжают заниматься квартирой, что на нее наложен арест. У меня на руках все документы.
— Карлыгаш, скажите, а почему этим делом занимается не МВД, а КНБ? Неужели это “квартирное дело” представляет реальную угрозу для национальной безопасности?
— Понимаете, Асхат, ведь они три подряд уголовных дела открыли, на самого Галымжана ничего “не нарыли”, зато напоролись на “ненужные” фамилии. Это надо искать преступников среди приближенных президента…
— Это-то как раз я прекрасно понял. Но я спрашиваю, почему именно КНБ занимается этим делом? Не МВД или, скажем, финансовая полиция, а именно КНБ?
— Потому что изначально КНБ возбудило дело, и именно они приезжали к Галымжану с диктовкой политических условий со стороны власти. Абсурд как раз и заключается в том, что квартирным вопросом занимается такое ведомство. Я неоднократно говорила о том, что они вместо того, чтобы искать пропавшие “МИГ”и или искать большую коррупцию в эшелонах власти, цепляются за наши квартиры, ищут нашу недвижимость.
Следователи предъявили мне бумагу о том, что на наш счет в банке наложен арест. На нем было пять тысяч долларов, которые по частям снимал наш сын. Он учится в Америке. Если бы мы чего-то боялись, то давно бы закрыли этот счет и ушли бы в тень, не так ли?
Мы никогда не имели никаких заграничных счетов. Все свои доходы Галымжан официально декларировал. Он, как вы знаете, первым среди акимов подал декларацию о доходах. С тех пор все эти декларации делались в двух экземплярах: один из них отдавался в налоговую, второй я оставляла у себя.
Допрашивает меня следователь: “Вот твой муж наворовал, откуда у вас такие доходы?” Я отвечаю: “Извините, есть декларации о доходах, посмотрите их”. А он: “Вы знаете, вот что интересно-то: пропали бесследно ваши декларации!” Я в ответ: “не пропали, может, это как-то связано с амнистией капиталов?”
Кстати, именно Галымжан выступал против этой амнистии, требовал, чтобы этот закон не принимали.
Так вот, я говорю: “Если каким-то образом эти декларации были ликвидированы, то у нас сохранились вторые экземпляры, причем это не копии, а оригиналы”. А недавно я узнаю, что Галымжана допрашивали, и во время допроса ему предъявили декларацию о доходах! Откуда у них всплывает все это?
То есть, после всех этих вещей мне трудно каким-то образом разумно комментировать действия КНБ…
— Скажите, Карлыгаш, а не выходили ли на вас лично представители власти: мол, передай мужу, если он сделает то-то и то-то, то мы в ответ сделаем это и это? То есть, не пытались ли они через вас заключить с Галымжаном какую-то политическую сделку?
— Это было, есть и до сих пор продолжается. Когда придет время, я обязательно озвучу это. Но сегодня, когда Галымжана держат в заложниках, я вынуждена хранить молчание. Каждый мой шаг, каждый мой комментарий отслеживается.
Даже во время учредительного съезда НП ДВК, точнее – за несколько часов до его начала, мне был сделан звонок. Наверное, многие заметили мое отсутствие на этом форуме и по-разному его прокомментировали.
Галымжан очень хотел, чтобы я была на этом съезде, но этого не произошло. Потому что мне дороже всего жизнь моего мужа…
“Сегодня Галымжан радовался, как ребенок!”
— Скажите, а Галымжан знает о нынешней позиции, занятой Заманбеком Нуркадиловым в отношении Назарбаева? И если да, то как он воспринял эту новость? (Вопрос журналиста газеты “Соз”)
— Галымжан знает. Я думаю, что когда придет время, лучше всего прокомментирует эту ситуацию он сам.
— А на какие еще темы вы беседовали сегодня со своим мужем? (Вопрос журналиста “Assandi-Times”)
— Сегодня нам с Петром Владимировичем отвели буквально час. О чем можно побеседовать за столь короткое время, да еще в комнате, которая не только полностью прослушивается, но и просматривается?
Нам постоянно отводят только эту комнату, даже когда я приезжаю сюда на длительные свидания, с ночевкой. Галымжан говорит: “Они настолько стыд потеряли сами, что и нас считают такими же”.
— Карлыгаш, как вы сами знаете, 10 апреля в Алматы прошел митинг в защиту Галымжана. Затем аналогичная акция протеста прошла в Семипалатинске. Отражаются ли такие ситуации на его жизни в колонии? (Вопрос журналиста газеты “Соз”)
— Конечно же, отражаются. Вы, наверное, помните, что около месяца или трех недель назад должна была состояться моя пресс-конференция. За день до этого я вынуждена была вызвать “Скорую помощь”, настолько мне было плохо. Были звонки всякого рода, я не могу пересказывать сейчас слова звонивших. В общем, я не могла выйти из дома.
Каждый шаг, который делает ДВК, вообще вся демократическая оппозиция, митинги, проведенные в защиту Галымжана, и то, что в них, помимо его партии, приняли участие “Ак Жол”, Компартия, были представители даже “Отана”…
— Да, я помню, как на трибуне стоял советник Ермегияева Болатхан Тайжан…
— Но я думаю, Болатхан-ага пришел туда, скорее, просто как человек, а не член партии “Отан”.
Так вот, сразу пошли провокации. Как только в колонии включили телефон, Галымжан сразу позвонил мне и сказал об этом. К нему подошли кое-кто из осужденных, угрожали ему ножом. На сегодняшний день буквально каждую минуту он подвергается не только психологическому давлению, но и угрозе своему физическому существованию.
Галымжан настолько мне близок, казалось, что я знаю его, что называется, назубок. Но даже я поражаюсь, насколько стойко и непоколебимо он держится в такие тяжелые моменты, устраиваемые ему понятно с чьей подачи.
Я каждый день молю Аллаха, чтобы он остался в живых и вышел оттуда нормальным и здоровым человеком.
— Карлыгаш, скажите, а отражаются ли на положении Галымжана другие позитивные моменты? Например, то, что НП ДВК прошла официальную регистрацию? Администрация колонии обращает внимание на такие изменения политической ситуации или же все остается по-прежнему?
— Асхат, о чем вы говорите? Они все носят погоны, они – подчиненные люди. В этой системе – как в армии: “я – начальник, ты – дурак!” Уж извините меня за это выражение.
Они только выполняют команду, полученную сверху. И они стараются не думать о политике. Хотя я всегда говорю, что вся наша жизнь состоит из политики, в том или ином виде.
То, что мы с вами сейчас беседуем, – это политика. В отношениях с соседями, с которыми мы живем под одной крышей многоквартирного дома или через забор, мы тоже ведем какую-то политику. Сохранить любовь к человеку, с которым ты живешь, в течение, скажем, не 10-ти лет, а всю жизнь – это тоже политика.
А нас сегодня привыкли, чуть что, пугать этим словом – “политика”.
— Скажите, а как насчет положенных вам с Галымжаном по закону свиданий, как кратких, так и длительных: соблюдается ли определенный режимом содержания и законом график? Или в этом плане тоже пытаются играть на ваших нервах?
— Первое время у нас были такие случаи. Как-то приехала я на трехсуточное свидание, а в колонии был объявлен карантин по дизентерии. Меня вывели, а всех остальных родственников запустили!
Мы поднимали по этому поводу шум. Но начальник колонии так прокомментировал эту ситуацию: законом предусмотрен вариант “на усмотрение начальника колонии”.
Бывают такие случаи, да. Бывает, приезжаю зимой сюда, в колонию. Вы же видите, как далеко она находится от поселка Кушмурун. И знаете, какие свирепые здесь морозы. И вот меня не пускают, как остальных посетителей-родственников, в помещение, а заставляют на морозе часами выжидать выхода на улицу начальника колонии.
Всем почему-то положено сдавать заявления туда, в комнату свиданий. А я должна часами бегать туда-сюда в ожидании начальника, его личной разрешающей подписи. Но я думаю, что и он сам идет на такие меры не от хорошей жизни.
Мне кажется, будь его воля, он уже сегодня с большим удовольствием освободил бы этого Жакиянова, из-за которого колония превратилась в “зону особого внимания”.
— Насколько мне известно, уже осенью этого года Галымжан будет иметь право выхода на относительную свободу, в которой сегодня пребывает Сергей Дуванов?
— Да, и именно поэтому они открыли против него новое уголовное дело. Они не хотят выпустить Галымжана законными методами. Они хотят иметь на него как можно больше зацепок, как, например, на того человека, который отсидел срок за оскорбление чести и достоинства президента РК. К сожалению, запамятовала его имя и фамилию…
— Мадел Исмаилов?
— Да-да. Что такое тюрьма, знает только человек, проведший в ней хотя бы месяц.
— Мадел отсидел год в Петропавловске, кажется…
— Поэтому я нисколько его не осуждаю, я его прекрасно понимаю. Я его жалею. Потому что дух у людей абсолютно разный.
Это интервью я хочу завершить словами о том, что Галымжан очень рад был узнать о регистрации НП ДВК. Он очень рад, что сюда, в Кушмурун, приехали люди только ради того, чтобы поддержать его. Он спрашивал о каждом из вас, журналистах. И когда я называла ваши имена, он радовался, как ребенок.
Галымжан ведь тоже человек, и ничто человеческое ему не чуждо…
— Шары воздушные не видел? (Вопрос журналиста “Assandi-Times”)
— Они сделали все, чтобы ни он, ни осужденные ничего не увидели и не услышали. Но, по большому счету, у администрации ничего не вышло: думаю, что все, кто сегодня был в колонии и рядом с ней, на всю жизнь запомнили этот день. И если Галымжан чего-то не увидел, то ему об этом все равно кто-то расскажет.
Все, кто приехал, и вы, журналисты, в том числе – большие молодцы. Пусть вас, пишущих о Галымжане, не так уж и много, но пока выходят публикации о нем, значит, есть еще надежда, значит, эта страна не совсем потеряна после результатов чиновничьего “усердия”. Огромное всем вам спасибо от Галымжана и от меня лично!
— И вам.