“Голландская болезнь” во дворе

Казахстан достаточно богат ресурсами нефти: прогнозные его запасы на суше составляют 13 млрд. тонн, в Кашагане — 7 млрд. тонн, а утвержденные запасы – около 5 млрд. тонн. По величине доказанных запасов он занимает в мире 11-е, а по прогнозным – 12-е. К 2015 г. Казахстан собирается добыть на морском месторождении 100 млн. тонн нефти. В целом, если ежегодная ее добыча составит 11-12%, то запасов страны хватит на 43 года. Но у нас на суше много неразведанных запасов этого черного золота. Это солидное богатство страны, тем более что значение нефти, как минерального сырья для развития экономики, никогда не потеряется. Если перестать использовать ее как источник топлива, то можно будет ее использовать как сырьё для производства нефтехимической продукции, пользующейся в мире большим спросом. Нефтяным богатством владеют в большом объеме в мире лишь порядка полутора десятков стран, и это дает им весьма заметное преимущество.

Естественно, поэтому добыча и экспорт нефти стали ключевыми видами деятельности в казахстанской экономике. И оказалось, что когда такое богатство страны становится профилирующим экспортным продуктом, а точнее, главной статьей ее экспорта, сильно зависящей от мировой конъюнктуры цен, оно может стать не только благом, но и серьезным источником трудно решаемых проблем, по меньшей мере, может превратиться в тормоз устойчивому развитию экономики.

В годы экономического кризиса мы не без основания возлагали главную надежду в выживании на нефть, цветные и черные металлы, и начиная с 2000 г. уже гордились тем, что они обеспечивают нам высокие темпы экономического роста, приток большого капитала и получение огромных доходов и, в первую очередь, бюджетных поступлений. И только начиная с 2001 г. мы осознали, что размер нефтяных доходов сильно зависит от колебания мировых цен на нефть, которые, начиная с 1973 г., происходят достаточно часто и в широком диапазоне: размер нефтяных доходов резко и сильно снижается, и страна остро ощущает нехватку средств для выполнения бюджетных обязательств государства, когда мировые цены на нефть падают и, наоборот, возникают большие избыточные доходы в иностранной валюте, которые вместе с притоком иностранного капитала создают опасную угрозу для макроэкономической стабильности и росту экономики в несырьевом секторе, когда они резко и сильно растут. Значит, и резкое падение мировых цен — это плохо, и резкий рост их, тоже плохо.

Зависимость казахстанской экономики от колебания мировых цен была бы слабой, если бы она имела развитый несырьевой сектор. К сожалению, в Казахстане он развит плохо, и высокие темпы экономического роста, достигаемые за счет высоких мировых цен на нефть, не просто не распространяются на несырьевой сектор, но еще больше ухудшают его перспективы.

Это связано с так называемой “голландской болезнью”, которая возникает за счет роста реального обменного курса тенге, ведущего к росту издержек производства и снижения конкурентоспособности продукции несырьевого сектора, удешевлению импорта и чрезмерному увеличению его объема, что приводит к массовому вытеснению с рынка отечественных товаров, производимых в несырьевом секторе.

Чтобы, если не избавить экономику от сильной зависимости от резких и непредсказуемых колебаний мировых цен, то хотя бы ослабить ее, многие страны, добывающие какой-либо ключевой вид сырья, создали у себя так называемые стабилизационные фонды. Так, нефтедобывающие страны – Норвегия, Венесуэла, Мексика и др. – создали нефтяной стабилизационный фонд, медедобывающая страна Чили – медный стабилизационный фонд и.д.

Создание таких фондов, в частности нефтяных, действительно позволило им сгладить колебания доходов, поступающих в бюджет и в значительной мере формируемых за счет ресурсной ренты, уменьшить инфляционное давление и сдерживать удорожание национальной валюты.

Поэтому по примеру многих стран мира в 2001 г. Казахстан, у которого нефть составляет 50-60% его экспорта, тоже создал аналогичный фонд, назвав его Национальным фондом и передав его под управление Национального банка Казахстана. В него, в принципе, должны поступать все нефтяные доходы, полученные при ценах, превышающих базовые мировые цены на нефть или, как сейчас говорят, “цены отсечения” — 19 долл. за баррель. За прошедшие годы со времен создания НФ в нем аккумулировано уже более 5 млрд. долл.США, что составляет 12,8% ВВП.

Однако это не избавило Казахстан от усиления инфляционного давления на экономику и сильного удорожания тенге. Хотя инфляция в последние два года в целом остается на уровне 6,4 и 6,9%, финансовым властям из года в год это удается с большим трудом: каждый год приходится пересматривать первоначально принятый ее уровень в сторону увеличения. И не от хорошей жизни правительство и НБК на 2005г. перешли на задание прогноза инфляции в коридоре 5-7%, уточнив прежнее утвержденное ее значение, заданное в коридоре 4,9-6,5%. Одновременно реальный обменный курс тенге в 2003 г. увеличился на 12,6%, в 2004 г. – на 14,3%, что вызвало в ряде отраслей несырьевого сектора, особенно обрабатывающей промышленности, явные признаки “голландской болезни”.

Действительно, промышленность Казахстана, как и объем его ВВП, продолжает расти высокими темпами. Согласно данным Агентства по статистике, в 2004 г. промышленное производство выросло на 10,1% по сравнению с 2003 г. Однако структура роста промышленного производства вызывает тревогу. Рост обрабатывающей промышленности отстает от роста в ресурсодобывающих отраслях. В истекшем году объем производства в ресурсодобывающих отраслях вырос на 12,7%, а обрабатывающая промышленность – только на 8,9%. Это говорит об усилении сырьевой ориентации промышленного производства.

В январе-марте 2005 г. эта негативная тенденция получила свое дальнейшее продолжение. При росте промышленного производства только на 7,4% по сравнению с соответствующим периодом 2004г. объем производства в ресурсодобывающей промышленности вырос на 11,1%, а обрабатывающая промышленность показала рост только на 3,4%.

В 2004 г. в обрабатывающей промышленности быстрее всего росло машиностроение (в 1,7 раза), за которым последовало производство неметаллических минеральных продуктов (в 23,4%), кожи, изделий из кожи и обуви (в 17,9%), химическая промышленность (в 11,5%). Но в то же время достаточно заметно замедлили рост пищевая промышленность, особенно текстильная и швейная промышленность, производство кокса, нефтепродуктов и ядерных материалов, вовсе упало производство готовых металлических изделий, обработка древесины и производства изделий из дерева.

Беспрецедентно высокий темп роста машиностроения, включая производство транспортных средств и оборудования, а также приличный рост неметаллических минеральных продуктов могут создать впечатление, что в экономике Казахстана начал успешно развиваться не только ресурсосберегающий сектор. Так часто заявляет и правительство. На самом деле это не так, ибо на предприятиях отраслей обрабатывающей промышленности никакие качественные изменения не произошли: ни технико-технологическое \»перевооружение\», ни реструктуризация производства, ни освоение новых видов продукции, ни диверсификация её. Производство по-прежнему осуществляется на старых свободных производственных мощностях. Ситуация в машиностроении объясняется просто: с 2003 г. некоторые предприятия отрасли начали выпускать простейшие машины и оборудование, необходимые для нефтегазовой и горнорудной промышленности, по заказам нефтегазовых компаний в рамках силовой правительственной политики импортозамещения. Значит, рост происходит под влиянием высоких цен на нефть и газ. Причем на темпы роста сильное влияние оказывают небольшие базовые объемы производимой продукции. Что касается неметаллических минеральных продуктов, то здесь играет свою роль ажиотажный спрос на жилье и высокие темпы его строительства, складывающиеся в последние годы.

Но главное в том, что во многих отраслях обрабатывающей промышленности установилась низкая или отрицательная рентабельность. В октябре 2004 г. по сравнению с октябрем 2003 г. в пищевой промышленности рентабельность составила 5,8%, машиностроении – 3,3%, производстве кокса, нефтепродуктов и ядерных материалов – 10,5%, производстве электрооборудования, электронного и оптического оборудования – 4,3%. Во всех остальных отраслях и во многих подотраслях вышеприведенных отраслей рентабельность оставалась отрицательной.

Высокий уровень рентабельности сохранился лишь в металлургии, которую на 80% можно было бы отнести к ресурсоориентированной, и в производстве неметаллических минеральных продуктов. В целом, в декабре 2004 г. цены на материалы промежуточного потребления выросли на 29,6%.

В общем объеме экспорта на 2 процентных пункта сократился удельный вес продовольственных товаров и 1 процентный пункт – доля металлургической промышленности, зато на 4 процентных пункта увеличилась доля минеральных продуктов.

Объем импорта за год увеличился на 52%, чего не было в экономике Казахстана после 1992-1993 гг., вытесняя с рынка многие отечественные готовые продукты. За январь-февраль текущего года он увеличился еще на 37%. Доля минеральных продуктов в экспорте увеличилась уже на 4,4 процентных пункта, а продуктов готовых металлических изделий, наоборот, сократилась на 2 процентных, продовольственных товаров – на 2,4 процентных пункта. Таким образом, у всех отраслей обрабатывающей промышленности, кроме металлургии и неметаллических минеральных продуктов, симптомы “голландской болезни” налицо.

Такова стартовая цена наступающей “голландской болезни”. Задача состоит в искоренении её причины или нужно хотя бы не позволять ей прогрессировать.

Возникает вопрос: “Почему Национальный фонд не избавил страну от укрепления обменного курса тенге?”. Здесь главную роль сыграл большой приток иностранных инвестиций, в том числе за счет получения казахстанскими предприятиями и банками дешевых кредитов на международных рынках. Но и правительство в последние два года взяло курс на “накачивание” экономики бюджетными средствами, в том числе средствами, которые должны были бы поступать в НФ.

Об этом свидетельствует, во-первых, опережающий на 10 процентных пунктов рост в 2003-2004 гг. государственного бюджета, в результате чего доля ВВП, распределяемая через государственный бюджет, была установлена на уровне 26,7% против 20% в прежние годы, существенно нарушилась необходимая пропорция между ростом расходов бюджета и ростом экономики. Особенно наблюдается в последние годы значительное увеличение объемов государственных расходов на развитие производства. Их доля в общих расходах государственного бюджета выросла с 4% до 27%. Причем здесь учтены показатели только самого государственного бюджета. А если взять расходы консолидированного бюджета, т.е. включая расходы институтов развития, собственный капитал которых образован из бюджетных средств, то данная доля окажется еще больше. Во-вторых, в 2004 г. поступление в НФ произошло на самом низком уровне со времени его создания, хотя в прошлом году мировые цены на нефть были беспрецедентно высокими. Сделать это несложно, поскольку существующие правила отчислений нефтяных доходов в НФ позволяют правительству легко изменить их по своему усмотрению, пересматривая либо состав компаний, которые отчисляют доходы в НФ, либо размер самих отчислений, что явно происходило в 2004г.

Кроме того, сохраняется дефицит бюджета и выпускаются все новые и новые государственные долговые обязательства, которые, по существу, финансируются с выплатой процентов из средств НФ, ведь в таком случае, в действительности снижаются чистые накопления ниже отчислений в НФ.

Боюсь, что нынешнее правительство, взявшее курс на политику бюджетного популизма и восполнение отсутствия частных инвестиции на развитие производства в несырьевом секторе, особенно в обрабатывающей промышленности, крупным государственным инвестированием его развития, не захочет выработать эффективное правило размещения нефтяных доходов в НФ и сберечь их. Ведь большие государственные расходы, особенно расходы на развитие – это важнейший и надежный источник роста коррупции, лакомый кусок для государственных чиновников всех рангов.