“Чикагские мальчики” из Нацбанка

Как одна страна пытается реализовать две взаимоисключающие стратегии управления экономикой

“Распространение рыночного механизма

на все сферы жизни грозит

разрушением общества”

Джордж Сорос, финансист

“У нас нет времени на раскачку,

страна ждет конкретных действий

по реализации задач,

поставленных президентом”

Карим Масимов, премьер-министр Казахстана

Нефтяной мини-шок

В период с 9 по 18 января этого года цена на нефть марки Brent впервые за год опустилась ниже уровня в 52 доллара за баррель. Причиной, как сообщается, стала непривычно мягкая зима в Западном полушарии. В странах, сидящих на “нефтяной игле”, к которым относятся Казахстан и Россия, этот климатический феномен оживил заглохшие было дискуссии на тему “что будет, когда кончится нефть”.

Во-первых, выяснилось, что наши стратеги были полны оптимизма, и такое колебание стало для них неприятным сюрпризом: “Бюджет и бизнес-план “КазМунайГаза” и дочерних компаний рассчитан исходя из прогнозной цены – шестьдесят долларов за баррель. Если мировая цена будет длительное время держаться ниже этой отметки, то компании придется пересматривать свои бизнес-планы, — сообщил журналистам в середине января директор департамента по связям с общественностью \»КазМунайГаза\» Михаил Дорофеев, — безусловно, значительное снижение неизбежно приведет к пересмотру затратной части. То есть некоторые инвестиционные проекты, находящиеся на начальной стадии, могут быть заморожены или отложены до лучших времен”.

Чутко реагируя на спрос, покатилась вниз цена размещенных на Лондонской бирже бумаг АО “Разведка-Добыча “КазМунайГаз”. В период с ноября по конец года цена их выросла с 15 до 24,3 долларов за акцию, и отечественная пресса наполнилась материалами об “успешном дебюте”. Однако сразу после новогодних праздников акции стали быстро дешеветь. На 22 января их цена опустилась до 19,5 долларов.

Муссоны над Северной Америкой заставили понервничать неизвестных широкой публике советников правительства – это по их рекомендациям при составлении республиканского бюджета на 2007 год прогноз мировой цены на нефть марки Brent определен на уровне 60 долларов за баррель. “Это соответствует прогнозам международных экспертов, по оценке которых мировая цена на нефть будет колебаться в среднесрочном периоде в пределах 60-63 доллара США за баррель”, — сообщалось в официальных релизах осенью прошлого года. В соответствии с этими прогнозами был определен уровень расходов, а также размер отчислений из Нацфонда в “Бюджет Развития”. Интересно, что советуют нашим чиновникам “международные эксперты” теперь.

60 долларов — и точка?

Республиканский бюджет-2007 сверстан на основе новой концепции формирования Национального фонда, согласно которой все поступления от нефтяного сектора направляются в Нацфонд, а уже затем из него в случае необходимости выделяется гарантированный трансферт на покрытие недостающих средств республиканского бюджета.

В 2007 году объем такого трансферта из Нацфонда в республиканский бюджет определен в сумме 301,7 миллиардов тенге. Поступления в Нацфонд в этом году прогнозируются в сумме 853 миллиардов тенге, или 7,2 процента к ожидаемому объему ВВП.

Трансферты из Нацфонда правительство намерено тратить исключительно на реализацию принятой в 2003 году Стратегии индустриально-инновационного развития. Цель этой стратегии – избавить страну от сырьевой зависимости. Первым пунктом в этом документе определен уровень ежегодно роста производства в обрабатывающих отраслях — 8-8,4 процент в год.

В 2004 году обрабатывающие отрасли увеличили производство на 8,9 процента, и чиновники были полны оптимизма. Однако уже по итогам 2005 года рост замедлился до 6 процентов. “По итогам года промышленность снизила вклад в ВВП страны вдвое”, — констатировал в феврале 2006 года премьер Ахметов, призвав усилить работу в данном направлении. Усилия были приложены, но их оказалось недостаточно. В 2006 году, по официальным данным, рост в обрабатывающей промышленности составил 7,3 процента.

Раз – облом, два…

Таким образом, главная задача, поставленная Стратегией, не выполняется второй год подряд. Несырьевые отрасли упорно не желают расти на 8 процентов в год, как того требует правительство. Два года неудачных года из двенадцати– это много. Цель не была достигнута, несмотря на исключительно благоприятные внешние условия — высокие цены на нефть, низкие процентные ставки на мировых рынках капитала и обильные поступления в казну.

А ведь эти поступления, вопреки прогнозам “международных экспертов”, могут и резко уменьшиться. Что тогда будет с экономикой Казахстана? Об этом наши экономисты, заложившие в бюджет уровень в 60 долларов за баррель, похоже, не слишком задумываются. Долгосрочные планы, построенные на “оптимистичном” прогнозе – это игра в рулетку, где никакие варианты, кроме выигрыша, не рассматриваются.

При таком уровне планирования у Казахстана нет никаких шансов выбиться в “азиатские барсы” или “драконы”. Похоже, сложность поставленной задачи на должном уровне пока просто не осознается. “Путь дракона” известен, цифры и темпы – тоже. Наша страна, к сожалению, пока от них очень далека. Например, на Тайване, где с начала 1950-х годов стала воплощаться в жизнь политика индустриализации, ежегодные темпы роста производства в первое десятилетие ее реализации составляли 11,8 процента. В 1960-е среднегодовые темпы прироста промышленной продукции на острове увеличились до 18,5 процентов. Без всякой “нефтяной” подпитки, без собственного сырья, строя промышленность фактически с нуля и тратя при этом огромные средства на оборону (рядом враждебная КНР), бежавшие с материка гоминдановцы за два десятилетия создали одну из самых прогрессивных экономик мира.

В минувшем году Казахстан отметил 15-летие независимости. В наследство от СССР страна получила развитый сырьевой комплекс, мощную энергетику, сильную инфраструктуру и высокообразованное население. Сравнивая эти стартовые позиции и стартовые позиции “тигров”, можно уверенно сказать – никто из них подобного уровня не имел. Да, почти все они росли под “зонтиком” западного мира, имели выход к морю и были вписаны в мировые стратегии. Однако главным фактором стало умение концентрировать все силы и средства на приоритетных направлениях. Цельная экономическая политика, выработанная с учетом местных условий и тенденций мирового рынка, и стала рецептом успеха азиатских “новых индустриальных стран”.

В Казахстане же сегодня на государственном уровне существуют по крайней мере две стратегии экономического развития. Одна из них – уже упомянутая Стратегия индустриально-инновационного развития – выполняется правительством и институтами развития. Второй стратегии следует Национальный Банк республики. При этом можно совершенно точно сказать, что реализация одной стратегии практически исключает воплощение в жизнь другой. Однако обе они приняты на государственном уровне, и судя по официальным рапортам, “успешно реализуются”.

Стратегия “холодильника”

“Смещение акцента с политики стимулирования высоких темпов экономического роста в целом, и финансового сектора в частности, в пользу мер по более эффективному ограничению рисков рассматривается как приоритетная задача для обеспечения финансовой стабильности страны”, написано в фундаментальном 85-страничном труде “Отчет о финансовой стабильности Казахстана”, подготовленном специалистами Нацбанка и Агентства по финнадзору в декабре прошлого года.

Имеющийся экономический рост не следует стимулировать, так как это увеличивает риски, уверены наши госфинансисты. Неважно, что темпы роста и так уже явно недостаточны для реализации другой, не ими разработанной, стратегии. Другие варианты, видимо, просто не вписываются в накатанные “монетарные” схемы регулирования экономики, которые они изучали по иностранным учебникам.

Главным рецептом регулирования остается оттягивание из экономики “лишних”, по мнению руководителей Нацбанка, денег, и сохранение их путем инвестирования на рынках развитых стран. “В целом сравнительная оценка основных индикаторов уязвимости, определенных МВФ по результатам анализа азиатского финансового кризиса, показывает нарастание рисков, критических для финансовой стабильности Казахстана. В частности, повышаются риски, сопутствующие либерализации финансового сектора и капитального счета, а также связанные с ростом кредитов экономике и, прежде всего, секторам, ориентированным на внутренний потребительский спрос, акцентом на залоговое обеспечение при кредитовании, а также высокой долей кредитования недвижимости”.

“Учитывая указанные риски, — пишут далее эксперты Нацбанка, — а также рост влияния нерезидентов на формирование обменного курса…. уровень международных резервов можно оценить как минимально достаточный для обеспечения внешней ликвидности страны. При этом, принимая во внимание, что отрицательная валютная позиция сектора нефинансовых организаций не компенсируется объемом чистых активов Правительства Республики Казахстан и Национального Банка, уровень международных резервов Национального Банка и активов Национального Фонда не адекватен валютным рискам, присутствующим в других секторах экономики”.

Сумма, уже собранная в Нацфонде и резервах Нацбанка, явно недостаточна для обеспечения стабильности финансовой стабильности, считают финансисты. На практике это значит, что чем больше денег поступит в страну от продажи ресурсов, тем больше их будет заморожено на счетах Нацфонда.

Эта доктрина, созданная по рецептам МВФ, в Казахстане неуклонно выполняется. По состоянию на 15 января этого года денежная база в республике (находящаяся в обращении денежная масса, включающая наличные деньги, счета и резервы коммерческих банков, а также другие финансовые активы), составляла около 11,4 миллиарда долларов. Резервы Нацбанка и Нацфонда на эту же дату составили 34,4 миллиарда долларов. Таким образом, на каждый доллар, “работающий” в экономике Казахстана, приходится три доллара, также номинально принадлежащих республике, но работающих на экономику совсем других стран.

Возможно, эта денежная политика действительно снижает инфляцию и предотвращает “перегрев экономики”. Однако под деньгами, подлежащими “стерилизации”, наши финансовые гении почему-то понимают исключительно средства, заработанные республикой Казахстан. Никаких ограничений на привлечение иностранных инвестиций, которые также увеличивают денежную массу, не предусматривается. Наоборот, этим деньгам в республике по-прежнему рады, власти по-прежнему ждут их и создают для них благоприятные условия, инвесторов заманивают созданием специальных зон и льготами.

Восточная мудрость

Можно ли Казахстану развиваться только за счет иностранных инвесторов, а собственные денежки держать в “резерве”? Простой подсчет показывает, что это невозможно. Инвесторам интересны далеко не все отрасли нашей экономики. Туда, где отдачи придется ждать 10 и более лет, они, как правило, не идут.

За примерами далеко ходить не надо. Так, американская AES, купившая крупнейшую электростанцию страны — Экибастузскую ГРЭС-1 (20 процентов всей выработки электроэнергии в Казахстане), арендующая целый ряд ГЭС и ТЭС, за семь лет своего присутствия вложила в активы…250 миллионов долларов. Реальная цена только одной ГРЭС-1 гораздо выше. Другой стратегический инвестор, МитталСтил, за десять лет вложил в Кармет 1,8 миллиарда долларов. Сопоставимая по мощности “Криворожсталь” в 2005 году обошлась ему в 4.8 миллиарда долларов.

Список можно продолжить. Ни один из пришедших в перерабатывающие отрасли крупных инвесторов не создал высокотехнологичное производство, не увеличил количество переделов сырья на доставшихся ему предприятиях. Иностранные компании привлекала возможность дешевого приобретения уже созданных активов и их эксплуатации — вплоть до полного износа.

Единственный, кто действительно оказался заинтересован в долгосрочных инвестициях в Казахстан – это наш великий восточный сосед. Пример такого “партнерства” — Мойнакская ГЭС. “КазКуат”, вошедший теперь в госхолдинг “Самрук” привлек на ее строительство займ банка Китая. 200 миллионов взяты на 20 лет – выгодная сделка. Выгодная прежде всего китайцам – подряды на строительство и заказы на оборудование уже ушли в Поднебесную. О ставке по кредиту не сообщается, но вряд ли она будет ниже рыночного Libor. Даже на таких суперльготных условиях, без учета возможного роста ставок, цена станции вырастет для Казахстана как минимум на треть. Если модернизировать на таких условиях всю энергетику, не хватит никакого Нацфонда.

Кто еще способен финансировать такой крупный проект? Деньги есть у банков и пенсионных фондов. Несколько пенсионных миллиардов погоды не сделают. Что касается банков, то, согласно существующим нормативам, тот же ТуранАлем может вложить в один проект не более четверти своего капитала, максимум 250 миллионов долларов. Но процентная ставка, выгодная для банка, не должна быть ниже 10 процентов годовых, поскольку, по данным Нацбанка, разница (спрэд) между ценой привлеченных денег и продажей их в виде кредитов юрлицам на срок свыше пяти лет не может быть менее 7 процентов. В какую сумму в итоге “влетит” станция, если ее строить на кредиты наших банков — сложно даже представить.

Остается открытым вопрос – почему государство Китай считает вложение денег в инфраструктуру, даже расположенную в чужой стране, выгодным, а наши “рулевые” Нацбанка так не считают?

МВФ всегда прав?

Может быть, для форсированного развития достаточно ежегодных трансфертов, выделяемых в дополнение к бюджетным программам из Национального фонда? В 2007 году объем такого трансферта, напомним, определен в сумме 301,7 миллиарда тенге. 2,4 миллиарда долларов по текущему курсу — много это или мало для такой страны, как Казахстан?

Казахстан (китайские компании на китайские деньги) пока строит всего одну, не очень крупную, ГЭС. Специалисты же уверены, что страна стоит на пороге общего дефицита электроэнергии. В отдельных регионах он уже ощущается – советское наследство не вечно. По данным KEGOC, только на модернизацию существующих электростанций потребуется 1,2 миллиарда долларов в ближайшие восемь лет. На расширение действующих и строительство новых общей мощностью 1300 МВт – еще 800 миллионов долларов. Строительство новых генерирующих мощностей в объеме 3300 МВт потребует 3,5 миллиарда долларов. На развитие сектора передачи и распределения электроэнергии нужно еще 4 миллиарда долларов. Всего до 2015 года потребуется 9,5 миллиарда.

Таким образом, больше половины всех “трансфертов” в ближайшие семь лет будет “съедать” энергетика. А ведь есть еще инфраструктура, которая тоже изношена, транспорт, космос, армия, социальные расходы, наконец.

Руководство Национального банка и Минфина, “отсасывая деньги” из экономики, проводит классическую монетаристскую политику сокращения денежной массы и правительственных расходов, дерегуляции рынка и либерализации внешней торговли. Образцом такой политики можно считать Чили времен Пиночета. Тогда у руля экономики встали выпускники ряда ведущих университетов США, которых консультировали Милтон Фридман и эксперты МВФ. С 1976 по 1981 годы было достигнуто то, что потом назвали \»экономическим чудом\». В это время экономика росла на 6,6 процентов в год (экономика США обычно растет на 2,5 процента в год). \»Чикагские мальчики\» отменили почти все ограничения на прямые инвестиции из-за рубежа, создав \»неотразимый пакет гарантий для зарубежных инвесторов\» с \»невероятно благоприятными условиями\». Иностранные инвестиции и займы лавиной хлынули в Чили. Только займы с 1977 по 1981 годы увеличились в три раза. Однако последующий рост был не более чем возвращением на позиции, с которых страна была отброшена в результате “шоковой терапии” первых лет реформ. С 1977 по 1981 годы 80 процентов экономического роста касалось непроизводительных секторов экономики, вроде маркетинга и финансовых услуг. С 1972 по 1987 годы ВНП на душу населения упал на 6,4 процента. Ужасающих размеров достигло социальное неравенство. К концу правления Пиночета Чили оказалось второй с конца по темпам экономического роста в регионе.

Но после того, как все рабочие возвратились на работу, дальнейший рост подразумевает строительство новых заводов и рождение новых рабочих. И только с этого момента можно всерьез говорить о росте. У “неолибералов” же с этого момента всегда начинается очередной спад…

Все эти признаки можно наблюдать и в казахстанской экономике, если убрать из нее нефтедобывающий сектор. Страна все еще слишком мало вкладывает в человеческий капитал, в образование и здравоохранение. В рамках методов управления экономикой, которых придерживаются наши финансисты – приверженцы “монетаристской” школы, развивать эти сферы и одновременно модернизировать промышленность вряд ли возможно.