Перенос “цветных” революций на киргизскую почву означает начало общего процесса ухода несменяемых постсоветских президентских режимов теперь уже и в Центрально-Азиатском регионе СНГ. Что означает и окончание пятнадцатилетнего периода относительной стабильности, которую Ислам Каримов, Сапармурад Ниязов и Нурсултан Назарбаев поддерживали в собственных (в буквальном смысле) государствах. Причем пример Киргизии уже показал, что хотя бы относительно бескровными эти процессы у нас идти не могут, поскольку в условиях неразвитости гражданского общества население является не субъектом политики, а объектом сначала электоральных, а затем уже и митингово-протестных манипуляций противоборствующих сторон. Сторонами же конфликта выступают различные группировки, сформировавшиеся внутри самих правящих режимов, которые, по логике взаимной борьбы, обязаны максимально использовать самые сильные свои стороны и бить по самым уязвимым местам противника. Втягивая в такую свою борьбу каждый “своих” избирателей и активно-протестные слои населения.
Так, в Киргизии благодаря относительной слабости авторитарного правления Акаева соперничество лидеров внутрирежимных групп приобрело публичные формы еще при его правлении, что и привело к смещению президента, ставшего их общей мишенью. А поскольку киргизская оппозиция имеет в основе своей регионально-клановое деление, новый этап “демократического развития” Киргизии превращается в противостояние Южной (Бакиев) и Северной (Кулов) группировок, заведомо не имеющее быстрого и благополучного завершения. При том, что “революция мародеров” в Бишкеке шокировала и напугала всех, это, по всей видимости, действительно только “цветочки”, “ягодки” же клановых разборок с использованием такого оружия, как охлократия, – еще впереди.
В особо тоталитарных Узбекистане и Туркмении внутрирежимные кланы явно еще не проявлены, что делает ситуацию предстоящей смены режимов особо непредсказуемой и опасной.
Казахстан, единственный в центрально-азиатской части СНГ, имеет реальные предпосылки для плавной трансформации президентской формы правления в парламентскую. Эти предпосылки были созданы самим президентом Назарбаевым в ходе радикальных социально-экономических реформ 90-х годов, однако теперь сам президент упорно пытается подавить вышедшую из его же режима оппозицию. Чем только нагнетает политическую конфронтацию, в конечном счете выгодную его противникам.
Теоретически шанс на инициирование самим президентом конституционной реформы, направленной на создание обладающего реальными полномочиями парламента, и при этом — “впустившего” в себя всю уже оформившуюся антирежимную оппозицию, еще сохраняется. Однако практически, по всей видимости, борьба между действующим президентом и объединенной (дружбой против него) оппозицией будет вестись по силовому сценарию и “до победного конца”.
Основная интрига в этой борьбе будет разыгрываться на предстоящих в декабре нынешнего года президентских выборах, и, на первый взгляд, шансы Нурсултана Назарбаева “переиграть” кандидата движения “За справедливый Казахстан” выглядят не просто предпочтительными, но даже безусловными. Поскольку плюсом к мощному административному ресурсу на стороне президента “играет” и достаточно успешная экономическая ситуация всех последних лет, позволившая властям заметно снизить протестный потенциал тех же пенсионеров еще перед выборами в маслихаты и мажилис. Теперь же, перед главными выборами, накопленные валютные ресурсы позволяют провести еще одну мощную волну дополнительных вбросов в пользу пенсионеров, бюджетников и студентов, что еще сильнее собьет протестный градус. Суммарное воздействие этих факторов, дополненное целенаправленной работой акимов, руководителей госучреждений и владельцев частных предприятий со “своим” электоратом, определенно приведет к тому, что за “старого” президента (по принципу “от добра добра не ищут”) реально проголосует большая часть тех, кто явится на избирательные участки.
Что может противопоставить этому оппозиция? Тем более что основная часть населения, остающегося остро неудовлетворенным экономически, рассредоточена по малым городам и сельской местности, а Астана — город чиновников, и в целом вполне благополучный Алматы – отнюдь не те столицы, где на протестные митинги добровольно могут собираться десятки тысяч горожан.
В этих условиях определенные шансы оппозиции могло бы дать выдвижение альтернативной экономической программы, нацеленной на устранение засилья околосемейных олигархий и активизацию использования экспортной валютной выручки на цели внутриэкономического и социального развития. Однако, судя по опыту содержательно пустой избирательной компании блока ДВК-КПК, и не намного более конструктивной агитационной продукции “Ак жола”, верховодить в избирательном штабе единого кандидата опять будут функционеры и радикалы, в результате чего основой избирательной программы оппозиции станет критика режима, с упором на “Казахгейт”, засилье семьи, олигархов-иностранцев и коррупцию госчиновников.
Такая программа, разумеется, не способна дать оппозиции электоральной победы, зато более чем способна дополнительно “напрячь” ситуацию перед выборами и после них, превратить противостояние в долгое и взаимно изматывающее.
Между тем, существует главный для политической игры в Казахстане “козырь”, который соперники (по взаимному пока умолчанию) не разыгрывают, но который на каком-то этапе развития противостояния неизбежно будет выкинут на стол, как безусловно бьющий любые иные карты.
Этот козырь – законсервированная ныне проблема межнациональных отношений. А точнее – проблема так называемых “коренных” и так называемых “русскоязычных”. Уникальность и исключительная важность именно этой проблемы для Казахстана заключается в том, что именно в ее “цвета” окрашен практически любой важный вопрос в нашей стране.
Так, например, социально-экономическое расслоение в Казахстане имеет такую национально окрашенную “трехслойную” структуру:
Верхняя — властвующая административная и бизнес-элита (включая и оппозиционную контр-элиту) имеет явно выраженное казахское лицо. “Неказахов” в органах власти и в крупном бизнесе (и в руководстве оппозиции – тоже) показательно мало, да и тем отведены вторые-третьи роли. Политика стала почти исключительно “казахским делом”, с чем масса “русскоязычного” населения Казахстана (по умолчанию) согласилась. Для подавляющего большинства таких граждан Казахстан – не их государство, но их страна, вполне устраивающая как нынешнее место проживания.
И действительно, второй после казахской верхушки слой образует основная масса “некоренных”, в целом гораздо лучше устроенная социально и экономически, чем большинство казахов. Ситуация, когда реально единственным государственным, деловым и языком “межнационального общения” остается русский, а знания формально государственного казахского на самом деле не требуется, их вполне устраивает, и единственное, что их по-настоящему тревожит на перспективу: не изменится ли такое положение в будущем.
И наконец, третий слой этого социально-этнического “пирога” составляют коренные казахи, имеющие все основания чувствовать себя униженными и оскорбленными в своей собственной стране. Униженными – по своему социально-экономическому положению, а оскорбленными – с точки зрения явно вторичной роли, которая отведена их родному языку и культуре.
Здесь всеобщим камнем преткновения и жертвой одновременно является казахский язык. Дело это весьма тонкое, и весьма, весьма неоднозначное. В этом вопросе явное и провозглашаемое переплетено со скрытым и подразумеваемым, и все увязано между собой двойными и тройными смыслами. А в общем и целом — перевернуто с ног на голову.
Реальность такова, что Казахстан – русскоязычное государство, может функционировать только в таком виде, и это положение уже не изменится. Соответственно вся казахская элита – русскоязычна. Более того, владение русским языком как родным, или на уровне родного, есть обязательное условие вхождения в национальную государственную и бизнес-элиту. Знание же казахского необходимо вовсе не для того, чтобы писать на нем законопроекты или государственные программы, а как знак принадлежности именно к высшей касте правящего слоя. На самом деле высший казахский слой нисколько не заинтересован в расширении применения “государственного” языка, а, наоборот, категорически заинтересован в сохранении своей монополии на этот счет.
По этой-то глубинной причине правящий казахский класс мало что сделал для перевода делопроизводства на государственный язык, и вообще ничего – для организации обучения государственной мове русскоязычных соотечественников. Область освоения госязыка отнесена к частной инициативе желающих, при этом если соответствующие попытки русскоязычных казахов снисходительно одобряются, то единичные случаи таких инициатив со стороны “некоренных” вызывают, по крайней мере, настороженность относительно личных мотивов каждого такого энтузиаста.
Эта же языковая ситуация повторяется и в низшем общественном слое, только наоборот: насколько не владение “государственным” является элементом негласной табели о рангах на самом верху, настолько же недостаточное знание языка “межнационального общения” лишает “простого” казаха возможности попасть в средний класс казахстанского общества.
Наверное, не без того, что не слишком искушенное сознание сельской казахской молодежи находит источник своих бед в нежелании “некоренных” переходить на государственный язык. Дескать, президент, правительство и парламент искренне пытаются сделать это, но вот эти самые все заполонившие “русскоязычные” сопротивляются такой положительной и неизбежной государственной перспективе.
И, наверное, тот же депутат Мухтар Шаханов со своими единомышленниками искренне уверен, что перевести Казахстан на государственный казахский – можно, а значит, и нужно.
Наверное, не без того.
Но, конечно, реально мыслящая казахская элита понимает, что задача в другом – “перетерпеть” еще какое-то количество лет, пока число носителей казахского языка за счет естественного прироста коренного населения (а вовсе на за счет переучивания на него русскоязычных) возрастет до требуемых для устойчивости национальной государственности процентов 65-70.
Понимание же государственности Республики Казахстан, именно как государства казахского, сегодня реально консолидирует практически всех казахов: от государственной и бизнес-номенклатуры, творческой и научной интеллигенции, включая и полностью русифицированную часть, и до обездоленных собственной элитой аульчан.
С чем, собственно, по умолчанию согласились и некоренные жители страны. Поскольку все решительно не согласные с этим – давно уехали. И в этом смысле казахская национальная государственность действительно состоялась. Полностью, но не окончательно. Для окончательности же и нужно дожить до того самого 2030 года, когда требуемые демографические пропорции вызреют сами собой.
Всеобщее (хотя и не высказываемое) понимание казахской частью казахстанского населения именно таких перспектив национальной государственности подспудно подводит под несменяемое правление Нурсултана Назарбаева дополнительное и весьма крепкое идеологическое основание.
Зададим вопрос: почему такие знаковые для национальной интеллигенции фигуры, как Олжас Сулейменов и Мурат Ауэзов, каждый из которых в свое время объявлял себя соперником действующего президента, сначала ушли из оппозиции, а теперь уже и впрямую “отмечаются” на стороне власти?
Ответ, что тот и другой просто “успокоились” на хороших должностях, настолько не полон, что фактически не является правдой…
Первому президенту суверенного государства Казахстан настоящие патриоты готовы простить многое: и Семью, и Машкевича, и даже “Казахгейт”. Все это, включая самого Нурсултана, так или иначе будет пережито, а казахское государство – останется.
И казахское государство, конечно, будет демократическим, включая и выборность акимов. Но – не сейчас, сейчас пока рано…
Вслух такое никто не выскажет, но именно это глубинное сознание и станет решающим на предстоящих президентских выборах. Казахи осторожно отнесутся к программе кандидата “За справедливый Казахстан” просто потому, что для предлагаемой в ней демократизации еще не пришло время. Неказахский же электорат, в большинстве своем, сориентируется, разумеется, на действующего президента.
Выбирать, собственно, не из кого: Назарбаев, конечно, националист, но – умеренный, и со всех сторон проверенный, привычный, ничего неожиданного он уже не совершит. К тому же и с Путиным дружит. А с другой стороны, — южанин Туякбай, окруженный сплошь казахскими лицами и аккуратно обходящий в своей программе такой коренной вопрос, как вопрос о языках. От такого вообще неизвестно, чего ждать…
Итак, на сегодня сложившийся между казахскими властями и казахской оппозицией языковый консенсус, по умолчанию выгодный именно президенту, обеспечит ему, по всей видимости, еще одно переизбрание. Хотя и не защитит от того, что властью ему все-таки придется делиться или вообще уходить…
Сохранится ли такое языковое умолчание и на последующих стадиях борьбы за власть?
Определенно нет, поскольку козырь вопроса о языках слишком важен, чтобы какая-то из соперничающих сил не воспользовалась бы им.
Внутри Казахстана сдерживающим фактором являются ныне только… финансы. Поскольку вся политическая деятельность держится ныне на частном финансировании, а среди таких частных спонсоров пока не нашлось ни одного, кто в силу политического расчета или собственных убеждений стал бы выдвигать языковый вопрос, все казахстанские партии о нем дружно молчат. Но это – только вопрос времени.
Возьмем ту же Россию: сейчас ее политика в ближнем зарубежье похожа на администрацию Путина, она – никакая. Но бесконечно так продолжаться не может. Неправильное позиционирование в Украине привело к тому, что НАТО вышло непосредственно к европейской государственной границе Российской Федерации, и этот урок слишком пугающ и неприятен, чтобы не сделать из него выводов.
На азиатском фланге ключевое государство – Казахстан. США, через систему НПО, закрепились здесь давно и надежно, им форсировать события просто ни к чему, тем более что российского присутствия попросту нет.
Американцы, конечно, на самом деле свято верят в демократию, но совершенно прагматично используют ее для окружения России государствами, дружественными себе, и соответственно не слишком дружественными к ней.
Что может противопоставить этому Кремль?
Уж конечно, не поддержку все равно обреченного на уход действующего президента и тем более не конкуренцию в финансировании НПО, защищающих права человека, свободу прессы и другие западные ценности. Зато обретшая свою материальную базу партия, сделавшая своей программой один лишь лозунг придания русскому языку статуса второго государственного, сразу забирает себе до половины электората и возвращает Россию активным политическим игроком в Казахстан. И странно было бы не воспользоваться такой возможностью…
Другое дело, что разыгрыванием казахстанской русской карты Большой сосед займется, как всегда, слишком поздно (для себя же), и так привычно неуклюже, что создаст и себе, и дружественному соседу больше проблем, чем решений. Но с этим уж ничего не поделаешь.
Опять желание будет “как лучше”, а получится же “как всегда”.
Так, может быть, попробовать изнутри, нам самим?
Ведь что такое самая эффективная государственная политика?
Самая эффективная государственная политика — это такая политика, которая полностью адекватна сложившимся в стране реалиям и непосредственно отвечает интересам подавляющего большинства граждан. То есть в нашем случае как “русскоязычных”, так и коренных.
Возможен ли здесь консенсус?
Элементарно, если от политики двойных стандартов, умолчания и недоговоренности перейти к прямому формулированию коренных интересов обеих сторон и их реализации.
Ведь что на самом деле нужно русскоязычным казахстанцам?
Им нужно, чтобы никто не заставлял их учить государственный язык, не навязывал бы непонятные названия, таблички и бланки. И при этом они с удовольствием отнесутся к тому, что их детей в школах будут учить казахскому (как и английскому) не понарошку, а всерьез.
Для чего достаточно сделать русский вторым государственным, а в школьный образовательный стандарт включить интенсивное обучение казахскому, русскому и английскому таким образом, чтобы старшеклассники становились реально трехязычными.
А что нужно по-настоящему болеющим за свою государственность и свой язык казахам?
Им нужно, чтобы ключевые посты в Казахстане никак не могли уйти в “чужие” руки и чтобы государство на самом деле интенсивно вкладывалось в казахский язык и культуру.
Для чего достаточно записать в Конституцию требования не только для президента и спикера парламента, но и, допустим, для премьера и избираемых акимов… (для кого еще?) обязательно владеть двумя госязыками. И, конечно, целевое финансирование языковых программ.
Вот, собственно, и все…