Беседы о родах-племенах являются не только непременной составляющей всех казахских обывательских разговоров. Многие отечественные политологи считают, что казахская родоплеменная система играет важную роль в современной политической жизни. Еще больше в этом убеждены их зарубежные коллеги. Редко какой материал о современном Казахстане в тех же российских СМИ обходится без упоминания о трех жузах и их роли во внутриполитических процессах в нашей стране. Правда, в подобных аналитических исследованиях иногда совершаются грубые ошибки, свидетельствующие о поверхностных знаниях авторов. Кто-то говорит о том, что Д.Кунаев и Н.Назарбаев становились во главе Казахстана только потому, что происходили из Старшего жуза. Другие утверждают, что нынешнее противостояние власти и оппозиции является борьбой коалиции Старшего и Младшего жузов против Среднего жуза соответственно. Скорее всего, авторы подобных умозаключений были озабочены стремлением, украсить национальным колоритом свои статьи. А что знают о своих родах и племенах сами казахи? К сожалению, коренное население Казахстана также не может похвастать своей осведомленностью в этом вопросе. Ведь нельзя, в самом деле, считать знаниями мифы пусть даже прочно утвердившиеся в сознании людей. Для того чтобы это утверждение автора не звучало голословно, рассмотрим эту тему более подробно.
Многие общественные деятели убеждены, что казахская родоплеменная система уникальна и не имеет аналогов в мире. Впрочем, это самый безобидный миф и очень легко развенчиваемый. В реальности у очень многих народов существует культ предков. Знание 6-8 поколений своих пращуров характерно для обычаев, например арабов или чеченцев. А генеалогию едва ли не каждого современного исландца можно отследить вплоть до времен “отца-основателя” исландского этноса Ингольвура Арнарсона (IX век). По сравнению с “исландским шежире”, казахское представляет собой полнейший хаос, в котором истинные сведения практически невозможно отделить от вымыслов и фальсификаций. Еще в XIX веке Н.Гродеков писал о казахах-простолюдинах, что они “не знают, кроме названий своих прямых предков и своего рода и колена, ничего об отдаленных разветвлениях родства”. Естественно, что казахи эпохи глобализации знают о своем родословном древе еще меньше. Таким образом, многие нынешние каракесеки не знают того, что они еще и являются аргынами, а буганаи не ведают о том, что они являются представителями племени байбакты. И подобное “невежество” присуще не только каким-нибудь маргиналам, шала-казахам, но и самым что ни есть “традиционным” казахам-аульчанам. Благодаря подобной гибкости родоплеменной системы в степи и шел беспрерывный процесс образования и исчезновения племен. М.Красовский отмечал, что “… как ни сильно держится киргиз своей родословной, устанавливающей в народе названия различных аулов и волостей, тем не менее, рядом с этой привычкой существует обыкновение, в силу которого название одного рода приклеивается иногда как собирательное имя, к совершенно постороннему роду”. Отсюда и вся расплывчатость накопленных сведений. По состоянию на сегодняшний день ученые даже не знают реальной численности казахских племен. Так, например, количество племен Младшего Жуза в работах разных авторов колеблется от 25 до 31.
Еще один миф, видимо, связан с юным возрастом казахского этноса. Не иначе как в стремлении взять реванш за данное столь досадное обстоятельство практически все казахские историки стремятся доказать хотя бы древность казахских племен. К примеру, найманы, кереиты, жалаиры, кунграты провозглашаются древними тюркскими племенами. Тот же факт, что историки других стран не сомневаются в монгольском происхождении этих племен, считается не более чем досадным и временным недоразумением. Кто-то скажет: бог с ними — с найманами и кереитами. Древние племена в истории Великой степи столько раз “обиранивались”, “омонголивались” и “отюречивались”, что разобраться во всей этой подноготной бывает не только трудно, но и зачастую невозможно. У иностранцев доказательств побольше, у казахов – поменьше, но действительно “железных” аргументов пока нет в распоряжении ни у тех, ни у других. И кто его знает, может быть, не только жалаиры с кунгратами, но и усуни с кангюями еще до нашей эры предпочитали общаться между собой на чистейшем казахском языке. Но даже если согласиться с такой крайне сомнительной точкой зрения, непонятно ведь еще очень многое другое. Каким образом, современные адаевцы являются прямыми потомками дахов, аргыны – гуннов, кердеры – эфталитов? Чем еще, кроме собственной фантазии, руководствовались историки, пришедшие к таким выводам? Неужели так трудно смириться с обстоятельством, что названия половины казахских племен до XV века в корректных исторических источниках не упоминаются? Хотя и к совпадениям названий нынешних и древних племен также необходимо подходить весьма осторожно. Достаточно вспомнить о таких современных этносах как татары, уйгуры, кыргызы которых практически ничего не связывает с давно исчезнувшими народами — носителями тех же самых этнонимов.
Удручает также тот факт, что с обретением независимости отечественные историки вдруг решили, что казахские шежире являются важнейшим источником по истории Казахстана. Известные казахстанские историки М.Козыбаев и Ж.Артыкбаев пишут: “… казахские шежире долгое время оставались без должного научно-исследовательского внимания, вне круга источниковедческих поисков исторической науки, так как существовавшая тоталитарная система и идеологическая цензура налагали запрет на использование в науке национальных исторических источников. Отсюда и происходит тот недостаток советской историографии и источниковедения, когда были преданы забвению казахские исторические источники”. Но, во-первых, эти уважаемые авторы просто в силу своей профессии должны были бы знать, что казахские источники все-таки использовались в работах ученых советского периода, таких как С.Аманжолов, В.Востров, М.Муканов и многих других. Более того, советская власть не скупилась выделять средства на этнографические экспедиции в самые глухие уголки казахской степи, в работе которых наверняка принимали участие и М.Козыбаев и Ж.Артыкбаев. Во-вторых, советская историческая наука, несмотря на все свои недостатки, связанные с давлением догм исторического материализма все-таки соответствовала своему высокому статусу. Даже такой, долгое время гонимый историк, как Л.Гумилев признавал что “… наши (т.е. советские — Р.Т.) академические требования выше, чем в США, в том смысле, что у нас заведомо неверные даты не публикуются, а собственные гипотезы оговариваются как необязательные для читателя”. Именно в силу этих академических требований советская наука была так осторожна и щепетильна в работе с источниками, а не по причине каких-то “тоталитарных” установок. Зато сейчас все поменялось кардинальным образом. Многие казахские интеллигенты частенько жалуются на недостаток литературы на казахском языке, но книг по родословной подобные жалобы точно не касаются. За годы независимости на частные и государственные деньги были опубликованы книги Ж.Бейсенбайулы, Т.Дайрабаева, Т.Усенбаева, Т.Абдиулы, А.Сейдимбекова, М.Еримбетова и многих других новоявленных этнографов и историков. Сколько всего появилось на свет таких трудов, вероятно, неизвестно, наверное, даже самым заядлым поклонникам подобного жанра. Правда, родословные, приводимые в разных сочинениях, иногда существенным образом разнятся, и это вызывает искреннее сожаление, поскольку при корректном подборе информаторов-аксакалов и тщательной проверке всех сведений в архивах, шежире могли бы быть неплохим дополнительным источником по истории Казахстана.
В советское время родоплеменная система и все что с ней связано: жетi ата, аменгерство, барымта – официально считалось архаичными пережитками, по крайней мере, именно такую точку зрения высказывали историки, философы и писатели Казахстана. Те же самые деятели нынче ударились в откровенный идеализм. Родоплеменные отношения описываются, чуть ли не как форма совершенного устройства общества. И даже сам президент страны в книге “В потоке истории” пишет, что “ … принцип “жетi ата”, институт родовых связей исподволь и накрепко задавали каждому казаху и всему казахскому народу неодолимую внутреннюю тягу к истине, Богу, ответственности и духовному единству. Этот принцип дал в руки нации такие четыре важнейших инструмента ее самостроительства как Разум, Вера, Совесть и Любовь. Они и есть те инструменты, которыми Дух народа работает над его плотью”. Вот как! Учитывая тот факт, что президент страны является традиционным законодателем мод в стране, наверное, ясно, как вопрос родоплеменных отношений рассматривается основной массой лояльных к власти общественных деятелей. Н.Назарбаев также полагает, что “родоплеменная идентификация сегодня – это инерционное явление пройденного этапа этногенетического развития казахского народа. Задача нации сделать так, чтобы эта инерция служила консолидации нашего народа”. Разумеется, можно согласиться с тем, что родоплеменная идентификация является инерционным явлением. Только вот возникает вопрос: каким образом племенной патриотизм может способствовать консолидации казахов? В массовом порядке переименовываемыми улицами и населенными пунктами? Памятниками “великим казахам” растущими, как грибы после дождя? Коррупцией, основанной, в первую очередь, на родственных связях? Трудами по истории, по содержанию которых можно легко установить жузовую и даже племенную принадлежность авторов?
Современный Казахстан является типичным постсоветским государством со всеми вытекающими из этого обстоятельства последствиями. Так же как и в Советском Союзе, в Казахстане патриоты любят подозревать другие государства в коварных замыслах. Кто-то боится российского империализма, кто-то – китайской ассимиляции, но все эти внешние факторы значат для казахской государственности гораздо меньше, в сравнении с внутренней родовой проблемой, популярной в обществе и к тому же по каким-то причинам поощряемой властью. Тем же, кто этого не понимает, может быть, стоит хотя бы перечитать “Путь Абая”.