Предложение руководителя службы по связям с общественностью Национальной компании “КазМунайГаз” Галыма Тумабаева съездить в Румынию, на дочернее предприятие КМГ “Ромпетрол”, вместе с группой блогеров, для меня, далеко не “провластного” журналиста, прозвучало столь же неожиданно, сколь заманчиво. Одно дело – читать в прессе скандальное заявление неудавшегося кандидата в Президенты и статьи о том, как Казахстан, приобретя активы румынской нефтяной компании, “вляпался” в большую лужу – купил системно убыточный бизнес-проект и пустил на ветер миллиарды казахстанских нефтедолларов, и судить о компании по регулярно рассылаемым СМИ пресс-релизам. Другое – самому увидеть и “прощупать”, действительно ли на теле нашей нефти появился какой-то монстр.
Признаюсь честно, меня не интересовало, как там, в Румынии, казахстанское сырье превращается в конечный продукт (для этого есть специалисты). Гораздо привлекательнее было узнать обо всем через так называемый человеческий нерв – как казахстанцев, работающих на Ромпетроле, так и румын, еще три года назад работавших на пусть и частного собственника, но “своего”.
Не ради комплиментарности, но наверняка следует заметить: с самого начала импонировало, что никаких “указиков” типа что и как писать не получила. Наоборот, сама предупредила: буду задавать разные вопросы, в том числе не совсем удобные, так что руководство румынской “дочки” КМГ пусть не морщится.
К сожалению, из-за катастрофической нехватки времени, плотно сжатого графика работы (за четверо суток намотали три тысячи км), задать все вопросы генеральному директору “The Rompetrol Group” Садуакасу Мералиеву не удалось. Ответы на них компенсировали другие управленцы Ромпетрола (о них – в следующих публикациях). Впрочем, судите сами.
***
— Господин Мералиев, процессы интеграции – экономические, политические и прочие – в современном мире неотвратимы. Прежде всего, хотелось бы знать, что мы, казахстанцы, имеем с приобретением Ромпетрола, нужен ли был нам вообще этот актив? Что мы могли дать румынам, чего у них не было до этого, в чем мы выиграли, а, может, проиграли? Какие перспективы? Объясните это на понятном казахстанскому обывателю языке.
|
|
Садуакас Мералиев |
— Ну, начну с того, что до приобретения независимости у Казахстана голова не болела. Нефть добывали, производили. Один Аллах знает, сколько и как. Потом пошла идея, что мы должны быть не только производителями. Мы должны быть конечными поставщиками. В этом направлении у КазМунайГаза, а я работаю в КМГ в последней его форме с 2001 года, появилась идея приобрести активы за рубежом, чтобы размещать нефть конечным потребителям.
Наверное, вам известно, часть тендеров мы постоянно проигрывали. Наконец-то, мы выиграли тендер. На мой взгляд, получилось, покупка произошла в 2007 году.
Сегодня, естественно, есть определенные мнения о том, что купили рано, по дорогой цене. На эту тему можно рассуждать много и долго. И по-своему все будут правы.
Если говорить о долгосрочной перспективе, то однозначно — актив нужен.
Казахстан производит сегодня 80 млн. тонн нефти в год. При этом Казахстан преследует суперамбициозные цели – войти в какое-то количество стран – в тройку, разумная цифра – восьмерку — производителей нефти. Скажем, осторожненько так будем производить 135 млн. тонн, хотя потенциал у нас гораздо выше. Но кому нужна эта нефть? Она нужна только нефтеперерабатывающим заводам.
Теперь посмотрим на карту. С севера Казахстан закрывает самый крупный производитель в мире – Россия. Она будет производить больше, чем Саудовская Аравия и, я думаю, вряд ли в обозреваемой перспективе нам удастся экспортировать свою нефть в Россию. Плюс в России есть свои нюансы. Так называемая экспортная пошлина и т.д.
Если посмотреть на юг, то рядом Узбекистан, Туркмения, которые не нефтепотребители, они тоже нефтепроизводители.
Если посмотреть через море, то там Иран – второй потенциальный производитель. Азербайджан – крупный производитель, и снова Россия.
— Что остается нам? Остаются Киргизия, Китай.
— Все говорят, Кашаган, Кашаган. Это уже набило оскомину в зубах. Но рано или поздно Кашаган пойдет в эксплуатацию. И пойдет семимильными шагами, потому что Кашаган — первая фаза. Но никогда первая фаза не строится одна. Там рядом строится много вещей, которые будут использованы в перспективе и на вторую, и на третью фазы.
Карачаганак есть, есть много морских проектов. И куда пойдет нефть?
Ясно, что в Россию не пойдет, в Иран, Азербайджан, Узбекистан не пойдет. Киргизия — это не рынок. Остаются Китай, Западная Европа.
Если посмотреть историю колониальных войн, то все они были за рынок сбыта. И сегодня, когда мы говорим о Румынии, а здесь все-таки 25 млн. населения, это бывшая нефтепроизводящая страна. На мой взгляд, мы удачно вклинились в этот рынок. Кроме того, если принимать во внимание тот фактор, что сейчас идет падение производства, то у нас есть реальный шанс забрать 25-миллионное население. Ну, хотя бы половину.
Я говорю открыто, потому что пошла критика: зачем купили, почему купили?
— Выборы же начались…
— Меня этот вопрос не интересует. Я — генеральный директор компании “Ромпетрол”, назначенный компанией “КазМунайГаз”. Моя задача – вытащить эту компанию на какой-то уровень. Я здесь работаю 4 года, из них 1,5 года работал заместителем, сейчас 2 года и 4 месяца работаю первым руководителем. В операционном плане у нас есть Совет директоров, председатель Совета директоров. Я являюсь главным исполнительным лицом. Вот это мое субъективно-объективное мнение.
А дальше прикладывается куча деталей. Типа: актив находится в привлекательном месте. Это Черное море, есть сопутствующие рядом страны. Можно привезти нефть переработанную, обратно уйти на ту же Турцию, Украину. К нашему счастью, Турция динамично развивается. Украина находится на очень низком уровне развития. В периоды кризиса народ меньше потребляет топливо. Это первое.
Второе. Сейчас идет так называемое увеличение доли топлива с биокомпонентами. Когда мы пришли сюда, Румыния не потребляла его. В 2007-начале 2008 года – доля такого топлива составила 2%, потом – 3%, с 1 января 2011 года – 5%. Завтра придет бензин “евро-6”. Немцы уже начинают е-10. При этом в Европе нет экономического роста и нет так называемого сопутствующего увеличения роста потребления.
Сегодня в Казахстане эйфория: вот, мы будем нефть производить, нефтью торговать, потому что есть войны. Получается, несчастье других – наше счастье.
Если бы Иран был сейчас спокойный, без эмбарго, без ничего, он бы производил 250 млн. тонн. Ирак — второй по запасам — война мешает.
Европа — она тесная. И счастье Казахстана, что нефть мы размещаем здесь. То есть сегодня этот актив помогает нам присутствовать на большом и дорогом рынке.
Румыния – это постсоциалистическая страна. Государственное устройство, уровень технологий примерно такие же. Но по сравнению с нами преимущество Румынии в том, что она стала членом европейской семьи. Рост технологий быстро идет. Сюда идет много положительных вещей из Европы. Даже налогообложение подтягивается. Параллельно с этим из Европы сюда идет законодательство, особенно в плане техники безопасности, экологии. Поэтому мы сейчас вынуждены тратить много денег, чтобы все привести в соответствие с европейским законодательством.
У них есть так называемый транзитный период. Когда-то они должны работать по единому закону. Хотя говорят, что еврозона будет распадаться. Но пока европейские директивы никто не отменял – по качеству топлива, по технике безопасности, по выбросам. Они здесь присутствуют. Естественно, мы находимся на таком этапе развития, который предстоит пройти казахстанским заводам.
А придет время, когда мы войдем в Таможенный союз, там свои требования. С 1 января 2015 года ряд вещей, которые сейчас делаются, не будут позволены. А дальше Таможенный союз собирается вступать в ВТО. Значит, надо идти в ВТО.
Как специалист в области нефтедобычи, могу сказать, в среднем уровень нефтедобычи у нас очень высокий. Особенно, где новые объекты, которые на сегодняшний день имеются – Тенгиз, Карачаганак, Кашаган или Кумкольская группа месторождений. Они могут конкурировать. А вот нефтепереработка у нас немножко отстала, хотя требования к качеству идут семимильными шагами. Но модернизировать и строить новые заводы — удовольствие очень дорогое.
— В модернизацию Атырауского НПЗ до сих пор идут инвестиции, а ожидаемого “выстрела” нет.
— “Выстрела” не будет. Я вам скажу одну вещь. Я по казахстанской прессе наблюдаю: совершенно неправильные, мне кажется, ожидания.
Простой пример. Примерная стоимость переработки на нашем заводе – 7 долларов за баррель. Допустим, мы построили суперидеальный завод. И все говорят: будет качество продукции хорошее и будет цена дешевая. Не будет дешевой цена. Никогда не будет.
— Хотелось бы знать об активности Ромпетрола в Казахстане.
— Ромпетрол – хорошая база для подготовки кадров. Это однозначно. На сегодня что мы делаем?
Провели так называемые “летучие” тренинги специалистов с НПЗ. На 3 месяца приезжали ребята с Кашагана, у нас там договор, потому что там тоже будет ряд процессов, который присутствует у нас.
Сейчас сформировали группу из 8 человек, еле-еле набрали технологов – 5 человек. Это по поручению председателя фонда “Самрук-Казына”. Мы, естественно, несем расходы на обучение людей. Зато, думаю, через полтора года мы вернем Казахстану уже руководителей производства будущего нефтехимического комплекса. Это первое, с точки зрения подготовки кадров.
Второе. Мы имеем здесь свой завод по производству арматуры. Это бывший сталелитейный завод. Модернизацию его заканчиваем. Примерно 35-40% арматуры, которую мы используем для модернизации, — наша собственная. Мы ее можем поставлять в Казахстан. Раньше на заводе работало 9 тыс. человек. Сейчас — около 400 человек. Мы производим более 500 видов наименований, из металлолома варим сталь, из стали делаем отливки, потом токарные, всякие цеха, где мы это обрабатываем и используем.
— Социальное самочувствие кахахстанцев, которые работают в Ромпетроле? Ведь до недавнего времени существовало устойчивое мнение, что у казахов уровень знаний, опыта, квалификации не совсем высокий.
— Во-первых, казахи сами по себе народ легкообучаемый. Помните, как наши предки восемь часов без перерыва могли читать дастаны? Причем без письменного текста. То есть способность к восприятию, к обучению у казахов передается из поколения в поколение. Я думаю, это создалось из-за отсутствия письменности в свое время. Так же? (Смеется).
Я сам аульный парень. В Казахстане есть очень много способных ребят.
Хотя есть определенный уровень той же самой критики со стороны румынов: эти казахи, такие-сякие, их много-мало и т.д. Я могу сказать другое.
Вот возьмите любое предприятие с иностранным участием в Казахстане. Там работают от 10 до 15% иностранцев — представителей акционера. Здесь мы имеем представителей акционера 0,4%. На группу из 9 тыс. человек приходится 45 казахстанцев. Т.е. на всю Грузию на 500 человек у меня 1 человек, на Болгарию – 2, на всю Францию, Испанию (7 компаний) — 2, Молдавию -1. Украину – 1 и т.д. На НПЗ “Петромидиа” генеральный директор — казах, 8 человек держу на тренинге на нефтехимию, в перспективе мечтаю, что кто-то из них станет главным инженером нефтехимического комплекса, остальные займут позиции начальников производств, как минимум, или установок, как мы говорим.
— Я смотрю, Казахстан на Ромпетроле представляет, в основном молодежь.
— Да, у нас очень много молодняка. У них большой дефицит опыта, но, с другой стороны, это очень высокообразованные люди, образование все они получили за рубежом. Из казахов я самый старший по возрасту – 53 года. Мой заместитель – ему 48, первому заму 41. Среди заместителей – 4 казахстанца, 2 – румына. Есть у нас в менеджменте очень-очень опытный человек, это мой заместитель по розничной торговле г-н Титов.
Его имя – Юрий-Титов Бузеску. Его папа дал ему имя в честь Юрия Гагарина и Германа Титова. Но в народе его зовут Титов. Это опять же показатель взаимоотношений между Советским Союзом и Румынией. Я его иногда называю Юрием, а румыны предпочитают называть его Титов – ударение на первый слог.
Люди – они все одинаковые, на мой взгляд. Если есть желание, можно готовить любые кадры.
На сегодня если в ряде компаний мы имеем первых лиц — казахов, то почему можно считать, что они не могут работать? В свое время, 4 года назад, мы ехали сюда, задаваясь вопросами: как там они, как мы? Но ничего страшного.
— Как вас восприняли?
— Пусть народ скажет. Я сам по себе достаточно адекватная персона. В свое время работал в Павлодаре. Честно скажу вам, это было сложнее, чем заход сюда. Я работал в Атырау, на Тенгизе, частично на Карачаганаке. Мне кажется, здесь проще. И никто из нас не испытывает никакого внутреннего дискомфорта. Главное – идеи и желание их реализовать. А отсутствием оных наши казахстанцы в Ромпетроле не страдают.
— Спасибо Вам за интервью.
***
© ZONAkz, 2011г. Перепечатка запрещена