Крошечный островок Мальта – непростое место в истории и географии. Пуп Средиземноморья, одна из точек сборки иудо-христианской цивилизации. Именно у этих берегов в ветреный декабрьский день 1989 года на борту раскачиваемого штормом советского лайнера “Максим Горький” лидеры СССР и США сделали историческое заявление о том, что противостояние между ними закончилось.
Мальтийский саммит по значимости равен Ялтинской конференции 1945 года. Только с обратным знаком. В Ялте Сталин, Рузвельт и Черчилль обсуждали планы послевоенного устройства мира. СССР по итогам этой конференции вернул себе статус сверхдержавы, утраченный Российской империей в 1917 году.
А в декабре 1989 года у берегов Мальты президент Буш и генсек Горбачёв констатировали, что СССР перестал быть сверхдержавой.
За несколько месяцев до мальтийского саммита была разрушена берлинская стена, уже состоялись “бархатные революции” в Польше, Венгрии и ГДР, как раз шла революция в Чехословакии. Скоро лагерь социализма рассыплется окончательно, а потом распадётся и братская семья советских народов.
Спустя много лет, к “юбилею” развала СССР, социологи попросили россиян высказаться: кто такой, по их мнению, Михаил Сергеевич Горбачёв, герой или предатель?
Один умный едкий человек, литературный критик из Санкт-Петербурга, предложил добавить третий вариант ответа: Горбачёв — герой, предатель или .удак?
Жаль, но такая редакция не прошла.
А бывший первый секретарь ЦК Компартии Казахстана Нурсултан Назарбаев, до последнего боровшийся в конце 1980-х за сохранение обновлённого Советского Союза, в суверенные времена дипломатично заметит: среди причин распада СССР “есть и совершенно необъяснимые вещи”.
На сегодня из высказываний актеров и свидетелей развала великой страны, обломки которой наши лидеры пытаются соединить иными, более правильными скрепами, можно составить чрезвычайно занимательную картину.
Например, бывший заместитель советника президента США по вопросам национальной безопасности Роберт Гейтс, ставший потом министром обороны, рассказал недавно в интервью телеканалу Bloomberg, как в июле 1989-го, за четыре месяца до исторического саммита на Мальте, президент Буш уполномочил Гейтса создать “тайную группу планирования для подготовки к развалу Советского Союза”. Во главе группы поставили начинающего политика Кондолизу Райс.
По словам Гейтса, американцы к тому времени уже хорошо понимали, что экономика советского режима “трещит по швам”. “Горбачев разрушил сталинскую экономику, но ничем ее не заменил”, — сообщает теперь Гейтс журналистам.
Американцы и их союзники не просто воспользовались этим обстоятельством, но в значительной степени его создали. Российский публицист Николай Стариков пишет: “в апреле 1985 года пленум КПСС берёт курс на перестройку, а 13 сентября того же года министр нефтяной промышленности Саудовской Аравии делает неожиданное заявление. Он говорит, что его страна не готова дальше сокращать добычу нефти и будет наращивать её производство. В Саудовской Аравии происходит трёхкратное увеличение добычи нефти! Это и привело к падению мировой цены в шесть раз в течение 1986 года".
Ещё интереснее читать сегодня главного идеолога перестройки А.Н. Яковлева. В своей предсмертной книге “Сумерки”, изданной в 2006 году, Александр Николаевич как бы раскрывает все карты. Расклад получается удивительный до шизофрении.
Например, Яковлев вспоминает, как в декабре 1985 года он подал Горбачёву записку под названием “Императивы политического развития”. Это и была программа будущей перестройки. Спустя 20 лет Александр Николаевич признаётся:
“В преамбуле к этой записке я, конечно, писал, что предлагаемые меры приведут к укреплению социализма и партии, хотя понимал, что радикальные изменения в структуре общественных отношений приобретут собственную логику развития, предсказать которую невозможно”.
То есть главный советский идеолог, затевая Реформацию и Перестройку (это у Яковлева так – с большой буквы), ещё на самой зорьке был готов к тому, что у страны от таких лекарств поедет крыша. Он совершенно не представлял, чем это кончится. Но настаивал на непредсказуемой “Реформации”! Маскируя её под “укрепление социализма”.
Или такой пассаж:
“Я не перестаю задавать себе вопрос, — пишет Яковлев, — почему и в новых условиях после 1985 года демократический Запад не захотел оказывать реальную практическую помощь Перестройке. Хвалебных-то слов было много, а вот дел – никаких”.
Выходит, Александр Николаевич продолжал мучиться данным вопросом и в двадцать первом веке. Когда все взрослые люди уже вроде бы разобрались, что евразийская держава — любая: царская, сталинская, горбачёвская или путинская в союзе с назарбаевской — самим фактом своего существования есть геополитический конкурент Запада.
С конкурентом, если он серьёзный, будут считаться. Заключать договоры. При удобном случае обязательно конкурента подвинут, но оказывать ему “реальную практическую помощь”? Укреплять чужую мощь? Ну-ну…
В общем, загадочный был гражданин этот Александр Яковлев.
Существует вполне непротиворечивая гипотеза, согласно которой он был американский шпион. Завербованный ещё в середине 1970-х, когда работал послом СССР в Канаде. Такая версия объясняет сразу всё, но конспирология это грубо и некошерно.
Согласно другому предположению, реформаторский задор возник у Александра Николаевича ещё раньше, во время задушевных и безответственных разговоров с прогрессивной интеллигенцией на московских кухнях и на цековских дачах. Партийному работнику из ярославской глубинки лестно было оказаться в компании столичных знаменитостей. А они были большие путаники. И пафос яковлевской “Перестройки”, непонятно куда ведущей, был начерпан из этих бесед под водочку, из песен Булата Окуджавы, из спектаклей Марка Захарова. Из якобы очевидного вывода, который оттуда следовал: нам всем просто надо… Мы все, наконец, должны…
А что нам надо и кому мы должны? И тем более – как поворачивать эту большую тяжелую страну на “правильный путь”? Об этом Булат Окуджава и Марк Захаров, конечно же, представления не имели. Но они, в отличие от Александра Николаевича, и не претендовали на роли в большой политике.
Михаил Сергеевич Горбачёв тоже имел свою мечту: он страстно хотел войти в мировую историю в качестве лидера, который сделал из страшного и угрюмого Советского Союза приятное для всех государство. Вроде большой-пребольшой Норвегии или Швейцарии. Ещё в начале 1980-х сидели они вдвоём с Александром Николаевичем Яковлевым под южными звёздами во время отпуска и мечтали о таком счастье. Яковлев эти посиделки тоже описал в “Сумерках”.
Когда Горбачёв пришёл к власти, его фантазии воплотились в длинную цепь непоследовательных и противоречивых решений, вроде пресловутой борьбы с пьянством, нанесший российскому бюджету едва ли не больший урон, чем падение мировых цен на нефть. Или законов о государственном предприятии и о кооперации, установивших махновскую анархию в экономике. За этим последовало отпускание вожжей и в политике.
А существовала ли возможность перестроить СССР, не разваливая его на кровоточащие куски? Известный политолог, профессор Принстонского университета Стивен Коэн в своей работе “Можно ли было реформировать советскую систему?” даёт на этот вопрос вполне убедительный положительный ответ.
“Первый довод людей, настаивающих на “принципиальной невозможности” реформирования СССР, — пишет Коэн, — заключается в том, что якобы “первородные грехи” Советского Союза — жесткая идеология, нелегитимность создания государства и совершенные затем преступления — превратили его в вечное зло и лишили способности к развитию. Положить конец злу, дескать, могло только тотальное разрушение системы — в прах.
Однако, как быть в таком случае с Америкой? – спрашивает Коэн. — Удалось ведь рабовладельческой Америке превратиться в образцовую демократию. А там дела шли намного хуже, чем в СССР. 8 из 12 миллионов душ населения в США более 200 лет были рабами. А еще 12 миллионов, возможно, умерли во время транспортировки из Африки.
Странным, по мнению Коэна, является и утверждение о том, будто сама кончина Советского Союза доказала его нереформируемость. Этот довод основан на предположении, что всякая смерть есть результат неизлечимой болезни. А не преступной халатности врачей, например. Или неправильного диагноза.
Даже без учета того, что распад СССР был, возможно, наименее предсказуемым крупным событием современной истории, — считает Стивен Коэн, — ошибочность сторонников теории “обречённости СССР” можно доказать их собственными методами. Ведь подчеркивая “неправильность” тех или иных действий Горбачева и предлагая свои рецепты, они тем самым подразумевают, что советская реформа была бы успешной, действуй Горбачев иначе или будь на его месте другой лидер.
И действительно – пишет Коэн, что было бы, проведи Горбачев рыночные реформы до или вообще без всякой демократизации? Что, если бы Горбачев применил силу (а он легко мог это сделать), чтобы пресечь национально-сепаратистскую деятельность в одной-двух союзных республиках?
И что, если бы он после отставки Ельцина в 1987 году отправил его послом в далекую африканскую страну? Или в 1990—1991 годах перекрыл бы ему доступ к государственному телевидению, как впоследствии поступил Ельцин по отношению к своему коммунистическому оппоненту на выборах 1996-го?
Итак, — заключает Стивен Коэн, — нет оснований утверждать, будто советская система была нереформируемой и, значит, “обреченной” с самого начала горбачевских реформ. На самом деле система была замечательно реформируемой”.
Но какая нам сегодня польза от этих оценок и выводов? Да хотя бы такая: оказывается, “вожди” это обыкновенные люди. Тщеславные, совершающие огромное количество ошибок и глупостей. И лучше сразу относиться к ним с пониманием данного обстоятельства, пока ещё боржом помогает.
***
© ZONAkz, 2013г. Перепечатка запрещена. Допускается только гиперссылка на материал.