Газета Toronto Star опубликовала статью под названием «What's behind the puzzling downfall of the 'single most-hated person’ in Uzbekistan?» — «Что стоит за загадочным падением «наиболее ненавидимой персоны» в Узбекистане?».
В ней речь идет о проблемах, с которыми сталкивается за последнее время Гульнара Каримова, предполагаемая преемница Ислама Каримова, президента Узбекистана.
В статье говорится так: «Остается неясным вот что: то ли она оказывается осаженной своим отцом-автократом, то ли она оказывается подставленной честолюбивыми конкурирующими кланами…
Эдвард Шатц, профессор политологии в Университете Торонто, говорит, что Каримов, кажется, пытается обуздать свою дочь.
«Раньше она была его любимицей и получала в значительной мере протекцию и привилегии от режима… Но ее начали рассматривать как потенциальную помеху», — сказал он.
Шатц указывает на то, что Каримов является авторитарным правителем, и он должен демонстрировать наличие у него воли и способности выступить против всех тех, кто может влиять на процесс преемства власти, включая свою собственную семью.
Нечто подобное произошло и в соседнем Казахстане, где режим выступил против Рахата Алиева, зятя президента, который демонстрировал политические амбиции».
В этой статье примечательным представляется не только затрагивание приобретающей с течением времени все большую актуальность темы преемства власти в двух постсоветских государствах, в Узбекистане и Казахстане, где президентами по сию пору являются бывшие первые секретари коммунистических партий этих республик, но и также обращение ее автора за комментариями к Эдварду Шатцу. Это – известный западный специалист по Центральной Азии. И у него есть труды, в которых серьезно и основательно рассматривается процесс развития общественно-политических событий в Казахстане. Поэтому его высказывания относительно ситуации у нас в стране представляются весомыми. К сожалению, в вышеназванной статье из канадской газеты Toronto Star речь в основном идет об Узбекистане. Но это – выбор ее автора.
Что же касается привлеченного им в качестве эксперта Эдварда Шатца, он является одним из таких западных экспертов по Казахстану, труды которых зачастую не попадают в научный и общественно-политический оборот в самой нашей стране. Он много что мог бы, наверное, сказать и по нынешней казахстанской ситуации. Но такой задачи для него в этом случае не было.
А жаль, ибо ведь события в общественно-политической жизни Казахстана развиваются за последние годы ничуть не менее интригующе, чем в Узбекистане, а со стороны многое видится гораздо четче и яснее. Как говорится, находясь внутри ситуации, невозможно обозреть ее всю и, тем более, оценить объективно.
В целях внести посильный вклад в восполнение такого пробела, мы предлагаем нашим читателям ознакомиться с выдержкой из небезынтересной книги Эдварда Шатца под названием «Modern clan politics: the power of «blood» in Kazakhstan and beyond». Наш выбор пал в данном случае на главу «Russians: The «Fourth Umbrella Clan»?» — «Русские: «четвертый жузовский клан»?». Вот что у автора говорится в ней:
«Конкуренция между казахскими родовыми кланами находилась в центре постсоветской казахстанской политики, однако она была зависима, частично, от более крупной среды межэтнических отношений. Как в любом многонациональном государстве, модели политики в рамках субпопуляций зависят от большей социальной динамики. Здесь я останавливаюсь для того, чтобы высветить то, каким же образом изменившиеся межэтнические отношения интенсифицировали в конце 1990-ых годов межродовую конкуренцию.
Метафорически, об этнических русских иногда говорится как о «четвертом жузовском клане». Логика тут в том, что русские только тогда могут конкурировать с казахами или отдельными родовыми сетями, когда они примут модели поведения, схожие с моделями поведения титульных казахов; чтобы выжить, русские должны были стать клановыми посредством систематической отдачи предпочтения себе подобным.
Описание имело определенную логику: чем больше неказахи блокировались от доступа к политическим и экономическим благам, тем более привлекательной становилась репликация сетей доступа казахов. Демографические тенденции в 1990-ых годах подпитывали этот процесс. Когда относительный размер казахского населения увеличился, родоплеменные сети становились все более и более действенными в политической жизни.
Раньше могущественный казах, имея в своем распоряжении альтернативные сети, должен был бы бороться с сетями, которые включали какое-либо количество других (русских, украинцев, узбеков и т.д.). Теперь же такой могущественный казах станет все больше и больше бороться с другими казахами (которых он определил через их родоплеменное происхождение, среди прочих факторов).
Когда относительный размер этнического русского населения сократился за счет эмиграции, его политическая маргинализация увеличилась, и необходимость использования сетей стала более очевидной.
Проблема с таким описанием заключается в том, что оно делает казахскую сторону истории правильной, одновременно превратно характеризуя русскую сторону. В условиях родоплеменной сети, русские показывали определенную степень сплоченности, которая иногда напоминает поведение на основе родства. В этом смысле род может быть использован в качестве метафоры. Но еще труднее создание доверия, которое является связующей основой сетевого поведения, когда нет идентичностей ни скрытых, ни многоуровневых в природе. Результат на республиканском уровне таков, что Назарбаев счел относительно легким вознаграждение отдельных русских за их личную лояльность, подрывая любую верность к большой русской общине. Если этнический русский решил не становиться увязанным в такие отношения покровительства, его или ее возможности для профессионального роста, соответственно, оказывались ограничены».
***
© ZONAkz, 2013г. Перепечатка запрещена. Допускается только гиперссылка на материал.