С повесткой из военкомата в зубах

Людей, вовлечённых в стихию бойни, остановить невозможно. Они не успокоятся, пока не нажрутся пушечного мяса. Время войне. “Спите себе, братцы, всё придет опять. Новые родятся командиры. Новые солдаты будут получать вечные казённые квартиры”. Окуджава знал, что говорил. Сам отведал кирзовой каши. “Нас возвышающий обман” лопнул, словно гигантский мыльный пузырь. На свет Божий выползли мерзкие рептилии “низких истин”. И дело не в том, что люди забыли Бога. Это он нас оставил. Махнул рукой...

Марсовое безумие, раззявив несвежую пасть, громко рыгнуло смесью ужаса, мужества и пороха. Ответно завоняли едким старческим потом и нафталином пикейные жилеты. Обсерверы, обозреватели, беобахтеры и прочие засранцы, клопами кучкующиеся в грязном исподнем интернета, неутомимо накаркивают новую Мировую войну. Проснись, беда огромная! И ведь накаркают.

С повесткой из военкомата

Толстой озаглавил свой знаменитый роман “Война и мiръ”. До большевистской реформы в русской азбуке были две буквы, обозначающие этот звук. Состояние, противоположное войне, выражалось словом “миръ”. А вот “Мiръ” — это нечто, соответствующее понятию “белый свет”. Вообще, всё сущее. Жизнь, проще говоря.

Роман этот переведен, вероятно, на все языки. Но в подавляющем большинстве случаев эта смысловая особенность не учитывается. У немцев — Krieg und Frieden. Война и “мирная жизнь”. Английские переводы аналогичны – War and Pease. Но и в английском, и в немецком есть слова, тождественные по значению толстовскому “Мiръ” — World, Welt. Но даже братья-славяне этого смыслового оттенка не услышали. У поляков, к примеру, Woina I pokoi, где тоже упорно высовывается эта “мирная жизнь”, а ведь и у них есть мощное слово – swiat…

Эти невинные “филологические штудии” дают основание предполагать, что Толстой не случайно воспользовался соединительным союзом “и”. Война у него не противопоставлена жизни, а включена в неё. Война есть жизнь, а жизнь это всегда война. Если оснастить зрение таким взглядом, то многое из происходящего сегодня обретает смысл.

Однако принять такой “Мiръ” и не свихнуться при этом представляется делом сложным. Две крупные бойни (в сущности, одна, но разделённая на два акта), разразившиеся в одном ХХ веке, выпестовали в массовом сознании отчетливое понятие, что война есть противоестественное явление, некое иррациональное и абсолютное зло, сатанинская забава, ведущая к бессмысленному взаимоуничтожению особей. Поля сражений на время были покрыты саваном некоего умиротворения, а кровавые пятна, проступившие сквозь ткань, обрели даже известные художественные достоинства. Весь послевоенный период с его прожорливым жизнелюбием (“Все, что вам нужно, это любовь!”) есть не что иное, как витальный ответ на угрожающую утрату не менее ста миллионов особей. Цивилизацию, обожравшуюся собственным мясом и упившуюся собственной кровью, стошнило на войну. Изблевав её из уст своих, она стала славить новый Мiръ, в пространстве которого воздвигла пленительные декорации “свободы-равенства-братства”, “демократии”, “вольного рынка”, “честной конкуренции”, “свободы слова”, “прав человека” и даже “норм международного права”. Поколениям, явившимся на расписную лужайку послевоенной реальности, просто “повезло”. Им досталось всё недопитое, недоеденное, недолюбленное, недокуренное, недожитое этими ста миллионами особей, которых пустили под нож, которых слили, как сливают “лишнее” молоко фермеры, чтобы не сбивало цену. В сточную канаву.

Средневековые лекари от всех недугов пользовали хворых ланцетом, отворяя им кровь. Мающимся апоплексией, а их во все времена хватало, потеря крови шла на пользу, давление снижалось, поэтому метод считали годным на все случаи. Война и есть такой вот спасительный ланцет.

Если отбросить всю прекраснодушную болтовню о “человечестве”, о его “мировой истории”, о его “неуклонном развитии” и “совершенствовании”, то останется лишь чудовищно размножившаяся популяция млекопитающих хищников, снабжённая прихотливо устроенным мозгом, позволяющим приспосабливаться к любым условиям. Жизнь этой популяции, если считать её неким организмом, плодовитым и потому ненасытным, построена на товарообмене, механизме столь же несовершенном, как пресловутый “обмен веществ”. Потому она сварлива и драчлива. Идет вечная борьба за обладание ресурсами. И поэтому “мятутся народы и племена замышляют тщетное”.

Всё это азбучные истины, о которых говорилось ещё в школьных учебниках. И когда Маркса с Лениным “отменили”, об этих закономерностях товарообмена, которые ведут к неизбежному “склерозированию” жизни, словно и забыли. А ведь в тех “прописях” ясно было указано, что война неизбежна, что она вообще никогда не прекращается. Найдите хотя бы год из описанных событий от Сотворения Мира и до наших дней, когда её не было. Война – единственное событие, длящееся непрерывно. Промежутки редки и кратковременны. Толстой поставил её на первое место не случайно.

После очередного “кровопускания” “Мiръ” ненадолго приходит в себя. И выжившие с уцелевшими начинают сочинять и распевать мантры о том, что “это не должно повториться”. Так было и в этот промежуток времени, в который угодило большинство из ныне живущих. И сколь велико их удивление, когда из вчерашних “мирных людей и братьев”, родившихся под скользкими от гноя операционными столами самой крупной бойни, в одночасье вылупилось так много враждующих солдат, деды которых воевали бок о бок.

Однако в этом ничего удивительного нет. Часть мужского поголовья каждого поколения рождается для войны. “А в подвалах и полуподвалах ребятишкам хотелось под танки”, пел Высоцкий. И дальше: "Не досталось им даже по пуле…” Это не только о детях, появившихся на свет в “роковые” годы. И не только о бывшей советской стране. Это обо всех мальчиках, рождающихся на планете. Такими их сделала эволюция. Естественный отбор. Цивилизация это количество сократила, но далеко не извела самоё племя. И не изведет никогда. Самые “густопсовые” дети Марса заметны уже с младенческих лет. Они своенравны, капризны, непокорны, драчливы, лезут на рожон и со временем превращаются в “трудных подростков”. Далее – двор с его законами, потом зоны — “малолетки”, “взрослые” зоны, “особые”, “крытки” и так далее, до расстрельных камер или пожизненных зинданов. Идеальные солдаты. Не случайно из них собирали штрафные роты и иностранные легионы. Во времена “перемен” они кучкуются в бандитских группировках и выращивают своих менестрелей, фальшиво умоляющих: “Братва, не стреляйте друг друга!”. Перестреляют непременно. Свою войну они себе сами устроили. И свою пулю у судьбы вымолили.

Другие, инфицированные марсовым безумием, но всё же слегка выдержанные в мифологическом растворе идеологии и культуры, уйдут в армию, в специальные части, в спецслужбы, в полицию, в уголовный розыск, словом туда, где есть оружие и возможность его применения. Часть из них погибнет, часть сопьётся, оказавшись не у дел. Иные уцелеют и переродятся в сводничающих жуликов, в политических маньяков, доморощенных террористов, провокаторов. Или тоже опустятся на криминальное дно. Некоторые марсовы питомцы станут спортсменами, то есть солдатами, чья униформа трусы да майка. Или их фанатами, у которых в избытке только богатая униформа, остального недостаёт. И те, и другие легко перерождаются в бандитов и погромщиков.

Вот они, родившиеся с повесткой из военкомата в зубах.

А как же другие, выпроставшиеся из материнского чрева с “серебряной ложкой во рту”? А их просто нет в природе. Были, да все вышли. Загнаны в элитные гетто. И ни на что не оказывают влияния. Балом правят невидимые миру “паханы”, проросшие из мучных лабазов и лавочек колониальных товаров. Им удалось взнуздать планету, обратав её финансовыми потоками высокого напряжения; их обслуживает армия жрецов, писцов, лжецов, прорицателей и клоунов, важно именуемых “публичными политиками”. Остальные – массовка. Исходящий реквизит времени. “Род приходит и род уходит. А земля пребывает вовеки”. То есть на ней ничего не меняется – от Сотворения Мiра и до наших дней. На ней всё время идёт война.

“Паханы” дерутся. Делят земли, леса, воды, недра. Перекраивают границы. Каждый мнит себя самым главным, во всей красе. У них вечные “тёрки-разборки” и, разумеется, “стрелки”. Где “братва” усердно истребляет друг друга. У “шестёрок”, известное дело, вечно трещат чубы. У холопов, у мещан, у мужиков, у всех, чей удел – просто жить. Обеспечивать биологическое воспроизводство вида. Зачем они послушно становятся “под ружьё”? Из соображений “патриотизма”? Повинуясь инстинкту сохранения рода-племени? Страшась наказания за отсутствие и того, и другого? Все ответы верны, но ни один не является исчерпывающим.

Война искушает человека сатанинским соблазном. Она невероятно упрощает Мiръ, делает его на время простым и понятным. Нужно кому-то надрать задницу. Германцам, япошкам, белофиннам, комиссарам, евреям, пиндосам, кацапам, террористам, мусульманам, хохлам – какая разница? Они – чужое племя, всё у них не по-людски, у них песьи головы на плечах, они мочой умываются, пьют кровь похищенных младенцев, а детородная щель их баб расположена не вдоль, а поперек. И поэтому их следует уничтожить. Этими инстинктами, которые тянутся от звероящеров, выстлано дно человеческого подсознания. Вам отчего-то не нравятся, скажем, уйгуры? Или татарские женщины? А кому-то всё время мнится, что от евреев как-то дурно попахивает? А кто-то убежден, что французские женщины растленны, а немецкие мужчины занудливы и кровожадны? Эстонцы флегматичны до маразма, и финны поголовно алкоголики? Что уж там скрывать, у каждого найдется свой “пунктик”, даже если это невинная страсть к анекдотам “про чукчу”. Все инфицированы вирусом войны, словно туберкулёзной палочкой, которая дремлет у каждого в теле и ждёт своего часа.

В комедии Александрова “Весёлые ребята” есть эпизод, который и сегодня вызывает гомерический хохот зрителей. Там музыканты оркестра с названием “Дружба” вдруг начинают драться. Снято мастерски, ничего не скажешь. Снято так замечательно, так смешно, что как-то и не замечаешь, свалка-то чудовищная, дерутся ожесточённо, на поражение. А зачем? Что случилось-то? Да ничего не случилось. Пришло время драться. Из-за чего? Не важно. Это и есть марсовое безумие.

Людей, вовлечённых в стихию бойни, остановить невозможно. Они не успокоятся, пока не нажрутся пушечного мяса. Время войне.

“Спите себе, братцы, всё придет опять. Новые родятся командиры. Новые солдаты будут получать вечные казённые квартиры”. Окуджава знал, что говорил. Сам отведал кирзовой каши.

“Нас возвышающий обман” лопнул, словно гигантский мыльный пузырь. На свет Божий выползли мерзкие рептилии “низких истин”.

И дело не в том, что люди забыли Бога.

Это он нас оставил. Махнул рукой…

***

© ZONAkz, 2014г. Перепечатка запрещена. Допускается только гиперссылка на материал.