— Как изменилась межнациональная ситуация в Казахстане с развалом СССР?
— С начала 90-х годов мы видели активные миграционные процессы, страну покидали немцы, украинцы, русские, евреи, а приезжали оралманы из Китая, Узбекистана, Монголии и Турции. Происходили демографические сдвиги, менялась структура населения — как этнически, так и профессионально.
С другой стороны, в управленческом аппарате подобное явление стало намного более масштабным. Если в советское время при формировании коллективов райкома, горкома или обкома сохранялся кадровый паритет, пропорциональность национальному составу населения, то теперь высшие органы власти становятся все более моноэтническими. То есть, неказахов во власти можно сосчитать по пальцам.
Дело дошло до того, что бывшее Агентство по делам госслужбы, делая раскладку по структуре госаппарата, давала в процентном отношении количество мужчин и женщин, докторов и кандидатов наук, а что касается национального состава, отмечало, что на госслужбе работают представители стольких-то национальностей. Никакой статистики. Использование такой формулировки прямо указывает на то, что доля казахов в аппарате намного больше доли казахов в общей структуре населения. Показательны в этом смысле выборы 2002 года в сенат, когда были избраны 15 казахов и 1 немец. Этот процесс продолжается и становится необратимым.
— Многие видные управленцы-неказахи уехали из страны в свое время…
— Да, есть и такой фактор. Александр Буксман, Олег Сосковец, Альберт Саламатин, Владимир Шумов и т.д. То есть, был и отток управленческих кадров. Здесь не сыграл ключевую роль языковой фактор, ибо по прошествии стольких лет мы видим, что рабочим языком парламента и правительства остался русский. А ведь правительство страны всегда было многонациональгным, в нем работали армяне, немцы, татары, евреи, корейцы. И все они — независимо от национальности — внесли свой вклад в развитие нашей республики. Кстати, после депортации 1937 года первый кореец-министр появился в Казахстане – небезызвестный Илья Лукич Ким, возглавивший Минфин в 70-х годах. И опять к слову – когда в 2007 году по всему бывшему Союзу отмечалось 70-летие депортации, казахстанские корейцы праздновали 70-летие обретения новой родины.
В сущности, за все эти годы в Казахстане не было межнациональных конфликтов, были лишь локальные ссоры, носящие криминально-бытовой характер. Это было особенно заметно на фоне войны в Нагорном Карабахе, конфликте узбеков и турков-месхетинцев в Узбекистане, Ошской резни. Те же чеченцы и ингуши до сих пор благодарны тому, как их здесь приняли, ведь большинство дудаевской и кадыровской элит составляют выходцы из Казахстана. А кадры ведь куются в атмосфере спокойствия и дружелюбия, а не войн и конфликтов.
— В чем, по-вашему, главный смысл создания АНК и не поменялся ли он с годами?
— В начале 90-х годов была отменена прежняя номенклатурная система подбора кадров, учитывающая, помимо прочего, и национальную принадлежность. Нужен был некий механизм, обеспечивающий представительство национально-культурных центров в политической элите страны. И в 1995 году была создана АНК, которая поначалу представляла собой некий Дом дружбы, под крышей которого обеспечивалось функционирование национально-культурных центров (НКЦ). Государством поддерживались какие-то образовательные, культурно-массовые проекты, кроме того, обеспечивалось донесение проблем диаспор до высшего руководства, тем более, изначально председателем АНК стал сам глава государства. Кроме того, в массовом сознании граждан появилось понимание того, что существует механизм, обеспечивающий защиту интересов национальных меньшинств. Эффективность его работы подтверждает хотя бы введение 9-местной квоты для представителей АНК в Мажилисе.
— Достаточно ли транспарентна деятельность АНК?
— Процедура формирования АНК (несмотря, что был принят отдельный закон об Ассамблее) осталась непрописанной. Мы знаем, что малые Ассамблеи формируются акимами областей, а сама АНК состоит из них и представителей высшей номенклатуры. Вообще, вырабатывать принципы формирования АНК будет сложно, так эта структура является пропагандистской и одним из столпов казахстанской идеологической политики. Мы видим общую благостную картину того, чем занимается АНК, но мы не видим в деталях, чем занимается в отдельности каждый НКЦ. Также мы видим, что потенциал Ассамблеи не был использован в тех время от времени возникающих локальных конфликтах, имеющих национальный душок, как это было недавно в Сарыагаше, как было в Маловодном и Маятасе. Вообще, в структуре АНК не ведется серьезной работы по выявлению потенциальных очагов подобных конфликтов. Мы не знаем, насколько транспарентно проходят выборы глав НКЦ, лишь изредка узнаем про существующие внутри них отдельные проблемы (один вождь не признает другого и т.д.). Нет научного подхода к изучению языков, культуры, в основном все сводится к художественной самодеятельности.
— Можно ли говорить о том, что некоторые превратили НКЦ в некий инструмент наживы или в адмресурс, который помогает решать личные вопросы?
— Отчасти – да. Мы знаем, что некоторые национальности более предрасположены к ведению бизнеса или, например, к госуправлению. И есть примеры, когда потенциал АНК используют для защиты своего статуса и финансовых или карьерных интересов. Не секрет, что некоторые НКЦ и структуры, близкие к ним, возглавляются достаточно крупными в рамках страны олигархами. Их союзы с НКЦ взаимовыгодны.
АНК необходимо развиваться и систематизировать свою работу. АНК можно поздравить с 20-летним юбилеем, но структура должна развиваться, необходимо сделать ее более системной, более прозрачной. Прятать бездеятельность под лозунгами смысла не имеет. Хотя лозунг и сам по себе очень хорош.
***
© ZONAkz, 2015г. Перепечатка запрещена. Допускается только гиперссылка на материал.