— Максим, 18 сентября выборы в Госдуму. Ты согласен, что нынешняя избирательная кампания в России по содержанию, наверно, самая убогая с начала постсоветских времён? Зато по форме местами очень яркая.
— Да, каких-то новых идей мы не увидели и не услышали. Программы партий поражают своей банальностью, серостью, отсутствием внятного мессиджа, их лидеры — отсутствием драйва, если злоупотреблять модными терминами. То есть, действительно, кампания ни о чем.
— Почему, как считаешь?
— В российском общественном сознании доминирует «посткрымский синдром». Люди сплочены даже не столько вокруг президента как конкретной личности, а вокруг президента как символа стабильности и страха на фоне потрясений, конфликтов с внешним миром. Что касается формы – в самом деле, есть какие-то яркие моменты. Потому что отсутствие идей, отсутствие идеологии у партий компенсируется привлечением внимания к чисто формальным сторонам. То есть где-то случаются скандалы, где-то — резкое выступление на дебатах.
— Некоторые дебаты я смотрел с открытым ртом. Когда на первом и втором каналах кандидат от «Парнаса» Мальцев стал нам рассказывать, что президента нужно посадить на кол или в тюрьму, это было неслыханно. По крайней мере, с 90-х годов. И Касьянов временами тоже не слабо зажигает. В том же духе. Как думаешь, почему их с такими речами пустили в телевизор? Что за этим стоит?
— Я сам тоже об этом много размышляю, и к единственно правильному решению пока прийти еще не могу. Может, в Кремле решили, что надо дать протестному электорату возможность спустить пар. Но нельзя полностью исключать версию заговора – мол, кто-то специально вредит Путину или «Единой России». Или какие-то там башни Кремля между собой не договорились. Или это хитроумный план Володина – дискредитировать либералов через Мальцева. Или просто русское головотяпство и ротозейство. Мне трудно сказать, потому что у нас политика не публичная. Ключевые решения принимаются в очень узком кругу. Поэтому точный ответ на твой вопрос в стране знают пять-шесть человек, на уровне Путина, главы его администрации, его первого зама и еще двух-трех людей.
— В последние годы многие люди писали (например, я), что, если видных оппозиционеров — Навального, Немцова (теперь уже покойного), Болдырева – на неделю пустить в телевизор, на ток-шоу или на дебаты, они там всех порвут. Расскажут народу страшную правду про режим – и политическая стабильность в стране закачается, если вообще не рухнет. И вот некоторых пустили. Ничего не закачалось. Рейтинг «Парнаса» ниже одного процента.
Может, дело в том, что пустили не тех людей, о которых мы писали? А людей второго-третьего эшелона. И в результате получилась имитация, хитрая разводка: «вот видите, они в телевизоре, но почти никому не интересны».
— Ну, во-первых, я не соглашусь с идеей о том, что если демократов, либералов, вообще критиков власти пустить в телевизор, как ты выразился, и они начнут вещать истину народу, то народ за ними потянется. Все же Путин правит так долго и так уверено не потому, что у его противников совсем нет доступа к экрану. На самом деле не надо переоценивать значение телевизора. Ко всем этим разговорам про страшную останкинскую иглу, которая направлена в тело России, и которая вакцинирует население от критического отношения к власти, я отношусь с недоверием. В действительности власть популярна, во-первых, потому, что показывает свою силу, характер и желание управлять. То есть власть проявляет волю к власти. А во-вторых, наши люди в 90-е получили такую прививку от либерально-демократических призывов, что этого хватит надолго. Никто не ведётся больше на пропаганду о том, что если мы сделаем все как на Западе, то у нас все будет хорошо. Люди не верят в то, что борцы с коррупцией окажутся честными людьми. Вот это первично. А телевидение – да, оно помогает, служит «режиму», но я бы не стал говорить, что это главный инструмент. В Кремле тоже это понимают. Поэтому, возможно, они и проводят сейчас интересный эксперимент. Вот выпустили Мальцева, выпустили Касьянова, позволяют им что-то говорить и кого-то обличать. Хотя перед тем, как мы помним, по Касьянову нанесли нехилый удар — в апреле по телевизору прошла известная передача о его приключениях.
— Да. О встречах женатого Касьянова на конспиративной квартире с товарищем по борьбе.
— А теперь этому, скажем так, небезупречному гражданину позволяют ругать Путина. Они там, в Кремле, настолько уверены в себе, что захотели протестировать: что будет, если мы в умеренных дозах допустим Мальцева и Касьянова до дебатов, и они будут нести все, что им в голову взбредет. Ну получат они 2-3 процента. Это, я думаю, не критично.
— Но все-таки 90-е уходят в историю. Прививка от либерализма перестаёт действовать. Для людей, которым сейчас 25-35, ельцинский период это уже почти то же самое, что СССР. Седая старина. За шестнадцать путинских лет накопилось огромное количество претензий к действующей власти. Почему она не выполняет обещания? Где, например, массовое и недорогое жилищное строительство, о котором было столько звона в первой половине нулевых? Где хорошие дороги по всей стране, а не в радиусе 50 км от Кремля?
Я, кстати, думаю, что Путин и рад бы выполнить обещания. Но сам он плохой администратор, слабый хозяйственник. А назначить сильного премьера не хочет. Потому что боится. Тот начал бы успешно выполнять социально-экономические программы, стал популярным и выиграл президентские выборы. Поэтому Путин держит в премьерах покемона Медведева. Это настоящая трагедия для России.
— Не соглашусь. Откуда во власти взяться такому премьеру и вообще «новым людям», которые бы стали «работать для народа»? У нас есть некая правящая элита, довольно циничная. Это закрытая корпорация. «Простой человек», не из элиты, не может по определению прийти к власти в современной России. Давай будем оставаться на почве реальности. Это ведь только в утопических вариантах есть инженер Иванов, ну, или Рабинович, кому как угодно, или простой врач, который, если его поставить президентом…
— Не, не. Зачем инженер? Какой Рабинович? В российском губернаторском корпусе есть люди, доказавшие свои выдающиеся административные способности. Сумевшие в своем регионе и дороги построить, и сельское хозяйство поставить на европейском уровне, и жилищные программы очень толково выполнить. Я могу назвать тебе фамилии этих людей.
— Я общался с губернаторским корпусом. Знаю этих людей. Все они имеют общий менталитет, работают в одной системе… Это просто аберрация зрения — думать, что есть там честный губернатор, мэр, однако ему кто-то мешает, но если бы его поставить премьером или президентом, он вел бы дела по-другому. Я с этим не согласен. Все мы постсоветские люди и долго ещё будем постсоветскими людьми. Никакой нам ни Бог, ни царь, ни герой тут ничего не изменит. В этом плане я бы не стал такие большие претензии к Путину предъявлять. Он, мне кажется, работает так, как может работать обычный постсоветский начальник. Ну, чуть лучше, чуть хуже. Я не думаю, что произойдут принципиальные изменения в зависимости от личности, потому что власть у нас абсолютно автономна от народа, от его мнения. Поэтому все эти кампании по жилищному или по дорожному строительству будут запускаться только в случае, если власть увидит для себя какую-то конкретную военно-стратегическую или коммерческую выгоду. Других мотиваций не вижу, поскольку общество не способно самоорганизоваться и давить на власть, чего-то требовать от нее.
— Почему ты все списываешь на «совок»? Тот период был всего лишь небольшим этапом российской истории. Русский национальный характер сложился задолго до него. Наши люди и до «совка» не умели чего-то потребовать от власти, и после него не умеют.
— Всё-таки советская власть была у нас 74 года. Она довольно сильно изменила менталитет людей. Повлияла на их установки. У нас в 1917 году произошел полный разрыв преемственности с предыдущей властью, вся прежняя управляющая элита и почти вся русская культура была уничтожена. Пришли новые люди. До 1953 года в СССР вообще был людоедский режим. Потом началось более-менее очеловечивание, но это настолько все затянулось, и выход из совка оказался настолько «кривым» и бестолковым…
— Вернёмся к парламентским делам. Согласен ли ты, что российскую Госдуму окончательно задушили в 2003 году, и с тех пор это никакой не парламент, а машина для голосования? Если да, как считаешь — есть надежда на какое-то развитие процесса, на реанимацию, или всё так и будет мертво и безжизненно?
— Я бы сказал, что у нас парламент придушили в 1993 году, когда была принята такая Конституция, по которой Госдума становилась фактически придатком исполнительной власти.
— Но в 1999 году Госдума чуть не объявила импичмент Ельцину.
— Вот именно «чуть не объявила». Потому что не могла объявить. Парламент был, во-первых, уже бессилен. Начнем с того, что когда прошли выборы в 1993 году, никто не предложил Жириновскому возглавить правительство как лидеру победившей фракции. Сразу было объявлено: был Черномырдин премьером — и будет. Не ставился даже вопрос о доверии правительству. А история 1999 года с импичментом ярко показала, что тот же Жириновский был первым защитником Ельцина и тем человеком, который содействовал провалу импичмента.
Конечно, можно сказать, что до 2003 года в Госдуме было некое подобие того, что в 19 веке в Австро-Венгрии называлось обезьяним парламентом: Жириновский и покойные ныне Шандыбин с Марычевым изображали какое-то бурное выяснение отношений. Но все это очень мало имело отношения к текущей политике. А в 2003 году то, что было не явным, стало явным. До этого могло казаться, что Зюганов, Явлинский и прочие Жириновские спорят о чем-то всерьез. А в 2003 году стало ясно, что это не так. Именно в ту кампанию была массово задавлена и опущена КПРФ. С ней раньше надо было считаться, договариваться, а тут она оказалась ниже плинтуса и с ней можно было не считаться.
Какое было развитие парламента затем? В последующие годы происходило постоянное урезание полномочий парламента, был принят закон о Счетной палате, по которому парламент был фактически отстранен от ее формирования. До пяти лет увеличили срок между выборами, поскольку выборы, все-таки, являются кризисными моментами для власти. В общем, теперь парламент это не место для дискуссий – по гениальному выражению бывшего спикера Грызлова. А еще точнее – не для каких-то серьезных решений. И я не вижу предпосылок, чтобы в ближайшее время что-то изменилось. Даже если случится невероятная вещь и критики Путина из партии «Парнас», допустим, наберут больше пяти процентов и пройдут в Думу. Поскольку при нынешней конструкции власти, по нынешней Конституции российский парламент обречен на полную бездеятельность. В лучшем случае на выпускание пара.
Те же процессы шли и в Казахстане. Только они раньше закончились в силу восточной или национальной специфики. А теперь Россия повторяет путь, который прошли перед ней Казахстан и Белоруссия. Раньше среди наших либералов было принято свысока смотреть на Минск и Астану, а потом оказалось, что мы просто с лагом в 5-10 лет повторяем за ними все, что было там.
— Это евразийские закономерности, или какие?
— Я думаю тут дело не столько в Евразии, сколько в том, что мы все оказались советскими людьми. Можешь со мной не соглашаться, но наш народ, когда все рухнуло, просто оказался не способным к самоорганизации. Мы не можем сами себе выбрать хороших достойных лидеров. Во-первых, таких просто нет или почти нет. А во-вторых, наши люди не умеют между собой коммуницировать, и поэтому, естественно, власть оказывается, как это и бывает по законам любого общества, в руках тех, кто может и кто хочет править. А кто это? Вчерашние советские чиновники и их наследники плюс нынешние нувориши, богачи. Между ними существует нормальный симбиоз, их все устраивает.
После нескольких проблемных лет в 1990-е, после череды политических кризисов, в России, Белоруссии и Казахстане все устаканилось, и теперь, я думаю, очень на долгое время у нас будет пресловутая стабильность. Парламент при этом по большому счету вообще не нужен. Но не упразднять же его. Даже при Сталине имелся Верховный Совет, и были выборы. Так и сегодня — куда без него? Он нужен, нужен как декорация, как возможность выговариваться на трибуне, как возможность устроить людей, которые выпадают из власти. Им дают синекуру в Совете Федерации или проводят депутатами в Государственную Думу. И Западу мы можем показать, что у нас есть выборы, а, следовательно, демократия. То есть, парламент выполняет много функций, но все эти функции второ- и третьестепенные.
— И последний вопрос: нас сильно пугают сейчас из телевизора русским национализмом. Рассказывают, что в ночь после выборов или на следующий день страшные русские национал-социалисты в лице товарища Мальцева, сомкнувшись с либерало-фашистами, пойдут то ли Кремль штурмовать, то ли просто большие беспорядки устроят. Что за этим стоит? Зачем это все говорится?
— Я думаю, что это нападки конкретно связаны с Мальцевым, который позиционируется как русский националист, и которого гасят, потому что он лично стал, наверное, слишком популярен. И кремлёвские политтехнологи проводят для избирателей параллель между ним и киевским Майданом – смотрите, там были злые националисты, которые устроили государственный переворот, и этот такой же.
Запускается мысль о том, что есть хорошие русские националисты, которые за Крым и за Путина, и есть плохие русские националисты, неуправляемые. Ну, или ими управляют какие-то ЦРУшные центры, и финансирует Госдеп. И в ночь после выборов они готовятся устроить что-то нехорошее. Я думаю, это такая вспомогательная пугалка, она не играет большой роли в нынешнем дискурсе. Русский национализм, как показали 25 лет постсоветской истории, представляет собой не существующий мертвый фантом, он нигде не проявлялся. Единственная как бы националистическая партия, которая преодолевала избирательный барьер и попадала в Госдуму, это ЛДПР, которая на самом деле является антинационалистической, прокремлевской и олицетворяет все противоположное русскому национальному духу и русской идее. Все остальные русские националисты, в т.ч. более или менее независимые, честные и правдивые, никогда близко даже к этому барьеру не приближались. А чаще всего не могли даже сорганизоваться в партию. Многие из них сидят по тюрьмам.
Никаких бунтов на почве русского национализма в постсоветской истории не было. В Казахстане русские националисты тоже никак себя не проявили. А где пытались проявить, их сразу «мочили». То же самое в национальных республиках России. Никогда, нигде и никому там не удавалось сплотить людей под лозунгами русского движения. Поэтому я считаю, что русский национализм это такое пугало, которое извлекают из ящика – когда, например, каким-то совсем другим силам нужно прийти к власти. Это пугало и дальше будут время от времени доставать, отряхивать от пыли, делать актуальным пугалом, а затем опять убирать в ящик до следующего раза.
***
© ZONAkz, 2016г. Перепечатка запрещена. Допускается только гиперссылка на материал.