Наконец-то гора родила мышь – трёхгрошовую мыльную оперу в брошюрном переплёте и утончённо-страдальческим ликом на обложке. Делать строгий разбор этой книжки – что ребёнка пнуть. Это даже не уездной барышни альбом с жухлыми бутоньерками и дохлыми буковками любимых песенок. Это, скорее, бесконечная объяснительная записка для отдела кадров. Где сидит тётка в двубортном пиджаке, а за спиною у неё висит портрет бровастого борова на букву «Б». Ой, боюсь-боюсь.
Вообще, эти дамы, которые тоже на букву «б», вдрабадан ушатали моё самосознание. Они сплетаются в какую-то бесконечную Баянбаяндарову из оперетты Баядера. Хорошо одетые Одетты. Или пикантно недораздетые Одетты, какая разница.
Их стало слишком много, потому что настало время на букву «Б». Буржуазное? Нет! Буржуазненькое, что гаже. Это время инфузорий в туфельках. У них всё красивенько и вкусненько, креативненько и позитивненько. Супер-мега-нереально круто. О, эти губищи, надутые жидким салом липосакции! О, эти грудищи, с зашитыми в них силиконовыми медузами! О, это шакалье «вау-у!» вместо честного «ни хрена себе»!
Ни хрена себе, вот жизнь пошла! Пошлее некуда.
Стоп. Закрыть едальники. За что боролись? Давай теперь взад, что ли? Где ни вазелина, ни гуталина? Где бабы ни подмышек, ни лобков не брили, потели, прели и смердели, просиживая жизнь в отделе кадров под портретом бровастого борова на букву «Б»? От винта! Заднюю не включаем, потому что её нет. Под знаменем капитализьма – вперёд к вершинам гедонизьма и консюмеризьма!
У меня в позапрошлой жизни знакомка была. Смешливая и разговорчивая брюнетка отдалённо персидских кровей. Миниатюрная такая статуэтка. За ней тучей волочился грузный и сумрачный грузин, годами склоняя барышню к честному замужеству. Тщетно. Вдруг она приняла предложение, и они на пару месяцев исчезли из жизни.
— Хочешь, расскажу тебе горестную историю своего замужества? – интригующе спросила она меня при встрече. Я милостиво разрешил, смутно угадывая какую-то альковную тайну.
— Не, с этим всё нормально, — отмахнулась она и продолжила. — Понимаешь, зашла я как-то в новый магазин для новобрачных. А там – шляпка. Чудо! Я такие только в кино видела. И так мне засвербело её купить – сил нет! Стою, смотрю на неё и реву. Потому что шляпка продаётся только с невестиным костюмом и по талонам ЗАГСа. Я добежала до ближайшего телефона, позвонила ему. Согласна! Он тут же примчался, и мы пошли писать заявление.
— Ты вышла замуж из-за шляпки?! – ужаснулся я.
— Ага! – задорно отвечала персиянка. — А что делать? Я бы умерла без неё. А позавчера мы развелись. И шляпка теперь моя. И я счастлива!
— А он?
— Да фиг знает. Тоже, думаю, доволен. Ему целых два месяца принадлежала такая красавица! Будет что вспомнить.
Откуда я знал, что передо мною была гостья из будущего! Из прекрасного далёко, которое подкралось незаметно и обложило нас всех «пошлиной бессмертной пошлости».
Ну да ладно.
О другом.
В раньшее время дети играли с магнитиками – не с этой бородавчатой дрянью, которую лепят к холодильникам, а с настоящими, двухцветными, в виде латинской литеры U. На бумажку ссыпали толику железных опилок, а с тыльной стороны магнитом водили. Железные крошки привставали, как суслики, и начинали суетливо двигаться по поверхности листа. Завораживало.
К чему я это вспомнил? А вот к чему.
С высоты воробьиного полёта видно хоть и с гулькин нос, зато красиво. Жизнь как-то обдёргалась, растелешилась, расхорошелась. Особенно под сенью девушек в цвету. Вот ведь как: дайте людям полвека без войн, голода, революций и прочих глупостей, как вдруг зашелестят там и сям дивные рощицы невыносимо прекрасных барышень в изыскано драных джинсах. И посвист у них чудной – маркетинг, шопинг, чатинг, кастинг, чекинг, факинг… Ну и вау-у, натурально. Юноши заметно отстают: в молочной спелости своей ещё гоношатся, втискиваясь в змеиной узкости брючки и дистрофические пиджачки, но к тридцати естество своё берёт, всхломляясь пивными животиками. Но и у них – франчайзинг, мониторинг, мерчендайзинг, лизинг и, разумеется, факинг.
Либерти!
Но это внешне. А под пластиковой лужайкой с фонтанами и моллами, где суверенное поколение вкушает ГМП из сада радостей земных, залегает огромное тело невидимого магнита, против воли которого ни одна стружка-подружка не попрёт. Он изготовлен из тугого сплава железных представлений, свинцовой тяжести предубеждений, бетонной твёрдости предрассудков, окаменелых свычаев да обычаев. Это полное собрание неписанных уставов, согласно которым выстраивается жизнь людей там, наверху. Ментальное ядро патриархального мироустройства, которое иногда «выползает на свет, как во времена ископаемых».
Это случается во времена крупных потрясений, когда «магнитные полюса» привычного уклада смещаются, меняются местами. И тогда только это ядро хоть как-то способно противостоять хаосу, выстраивая реальность по своим законам. Где имеют значение признаки жузовой и родовой принадлежности, имущественного состояния, высокого покровительства, близости к «царствующим сословиям», причастности к властным структурам и вообще к любой ступеньке «вертикали», которая даёт возможность личного обогащения за счёт тех, кто ещё ниже. Это сословное общество, приближающееся к обществу кастовому, которое регламентирует жизнь человеческую в мельчайших деталях: с кем и как поздороваться, кому «занести», у кого «отметиться», сколько «откатить», с кого и сколько «взять». А также с кем можно породниться, а раз до этого дело дошло, то каков будет калым, какие должны быть подарки, сколько и где гулять свадьбу, кому, в каком порядке предоставлять микрофон для поздравления, etc, etc.
Это время – короткая пауза между ударами сердца, между систолой и диастолой. Но мы в эту паузу угодили, а человеческая жизнь несопоставима с периодами истории, она коротка. Все (или почти все) понимают, что жить по указке этого подземного домостроя тупо, но мало кто отваживается на бунт или побег.
Баян отважилась.
Не знаю, может быть, она и привирает, рассказывая в своей книжке, будто сама позвонила мужу и объявила о супружеской измене. Вполне вероятно, что он просто выследил её и жестоко покарал по законам так называемого «обычного права». Но ведь всё можно было утаить, припрятать, тихо «развести» и «договориться». Домостроевская этика суровая, но гибкая. Греши, но не попадайся, а попалась, так терпи и молчи. Все так живут. Зачем хай-вай поднимать?
Ей этот хай-вай ещё долго не простят. Кто-то из зависти, большинство от трусости. Ибо лучше мириться со знакомым злом, чем к незнакомому стремиться, говорил принц Гамлет…
Баян поднатужилась и, что было сил, подпрыгнула, ухватившись за слетевший с одуванчика крохотный парашютик, имя ему – любовь. Надолго ли – Бог весть. Не самый надёжный летательный аппарат. Но хоть час, да её будет.
Вот эта тоска по планете, гравитационное поле которой не так плющит и колбасит человека, и есть причина той самой хандры, которая лечится охотой к перемене мест. Есть такой забавный персонаж – Ержан Рашев, стяжавший кислую славу литературного клептомана. Чепуха всё это. Никакой он не плагиатор, как Баян никакая не распутница. Он просто мальчишка из предместья, населённого ворьём и шпаной. И вот он бродит по богатым кварталам, озирая хрустальные витрины, забитые сластями всевозможными, и порой их тырит, набивая ими своё чрево в наивной надежде стать таким же, как эти прелестные, изящные, хорошо пахнущие господа, живущие в мире чистых мостовых и лаковых карет. Он может там жить, у него итальянская жена, не устоявшая перед скифским обаянием раскосых и жадных до жизни очей. Он мог бы стать карикатурным подобием Эренбурга или Хемингуэя, и уже почти им стал, но парень упрямо, собравшись с силами, снова и снова карабкается на телевизионную вышку, чтобы спланировать с неё вольным сыном эфира, предсказуемо чебурахнувшись.
Был бы я Марк Шагал, я бы их нарисовал. Взявшимися за руки и летящими над землёй. А в углу картины изобразил бы свою давнюю знакомку, которая машет им невестиной шляпой.
А назвал бы сей этюд: Баян + Ержан = ПМС.
Нет, это не то, что вы подумали. Это – попытка модернизации сознания.
По моему по разумению, она должна выглядеть именно так.
***
© ZONAkz, 2017г. Перепечатка запрещена. Допускается только гиперссылка на материал.