Автор этих строк родился и вырос в Усть-Каменогорске, в котором в советские времена (да и сейчас тоже) преобладало славянское население. С раннего детства мне приходилось отвечать кулаками на оскорбительное обращение «эй, калбит», а в армии — «эй, урюк». Поэтому я вполне понимаю, насколько деликатная и щепетильная тема затронута в статье, предлагаемой вниманию читателя. Но если социальная проблема существует, то ее замалчивание вряд ли поможет ее оптимальному решению. И потому надеюсь, что все-таки казахская интеллигенция разделит боль автора этих строк за утрату ею того высокого места в обществе, которое когда-то она по праву и достойно занимала…
Мамбет — эту презрительную кличку горожанам — выходцам из казахских аулов придумали не русские, а «асфальтные» потомки коренной национальной элиты, утратившие вместе с родным языком и исконную корневую связь со своим народом. Их высокомерие и пренебрежительное отношение к своим же братьям по крови было основано на одном лишь, причем весьма шатком, обстоятельстве, что им повезло родиться в нужное время, в нужном месте и «нужной» семье. Причем при этом напрочь забывали, что такими же мамбетами начинали свой путь в касту привилегированных в лучшем случае их деды, но наиболее часто — их родители.
Зная, что их дальнейшая судьба и карьера расписаны «предками» на многие годы вперед, «дети асфальта» постепенно утрачивали ту наследственную энергию и волю к победе, которые привели их отцов и дедов на общественно-политический олимп. А потому для самоутверждения и подчеркивания привилегированности своей касты придумали эту унизительную кличку для своих «безродных» одноклассников, сокурсников или коллег. Ни на что другое они оказались просто неспособны.
Алма-Ата советской поры, да и просто областные центры Казахстана, подобно магниту, притягивали парней и девушек, для которых рамки родного аула казались тесными в силу незаурядности их натуры. Особенно уникальной в этом смысле была столица советского Казахстана, в которой либо со студенческой семьи, либо в ходе постепенного подъема по карьерной лестнице скапливались наиболее талантливые представители казахского народа.
Чего греха таить, были среди них и люди, добившиеся высокого положения не в силу своего ума, а благодаря своей склонности к интриганству, готовности идти по костям и льстивости к своему начальству. Тот же Олжас Сулейменов в одном из своих стихотворений запечатлел некоего литературного деятеля по имени Жаппас, олицетворявшего именно такой социальный тип. Причем он обыграл его имя с французским выражением «же пасс», что в переводе на русский означает — «я гряду». Это было подмечено с прозорливостью гениального поэта, но об этом чуть позже.
Алма-Ата с ее институтами, богатейшими библиотеками, театрами и филармониями грезилась в мечтах талантливым сельским юнцам. И они «делали себя», развивали в них свой кругозор с той исконно крестьянской основательностью и трудолюбием, которые были утрачены именно той частью «детей асфальта», которые любили бросить презрительное мамбет в их адрес. И именно эти славные представители казахов: Каныш Сатпаев и Бауржан Момышулы, Бибигуль Тулегенова и Роза Рымбаева, Мухтар Шаханов и Марат Кабанбай и многие-многие другие выходцы из провинции достойно представляли культуру и интеллектуальный потенциал своей нации другим народам.
Однако за такими глыбами стояло большое количество безвестных казахских интеллигентов в первом — втором поколениях, которые не менее достойно сеяли разумное, доброе, вечное, не претендуя на место в вечности, искренно веря в идеалы гуманизма и добра. И вот именно они-то оказались за бортом, когда рухнул социализм.
Сколько кандидатов и докторов наук, рядовых деятелей культуры, писателей и поэтов среднего литературного эшелона, скульпторов и художников подались в ряды челноков и базарных продавцов в эпоху прихода «шоковой терапии» и «дикого» капитализма — ведает один Аллах! Но выжили и закрепились на новом поприще считанные единицы. Более удачливыми оказались те, чей интеллект и квалификация оказались востребованы в ближнем и дальнем зарубежье или грантополучателями многочисленных фондов, преследующих свой определенный интерес в поиске «светлых мозгов».
Большинство же попросту оказались неудачниками, которые согласно социальному дарвинизму попросту деградировали как личности. Поговорите с любым участковым инспектором полиции, и он вам обязательно приведет конкретный пример представителя интеллектуальной или культурной элиты, ставшего наркоманом или алкоголиком. А то и несколько примеров…
Причем большинство из них именно те, кто бросал презрительное слово «мамбет» в адрес тех, кто плохо владел русским языком.
Автор лично знает нескольких потомков людей, чьи некрологи некогда были подписаны лично Кунаевым и другими представителями казахстанского олимпа. А их дети сегодня — либо уже натуральные бомжи, либо кандидаты в них из-за пристрастия к наркотикам или алкоголю! А ведь некоторые имеют по два высших образования, причем — даже московских. Что там уж говорить о сотнях других горожан-пролетариев, привыкших к размеренному восьмичасовому труду на заводах и фабриках, а после развала социалистической экономики заливающих свою неприспособленность к компьютерному веку самопальным зельем?
Но, как известно, природа не терпит пустоты. Новая экономическая политика опустошила не только ряды казахстанской интеллигенции, но и села, и аулы, брошенные государством на произвол судьбы после развала совхозов и колхозов. Здесь социальный дарвинизм закрепил на земле либо «красных директоров» с семьями, либо наиболее предприимчивую и решительную часть крестьянства, оказавшуюся вполне готовой к новым условиям.
Более слабые хозяева, жаппасы без дипломов, в ходе конкурентной борьбы лишившиеся своих земельных паев и сельскохозяйственной техники, хлынули в города. Здесь они быстро заполонили базары и рынки, автобусные и микроавтобусные кабины, стеклоприемные пункты и другие социальные ниши, быстро вытеснив своих конкурентов-горожан благодаря своему природному трудолюбию и здоровью, земляческой и родовой сплоченности, наличию «крыши» со стороны односельчан, просочившихся ранее в кабинеты силовых и других властных структур.
Стоит одному из таких «новых алматинцев» закрепиться в городе, как вскоре здесь оказывается вся его семья, обычно весьма многочисленная. Природная сметка и хватка помогают им захватывать бесхозные помещения, после чего все усилия властей выселить их оттуда оказываются практически безуспешными. Вспомним хотя бы знаменитые митинги Союза бездомных, в результате которых власть была вынуждена отвести земли для строительства жилья бывшим сельчанам.
Осваивая новый ареал своего обитания, они быстро вычисляют «лежбища» жизненно слабых, одиноких горожан, которые стали такими либо в силу своего безволия, либо пристрастия к спиртному или наркотикам. А подобных людей становится все больше и больше. Несколько месяцев усиленного “труда”, и эти квартиры оказываются их собственностью на вполне законных основаниях…
А сколько дач, брошенных их былыми владельцами в силу нерентабельности фазенд, заняты нашими отечественными сквоттерами! Или такой экстравагантный пример: один мой знакомый, горожанин в третьем поколении, женился по любви на девушке из аула. Привыкший к очень редким визитам своей кровной урбанизированной родни, он с ужасом увидел свою двухкомнатную квартиру битком набитой братьями и сестрами жены, приехавших попытать счастья в Алматы. Сраженный их жизненной энергией, он еле-еле откупился от своей родичелюбивой супруги, ставшей носить вскоре приставку «экс», преподнеся ей в дар однокомнатную квартиру, в которой ныне живут 9 (!) человек!
Этим людям не до тихих залов библиотек, театральных сцен и книг, пусть даже и казахских писателей. Занятые элементарной борьбой за выживание, они не успевают контролировать развитие своих детей. А те быстрее выучивают фразы, в лучшем случае, типа «fuck you», в худшем — русский лексикон блатного мира, и высшей культурной ценностью для них становятся кровавые боевики и триллеры, порнографические фильмы и бессмысленные шлягеры как западного, так и российского образца. И утрачивают свою национальную самобытность едва ли не быстрее «детей асфальта» советской поры. Но те хотя бы приобщались в школах и вузах к высоким образцам российской и европейской культур…
Сколько аксакалов и апашек брошены своими потомками, вполне прилично владеющих казахским языком, в домах престарелых? А сколько сирот при живых матерях, вчерашних аульчанках, делают свои первые шаги в детских приютах? Сколько юных казашек торгуют своим телом, торгуясь с клиентами на ломаном русском языке? Что же, неужели все эти печальные примеры не позорят наши исконные народные традиции?
Для сохранения истинно казахских традиций и культуры, в первую очередь, нужно одновременное возрождение и укрепление казахских аулов и казахской интеллигенции.
Массовый исход и крупномасштабная урбанизация аульчан при тотальном самоуничтожении интеллектуальной и культурной национальной элиты, приведут лишь к национальному вырождению. Можно объявить следующий год годом поддержкой села или поддержки культуры, тем более что такие предложения уже мелькают на страницах наших газет. Но за один-единственный год можно только разрушить то, что строилось веками. А на возрождение потребуется именно такое же количество времени. И когда количество нагрянувших экс-аульчан превысит критическую массу, то былые культурные центры перестанут быть таковыми, и в то же время они не превратятся в большие аулы, бережно хранящие свои национальные и культурные традиции. И тогда начнется необратимый процесс деградации общества.
Когда в городском транспорте или на улице я вижу высоколобых казахских юношей и девушек, несущих в руках мольберты и зачехленные музыкальные инструменты, учебники с задачами по высшей математике, то всегда испытываю двойственное чувство. Первое — гордость и радость за свой народ, который, несмотря ни на что, рождает таких вот детей, тянущихся к свету знаний, приобщающихся к культуре как своего народа, так и мировой. Второе — панический страх за их будущее: не сломаешься ли ты, сестренка или братишка, при первой же встрече с грубой прозой жизни, сумеешь ли ты встретить мецената как частного, так и государственного, который поможет тебе нести свет своих знаний в народ? Или твой талант будет по достоинству оценен только на чужбине?
Когда судьба заносит меня в некогда цветущие села и аулы, в которых половина или даже большая часть домов заколочены, по улицам которых бесцельно слоняются полупьяные мужчины и даже женщины, то у меня возникает своеобразное дежавю: как будто я попал в индейские резервации, некогда красочно описанные совковыми журналистами…
Когда на улицах наших городов я слышу казахскую речь, произносимую детскими и ломающимися голосами, пересыпанную такими лингвистическими перлами, как «фак ю», «в натуре», «сен косяк запороть еттын» и русскими матерками, то я всегда задумываюсь, кто больше позорит свой народ: тот, кто, не зная родного языка, прекрасно владеет литературным вариантом другого языка, или тот, кто выражает свои мысли на такой вот словесной каше? И кто больше принесет пользы родной стране: русскоязычный культурный азиат или такой вот «полиглот», явный кандидат на тюремные нары?
Сможет ли казахская интеллигенция возродиться из пепла, как птица Феникс? Смогут ли «младотюрки»-олигархи помочь этому столь необходимому процессу, а национал-патриоты — превозмочь свое пренебрежение к «шала-казахам» и «детям асфальта»? Сможет ли и захочет ли государство повернуть вспять процесс «де-аулизации» страны? Будут ли фермеры-аульчане жить в благоустроенных домах, полноценно лечиться в случае болезни, а их дети — получать достойное образование на родном языке в сельских школах?
Пока положительные ответы на эти и другие больные вопросы кажутся чем-то из области фантастики. А слово «мамбет» или, что будет точнее, слово «манкурт» — диагнозом всему нашему «капитализируемому» обществу, поглотившему собственных докторов-интеллигентов…
«Мегаполис», № 9