…Когда я покупаю на базаре “қырыққабат” и “қызанақ”, продавцы только похохатывают. Для них эти овощи по-прежнему – “капуста” и “помидор”. Объясняясь с ними на их родном языке, я тем не менее чувствую себя весьма скованно. Но точно также неловко было на днях в поликлинике и моей хорошей знакомой, которая вообще не владеет госязыком. Дама бальзаковского возраста убедилась, что девушка ни слова на казахском не понимает, и тут же принялась что-то настойчиво выпытывать у нее именно на языке Абая. Очередь внимательно наблюдала за процессом унизительного “обучения”…
Совсем не хочу выглядеть патриотом и радетелем процветания государственного языка. Его продвижение и популяризация – не моя забота и не мои проблемы.
Но в какой-то момент я понял, что языковая среда вокруг меня быстро меняется. Нишу стремительно уезжающих из Алматы горожан, как принято говорить, “европейской национальности” стали занимать граждане “азиатской национальности”. В объявлениях о вакансиях среди “основных требований к кандидату” начали появляться такие строки, как “практическое владение казахским языком”. Русский язык потеснили с вывесок, по-казахски значительно больше заговорили медиа – и “ящик”, и радиодиджеи, и интернет. На печатные СМИ, выходящие на госязыке, пролилась манна небесная бюджетных миллионов. Многие интересные дискуссии в медиа-пространстве перекочевали в казахскоязычный сегмент. Не владеющим государственным языком журналистам начали отказывать в комментариях спикеры и ставить это незнание им на вид. Во время работы в одном из казахстанских медиа, мне особо подчеркнули мое незнание госязыка. Доказывать свое право выражаться на языке Чехова и Пушкина мне было, признаюсь, скучно. Метать бисер перед свиньями – малоэффективный бизнес. Бить себя левой пяткой в грудь и вещать про дискриминацию по национальному признаку я не стал и распрощался с работодателем.
Трус не играет в язык
Поводов категорически отказаться от изучения казахского языка сегодня гораздо больше, чем причин взяться за его освоение. Базарный люд с удовольствием зубоскалит над интонированием и акцентом. Кондукторы в автобусе не понимают застывшие словоформы из учебника, и в итоге пропускаешь свою остановку. Слово “сым” в одном регионе Казахстана означает “проволоку”, в другом – “штаны”. Для весеннего месяца “апрель” в казахском языке припасено два названия “көкек” и “сәуір”. Сотовый телефон имеет сразу три определения – “ұялы телефон”, “қалтафон” и “үналыс”. Сам казахский язык, как классический представитель тюркской группы языков, в корне отличается от славянской группы. Это образный, витиеватый, с двойным дном: искусство “сөздің астарын түсіну” – “понимать подкладку слов” – одно из важнейших на переговорах сегодняшних агашек.
…В горле пересыхает, слова вылетают из головы, а язык путается. Меня поддержали мои детские воспоминания. Моя татарская бабушка общалась со своими подругами и на татарском, и на казахском, и на русском языках. А в семейном архиве до сих пор хранятся ее открытки, написанные арабской вязью справа налево. Мой русский дедушка еще в начале прошлого века освоил и китайский (бежать пришлось с белоэмигрантами в Урумчи), и казахский язык (по возвращению в Советскую Россию тянул Карасакпайскую ЛЭП и жил в юртах кочевников). Я начал с поговорок. Бабушкина любимая присказка – “әйелде шаш ұзың, ақыл қысқа” – шокировала меня еще при ее жизни. Сама представительница слабого пола, Мариам Сабировна открыто признавала: “у женщины волос длинный, да ум короткий”. Эра равноправия вычеркнула из современного лексикона такие откровения, но тем эти реликты и ценны… А как вам такая казахская поговорка: “менің сіркем су көтермей отыр”? Ее произносят, когда хотят подчеркнуть свою усталость и отогнать назойливого собеседника. Дословно: “моя вша (гнида) воды не переносит”. Первая же песня, которую я разучил для своей дочери в качестве колыбельной, оказалась “Көзімнің қарасы” Абая. По совпадению (или нет?) этот “Зрачок глаз моих” оказался и любимым хитом дедушки, который вот уже восемь лет, как не с нами. Моя дочка под нее, правда, не засыпает, а наоборот, пританцовывает. Биография Абая же стала и темой моей первой презентации на казахском языке. Среди моих слушателей в языковом центре были в основном дети 5-6 лет, их родители, мои учителя и сокурсники.
Никарагуанец, медик и фри-лансер
Наша группа состоит сегодня из четырех человек. Я порасспросил товарищей, что именно сподвигло их на изучение казахского за счет собственных денег и свободного времени.
У Нурлана из Западного Казахстана главным двигателем стал стыд. Ему нелегко далось признание собственной неграмотности, хотя для нас его речь звучит музыкой.
Преподаватель испанского языка и отец четверых детей Дэвид – представитель одной из беднейших стран Центральной Америки – Никарагуа. Он хочет связать жизнь с “богатым”, по его оценке, Казахстаном навсегда.
Александр, преуспевающий директор частной медклиники, побывал как-то в алматинском центре им. Сызганова и почувствовал себя практически иностранцем. Его коллеги – медики-новобранцы – сплошь говорят только по-казахски. Завтра ему предстоит нанимать их на работу, и сегодня он пытается хотя бы приблизительно понять, о чем они между собой толкуют.
Каждый из них отыскал эксклюзивную кнопку внутри себя, чтобы прийти и сесть за парту.
Дайте денег – я сяду за парту
Поводом же для моих русскоязычных коллег-журналистов сесть за парту станут лишь… денежные премии со стороны государства. Об этой своей мечте “навариться” на изучении госязыка мне как-то поведали в редакции одной газеты. Мол, если бы государство создало фонд и платило бы прилежным ученикам премии за освоение госязыка, вот тогда бы… Моя попытка цитировать Кеннеди “не спрашивай государство: что оно сделало для тебя? А спроси себя, — что ты сделал для государства?” — вызвала лишь недоуменные мины у собеседников.
Примечательно, что мои коллеги знают и другую прописную истину: государство – плохой менеджер.
И вот – простой тому пример.
Макулатура по рыночной цене
Моя библиотека только казахскоязычной литературы состоит (не поленился, блин, пересчитать) из 31 учебника и 5 словарей. Эти книги в основном последних, “нулевых” годов издания. Хотя есть среди них словарь и 1954-го года, и советские учебники. За них заплатило сперва государство (и я, как налогоплательщик, в том числе). Потом я нашел их в книжном магазине и заплатил снова. Они стоят от 65 до 7500 тенге.
У этих книг есть много общего. Отвратительное качество черно-белых иллюстраций. Дешевая бумага. Грубые ошибки при верстке книг. Оборванные на полуслове аудиофайлы.
Но было бы удивительно, если бы вдруг учебники оказались идеальными. Продвижение госязыка – лишь одна из многочисленных сфер интересов государства. И если медицина – в упадке, бюджетные новостройки разваливаются, чиновничество погрязло в коррупции, то было бы странно вдруг ожидать гармонии и порядка в учебно-методической литературе. Не логично, согласитесь? Ждать улучшения уже отпечатанных (в том числе и за счет налогоплательщиков) учебников или требовать выпуска новых, качественных пособий не стоит. Зачем талантливым авторам корпеть над эксклюзивным творением, если можно просто скомпилировать советские еще учебники и выпустить их просто в новом переплете в рамках госзаказа? Этот плагиат чужих ошибок задавит ценовым демпингом любого “продвинутого” автора.
Пол – палец – потолок
При составлении учебного плана, мои преподаватели комбинируют несколько учебников, плюс сами “включают на полную мощность” собственное разумение. Однако оценить наши совместные усилия мы сегодня не в состоянии.
Мой уровень немецкого, к примеру, оценили экзаменом DSH. Единый для всей Германии тест с точностью до процента оценивает точность понимания выслушанного текста, грамотность собственного сочинения, умение правильно понять прочитанный текст на научно-популярную тему. Этот экзамен занимает около 4 часов и служит основанием для поступления в вуз. В английском языке такой экзамен носит название IELTS.
Но в казахском языке нет единой системы оценки. Также как и нет единого понимания будущего языка.
Почему английский остался популярным языком и после развала Британской империи? Из-за его простоты. А миллионы его пользователей вульгаризируют его и дальше, привлекая новых знатоков в свои ряды почище любого сетевого маркетинга. Английский – это действительно народный язык, его выстраивают сами его рядовые пользователи. Чем проще язык – тем больше им пользуются, и наоборот: чем больше людей пользуются языком, – тем скорее они же его упрощают.
За “ресторан” я голову сложу
Судьба же казахского, отдана на откуп неким уважаемым лингвистам, которые вусмерть бьются над тем – переводить ли иностранные слова на казахский (“ресторан” – “мейрамхана” или “тойхана”) или просто их позаимствовать? Как перевести русские сложные слова типа “вертолет” на казахский: “тікұшақ” – “вертикальный самолет” или по примеру турков оставить веками известное “геликоптер”?
Пока агашки ломают копья в этих заоблачных битвах, им недосуг создать единую, прозрачную и понятную систему оценки уровня языка. В лучшем случае, для проверки знаний казахского соберется некая “комиссия” и коллегиально, исходя из классической комбинации “пол – палец – потолок”, выслушает потеющего соискателя вакансии. И печально разведет в итоге руками: “ну разве может неказах освоить казахский?”
Я позвонил Герольду Бельгеру, известному переводчику и писателю, знатоку казахского языка и просто честному человеку, чтобы спросить: как выкручиваться?
– Языковая проблема стала своеобразным жупелом, средством борьбы с инакомыслящими, неприятными людьми. Как выкручиваться? Надо овладеть казахским языком в такой степени, чтобы любого загнать в угол. Только так. В такой степени, чтобы он раскрыл глаза, раскрыл рот, удивился и сразу же сдался. Я таким способом иногда пользуюсь: если мне человек неприятен, я нарочито говорю с ним на усложненном казахском языке, и он чувствует свою ничтожность, тут же превращается в полное ничтожество. Только так! Иначе он будет кочевряжиться, показывать себя. Надо его с ходу ошеломить!
Р. S. Кстати, той самой моей знакомой, о которой шла речь в самом начале текста, я посоветовал в следующий раз в такой же ситуации отвечать на АНГЛИЙСКОМ. С татешкой в поликлинике смело можно говорить на языке Байрона и Шекспира. Отмашку дал сам президент Назарбаев еще в 2007 году, призвав казахстанцев изучать не два, а три языка.
***
© ZONAkz, 2010г. Перепечатка запрещена