Над столицей всходило солнце – собственно, что ему еще оставалось делать?
Отражая его лучи, гордо возвышалась над городом смотровая площадка “Байтерека”, вокруг которого красовалась застывшая рок-музыка правительственных зданий. Город постепенно просыпался, и насекомоподобная толпа торопливых клерков наполняла собой казенные муравейники. Среди прочих строителей великого будущего шел на работу и Баскайда, именуемый в этой главе Б.
Внешне он являл собой образ типичного представителя homo cabineticus. Телосложения Б. был среднего – сто семьдесят пять сантиметров костей и неразвитых сухожилий и мышц, обтянутых смуглой кожей. Одетый в расстегнутую китайскую куртку-аляску поверх костюма мышиного цвета, он шел по проспекту Независимости, рассеянно обозревая окружающих.
Вокруг, шаркая по левобережному асфальту, торопились разномастные соплеменники. Кто-то на ходу общался по телефону, походя лицом как минимум на Джорджа Сороса, диктующего подчиненному название банка, в который следует перевести очередной биржевой миллиард. Кто-то бодро шагал, слушая плеер и усиленно работая над кислотно-щелочным балансом. Кто-то нарочито долго парковал свой “Mercedes ML 500”, всем своим видом говоря: “Я этот человек!”. Сотни физиономий мелькали в автомобилях, проезжавших сплошным немецко-японским потоком.
В те октябрьские дни столица готовилась к очередному государственному празднику. Спешно в сочный зеленый цвет красилась трава на газонах, торопливо освежалась штукатурка на передних фасадах старых домов, лихорадочно ожили стройки, которые, с помощью “пинков” акиматовских работников и отборного русского мата, попали в книгу рекордов Гинесса по скорости возведения. Не везде увидишь, как в течение одного светового дня вырастают астанинские небоскребы, которые вряд ли, подобно египетским пирамидам, переживут своих строителей. Шуршали шины машин, проезжавших по наново уложенному асфальту. Мило шуршали и купюры в карманах тех, кто сидел в проезжавших дорогих машинах благодаря получению подряда на строительство этих самых дорог.
Город гудел, продуваемый всеми ветрами. На вокзалы и в аэропорты столицы со всех концов мира стекались желающие получить свой кусочек праздничного пирога. Эстрадные звезды и звездочки, декораторы сцен и осветители, иллюзионисты и цирковые труппы, артисты театров и представители областных делегаций, путаны и их сутенеры, а также просто любители халявы – торопились в столицу в предвкушении праздника. Всюду из многочисленных репродукторов, установленных даже в родильных отделениях, слышны были возвышенные песни о столице.
Стало быть, Б. шел по городу и, несмотря на головную боль, бубнил себе под нос слова одной популярной незамысловатой песни. “Она хотела бы жить на Маметовой и с Бибигуль делится секретами…”, — едва слышно напевал он. В правой его руке была дешевой кожи барсетка, в левой – сигарета, а в голове – похмельная Хиросима. Причиной бурных выходных возлияний стало принятие Б. на работу в Министерство общего развития государства (МОРГ). После долгих мытарств в акиматах, аппаратах, комитетах и департаментах Б., наконец, вышел на новый виток собственной эволюции.
“Наконец-то сработало!” – радостно булькало в его голове, и он вспоминал тысячу раз услышанную историю о том, что тогда, больше тридцати лет тому назад, родной отец не пожалел нескольких голов скота для того, чтобы на обряд перерезания пут пригласить одного партийного чиновника из самой Алма-Аты. Он был как раз проездом в соседнем областном центре. И сделано это было не случайно, ибо мечтал отец увидеть своего сына таким же большим человеком из города, с холеными белыми руками, в костюме и с кожаным портфелем, пухлым от важных бумаг.
Как уже поняли наши читатели из первых глав, у нашего героя для этого были все природные задатки, ибо с самого детства был он чрезвычайно непримечательным, одаренно безынициативным, глубоко осторожным, безнадежно неинтеллектуальным и, самое главное, обладал неизбывным чувством собственной значимости, которое бережно взращивалось на полях родительской любви. Всего этого оказалось вполне достаточно для того, чтобы смело смотреть в свое будущее.
Примерно так он размышлял, празднуя свое назначение младшим помощником заместителя начальника отдела по непонятным вопросам в это стратегически важное министерство. Что означает слово “стратегически” Б. не понимал, но верил дяде на слово. Назначили Б. в пятницу, и два выходных дня он потратил на то, чтобы собрать родных и друзей за праздничным дастарханом в однокомнатной квартире на правом берегу Ишима.
Естественно, главным гостем был дядя Бермаган, без которого не видать бы Б. желанной должности, как своих ушей. Дядя, надо сказать, правил был наичестнейших и трудился заместителем начальника отдела по непонятным вопросам МОРГа. То бишь, приходился отныне любимому племяннику непосредственным шефом. Статус этот был обоим не внове, поскольку и на прежних местах работы начальником Б. почти всегда был дядя. Такие миграции характерны для современного Казахстана, и никто уже не удивляется тому, как иная семейно-клановая толпа кочует по учреждениям вослед за самым пробивным родственником, подобно ордам Чингисхана, нередко оставляя после себя пепел и руины.
Уже подходя к зданию министерства, Б. вспомнил, как дядя, со словами “главное – здоровье, а остальное купим!” – опрокинул в себя очередную рюмку, и, шатаясь, настоял на карете в сторону сауны. Не умея отказать благодетелю, Б. выпроводил гостей и спустил все имевшиеся сбережения на женщин, не обремененных тяжелым поведением. “Ничего, – успокаивал себя Б., уже стоя у министерских дверей, – эти инвестиции окупят себя! В конце концов, многое в нашем мире делается через постель. Придет и мое время!”, – оптимистично закончил он мыслительный ряд, с усилием открывая дверь.
Здание министерства являло собой типичное творение столичных Церетели, каковых на левом берегу было довольно много. Выполненное в традиционном стиле астанинского алюкобонда с примесью готики и национального реализма, оно всем своим видом говорило о значимости и величии дел, которые творились за его стенами в тысячах кабинетов и кабинетиков, где даже ночами горел свет неутомимого труда во благо Родины.
Сколько раз Б. проезжал с трепетом мимо этих центров бюрократической жизни, куда входили и откуда выходили люди с важными лицами и серьезными папками. Однажды он даже видел САМОГО, то есть хозяина этого казенного дома. Министр садился в черный членовоз немецкой сборки с номерным знаком Z 008 BAY. Иногда наш герой мечтал попасть под его колеса, чтобы обратить на себя внимание и заслужить хоть один взгляд со стороны этих номенклатурных небожителей, которые имели допуск к телу “ноль первого”.
Слава богу, дело не дошло до столь радикальных мер, ибо вовремя вмешалась судьба – тетка довольно непредсказуемая, которая с легкостью дает и с такой же небрежностью отбирает. В этот раз к нашему герою она, скорее всего, была благосклонна, так как широко открыла дверь в таинственный и завораживающий мир всемогущей номенклатуры, ее инструкций, постановлений, резолюций и приказов. Первым, кого встретил Б., оказался охранник с лицом человека, чей мозг явно отстрадал свое на боксерском ринге.
— Куда? К кому? — строго вопросил страж.
— Я… это… на работу пришел, – ответил Б. и подумал: “Ничего, придурок, скоро сам будешь мне двери открывать”.
— Пропуск есть? — не унимался охранник. — Если нет, то идите в бюро пропусков и выписывайте.
“Так, понятно… дядя загулял и пропуск, наверное, не подготовил. Придется звонить”, – догадался Б., залезая в карман за соткой. Набрав номер, он вскоре услышал голос человека, измученного парилкой:
— Алло, кто говорит?
— Алло, Бермаган-коке, это я. Я на работу пришел, а меня какой-то козел не пускает. Пропуск требует. Что делать?
— Ойбай, совсем забыл про тебя! — уставшим голосом ответил Бермаган. — Слушай мои инструкции. Иди в бюро пропусков, я сейчас туда позвоню, чтобы тебе пропуск выписали, потом двигай на второй этаж в отдел кадров. Найди там, эту, как ее…, — в трубке наступила небольшая пауза, слышно было лишь сопение дяди, который пытался запустить в рабочее состояние некоторые области головного мозга, в особенности те, что отвечают за память. Усилия не пропали даром, и Б. получил следующую инструкцию:
— Найди там Перизат. Скажи, что пришел от меня. Понял? Потом сразу иди ко мне на третий этаж, в кабинет триста четыре. Все, жду!”. Он уже хотел закончить, но в конце успел добавить: — “Кстати, вот тебе первое задание. Принеси мне бутылку холодной минералки, а то голова трещит”.
Через десять минут Б. уже шел по мягким коврам второго этажа. Через пятнадцать минут он нашел миловидную Перизат. Б. протянул ей документы для оформления на работу, написал заявление и, заполнив пару анкет, так посмотрел на девушку, что у той смущенно покраснели щеки, и она одарила нашего героя своей таинственной улыбкой. Пройдет совсем немного времени, и между ними произойдет то, что впечатлительный поэт Пастернак обозначил как “скрещенья рук, скрещенья ног”.
***
|
|
Иллюстрации к роману – В.Кадырбаев |
Сэр Ричард Блэк и сэр Джеймс Уайт уже двадцать минут сидели в кабинете великого магистра Уильяма Грина, терпеливо ожидая появления последнего. Мистер Блэк выглядел образцом английской флегматичности: худощавого телосложения, с бледной, как британский туман, кожей и вечно печальными глазами, он сразу навевал скуку. Поразительно то, что, несмотря на это, некоторым женщинам Ричард Блэк казался вполне сексуальным мужчиной, особенно когда по памяти читал всего Петрарку в оригинале, хорошо понимая, как сильна у женщин связь между любовью и органами слуха.
Но за этой обманчивой внешностью, в черепной коробке, скрытой прилизанными волосами, находился мощный и хладнокровный мозг, который, как компьютер “Blue Deep”, выполнял сотню мыслительных операций в секунду. Конечно, иногда столь напряженная работа серого вещества приводила к кратковременным сбоям и зависаниям, но в целом, мистер Блэк мог бы заменить собой целый отдел офисного планктона.
Согласно классике жанра, мистер Уайт был прямой противоположностью Блэка. Пухленький и беленький, как венская булочка, он относился к ярко выраженным холерикам. Его веселый характер и коммуникабельность компенсировали отсутствие высокого интеллекта (последнее делает жизнь более приятной штукой). Знаток всех питейных заведений Лондона и более пикантных мест для легкомысленного времяпрепровождения одиноких мужчин, Джеймс Уайт легко ориентировался в любой обстановке, мастерски втираясь в доверие, и заводя большое количество знакомых. Довольно ценное качество в эпоху потребительского отношения к миру.
Полутемное помещение, в котором находились два достопочтенных джентльмена, освещалось только свечами в громоздких подсвечниках викторианской эпохи. В глубокой тишине слышно было лишь тиканье старинных часов в виде сторожевой башни. Лишь посвященные знали, что это была эмблема тайной масонской ложи “Лошадь и всадник”, образованной почти три века тому назад лордом Гамильтоном. Ее отцы-основатели, в основном, представители британской аристократии, именовали себя “прорабами”, веря в то, что все наше мироздание было создано Великим Архитектором. При этом среди членов ложи попадались и великие иностранцы от Канта до Гюго.
Еще меньше людей догадывались, что штаб-квартира ложи находится в Лондонском музее естественных наук, который великие магистры прошлого специально основали для прикрытия своей деятельности. Идеальная крыша для тех, кто активно создавал глобальную агентурную сеть под эгидой проведения научных исследований в разных частях мира. Именно здесь, в зале “Ледникового периода”, за гигантским чучелом мамонта находилась потайная дверь в мир загадочного братства “вольных каменщиков”, как нередко они себя называли.
Секретный вход вел в длинный коридор, увешанный портретами всех великих магистров ложи, когда-то возглавлявших братство. Среди них попадались и вполне известные личности, как, например, Исаак Ньютон, Артур Конан Дойл, Дэвид Бэкхем и мистер Бин. Затем коридор раздваивался. Одна его часть заканчивалась большим залом инициаций, где принимали новых членов и проводились заседания Высшего совета ложи. А второй коридор упирался в кабинет великого магистра, где в мягких кожаных креслах – дымя сигарами и попивая шотландский виски тридцатилетней выдержки – сидели Блэк и Уайт.
Они не знали, по какому поводу находятся здесь, но догадывались, что причина была очень серьезной, ведь их вызвали в два часа ночи. Ослушаться приказа он никак не мог и поэтому смиренно явился на тайную встречу, где и застал коллегу по братству, с которым они познакомились несколько лет назад во время вступления в ложу. Судя по мутным глазам и нечленораздельной речи, Блэк сделал предположение, что мистера Уайта вытащили с какой-то вечеринки. В пользу этой версии говорило то, что того постоянно клонило ко сну. И если бы не дружеские попинывания мистера Блэка, бог сна Гипнос давно бы уже забрал мистера Уайта в свой шаткий мир грез и непристойных фантазий.
Наконец, когда часы с боем пробили ровно три раза, открылась потайная дверь, стилизованная под большое старинное зеркало, и в кабинет вошел великий магистр. Это был пожилой мужчина среднего телосложения с типично англосаксонской внешностью. На нем был легкий плащ, алый цвет которого говорил о высоком положении в иерархии масонской ложи, нагрудная цепь с эмблемой братства, на поясе висела шпага самого основателя ложи, а на мизинце красовался перстень с девизом братства: “Carpe diem”.
Но агенты заметили нечто странное в облике великого магистра, что вызвало у Ричарда смущение, а у Джеймса резкое отрезвление. Причина такой реакции крылась в женском парике, который был на голове у сэра Уильяма Грина, а также в женских туфлях на ногах. Заметив на себе удивленные взгляды, великий магистр машинально повернулся к зеркалу, и со словами: “Черт возьми!” быстро скрылся за дверью, откуда были слышны звуки, очень напоминающие удары плетью, и крики: “Еще! Еще! Можно сильнее!”.
Через пару минут великий магистр вернулся без парика и в магистерских ботфортах.
— Итак, господа, — как ни в чем не бывало, произнес он, — сегодня наступил долгожданный и великий час для всего нашего братства, ибо мы нашли его!
— Извините, магистр, вы имеете в виду череп Шекспира? – нетерпеливо спросил мистер Уайт.
— Нет, брат мой! Не череп, — раздраженно ответствовал Грин, — Но если будете перебивать меня, брат мой, то мы вполне удовлетворимся вашим черепом, который и выставим в нашем музее.
— Простите мою глупость, великий магистр! — совсем трезвея от страха, произнес Уайт. — Просто мы этот черепок так долго искали, что всю Британию вместе с Шотландией перерыли.
— Череп подождет, мы его еще под Ла Маншем не искали, — уже успокоившись, ответил магистр, и тут же перешел на тайный язык ложи, который в свое время придумал один из ее членов, известный всему миру как Леонардо да Винчи, увлекавшийся всякими конспиративными вещами.
— Дорогие братья! Мы обнаружили более важную ценность, которую вот уже триста лет ищет наше братство.
— О, святые угодники! — вырвалось у обычно спокойного мистера Блэка, который догадался о чем идет речь. — Неужели вы говорите о величайшем трактате всех времен и народов?
— Да, братья! Великий архитектор услышал наши молитвы и “Nomenclatura” нашлась, — торжественно произнес мистер Грин.
— Где? Где он? Где трактат сейчас? – мистер Блэк выпрямился и стал похож на человека, проглотившего лом.
— Где-где, в Караганде! – произнес странную фразу магистр.
— Это в Африке что ли? — с умным видом спросил мистер Уайт, решив реабилитироваться в глазах руководства.
— Нет. Хотя мы его и там искали. Два дня тому назад Высший совет получил донесение от одного из наших братьев, точнее, сестер, работающих в Центральной Азии корреспондентом “The Sun”, — почти переходя на шепот, сказал великий магистр, — она сообщает, что по ее данным, трактат находится в каком-то Казахстане. Об этом ей сказал другой наш брат, который подрабатывает там архитектором.
— Казахстан? Хм… Это где Усама Бен Ладен прячется? – не унимался Уайт, пытаясь продемонстрировать свою осведомленность.
— Нет, он прячется в Афганистане, — с видом знатока географии поправил коллегу мистер Блэк. Никто из них, включая мистера Грина, даже не подозревал, что отца-основателя мирового терроризма никогда не существовало в природе, а пресловутая история с башнями-близнецами – не что иное, как повод янкам закрутить гайки всему миру.
— Да кто их разберет?! Казахстан, Пакистан, Афганистан! Все они на “стан” заканчиваются. Запутаться можно, — оправдывался Джеймс.
— Джентльмены, сейчас не самое лучшее время для подобных диспутов, — пресек дискуссию великий магистр и патетично продолжил: “У вас будет более важная задача, так как вам выпала честь вернуть трактат в нашу ложу, ибо мы истинные наследники легендарных тамплиеров. Таково решение Высшего совета, которое обжалованию и пересмотру не подлежит”.
— Благодарим совет за честь и доверие! Мы готовы хоть сейчас отправиться на Восток, – с легкой дрожью в голосе от ощущения торжественности момента сказал Блэк.
— Да, да, хоть сейчас отправимся в путь! – вторил ему Уайт, готовый разреветься от нахлынувших эмоций.
— Я рад, что мы угадали с выбором, – довольный реакцией младших по чину собратьев сказал великий магистр. — Но перед поездкой вы должны получить инструктаж и информацию о Казахстане. Кстати, наш источник сообщил, что трактат долгое время действительно был в Караганде, спрятанный в одной из заброшенных угольных шахт. Потом его куда-то перевезли. Есть еще два места, где он может быть. Одно называется Алматы, а другое Астана. Вроде, какие-то населенные пункты. Начните с них.
После этих слов магистр открыл нижний ящик массивного дубового стола и вытащил два DVD-диска.
— Это вам поможет быстрее понять страну, в которую вы направляетесь. Фильм снимал один из наших братьев, — здесь мистер Грин сделал паузу, чтобы раскурить сигару, удобно расположившись в роскошном кресле из крокодильей кожи. Затем, пустив несколько густых колец дыма, он внимательно посмотрел на агентов: “Хочу сразу предупредить, что зрелище не для слабонервных. Тот, кто снимал, сейчас в психушке. Пытаемся его вылечить за счет братства”. И, чтобы окончательно “взбодрить” двух членов ложи, строго закончил: “Надеюсь, вы понимаете, что без трактата вам лучше не возвращаться”.
— Не беспокойтесь, магистр! Весь Казахстан перелопатим, а трактат найдем! — уже менее воодушевленно отозвался Джеймс, изучая диски. “Борат: изучение американской культуры на благо славного народа Казахстана”, — медленно прочитал он на одном из них и переглянулся с напарником.
— Итак, господа! На сборы я даю вам два дня. Паспорта с готовыми визами и авиабилеты, а также деньги на представительские расходы получите у казначея. Да пребудет с вами сила Великого архитектора! – Уильям Грин протянул свою волосатую руку с массивным перстнем, которую по очереди поцеловали Блэк и Уайт, и немедля удалился из кабинета.
Выйдя из музея, два джентльмена разошлись в разные стороны, чтобы в назначенный час встретиться в аэропорту.
Светало. Ленивое солнце в очередной раз попыталось пробиться сквозь затянутое тучами лондонское небо, но, плюнув на это бесполезное занятие, принялось нехотя отрабатывать должность небесного светила, едва освещая западный мир и мечтая побыстрее взойти на востоке, где у него уже появились конкуренты…