Вместо предисловия
Сегодня от Бреста до Вены европейский экспресс домчит вас за одни сутки. Моему давнему знакомому Габбасу Жуматову потребовался для этого путь в одну войну. Мы давно дружим с ним, несмотря на разницу в возрасте. И как-то раз за гостеприимным дастарханом разговорились. Почему все-таки мы возвращаемся к событиям тех лет? Понятно, «круглые» даты, праздник 9 Мая… Но нет, не только это. Конечно, Великая Отечественная — одна на всех, огромная и безжалостная, перепахавшая судьбы десятков миллионов жителей Земли. И в то же время для многих из нас она — дело сугубо личное. Для бывшего артиллериста Габбаса Жуматова. И для меня, сына фронтовика-минометчика. И для внука Габбаса Жуматовича Алмаса, который с увлечением играет в дедовскую «войнушку» на своем компьютере. Наверное, поэтому не ослабевает внимание к тем далеким, горьким и славным дням. Хотя уже минуло более полувека. Клубятся споры, сшибаются разные точки зрения — и полководцев, и рядовых, и тех, кто знает о войне со слов родных и близких… Ведь важен не только предмет разговора, но и интонация… “Мне кажется, — заметил Жуматов, — что здесь без мифотворчества и шараханья не обошлось”. Если сразу после войны всех фронтовиков изображали чуть ли не былинными богатырями, которые шутя расправились с фашистами, то в последние годы увлеклись бичеванием собственных недостатков и просчётов, а сами ветераны предстали перед обществом в неприглядном виде: больные, жалкие и затюканные. Дело доходит до того, что молодые «умники» брезгливо морщатся: «А зачем вы вообще выиграли ту войну? Сейчас бы мы пили баварское пиво…» Ему, балбесу, невдомек, что немецкие хозяева бросили бы своему рабу в лучшем случае кусок черствого хлеба. И ткнули носом в баланду из брюквы — вместо «Хольстена»… Габбас Жуматович ко всем этим выпадам относится хладнокровно, как и подобает старому солдату. Повода для снисходительной жалости не дает никому — это уж точно. Ему сейчас 78 (а по паспорту 80. Был грех, приписал 2 года, чтоб быстрее вступить в комсомол). Но на вид ему не дашь и семидесяти. Он по утрам гуляет по терренкуру, водит машину — вполне профессионально. Не задрипанный «Запорожец», а ярко-красную «Мазду». Пишет воспоминания, ведет прием посетителей и хлопочет за своих коллег-фронтовиков. У председателя общества ветеранов войны и труда Казахского государственного национального университета забот хватает… Наверное, его случай не слишком типичен. В его возрасте старики все больше жмутся к телевизору, глотают таблетки. С удовольствием критикуют власти и жалуются на молодежь. Но можно сказать иначе: пример Жуматова доказывает, что даже отвоевав «от звонка до звонка», можно с умом распорядиться и своим здоровьем, и своей судьбой. Трех детей воспитал Габбас вместе с верной Рафией. А когда она ушла из жизни, дочери Гульнар и Майра, сын Жайнар не позволили ему остаться один на один со своим горем, впасть в отчаянье. А теперь у него шесть внуков. “Они-то и дают новые силы”, — улыбается Габбас Жуматович. «Нестандартный» фронтовик, кавалер 18 правительственных наград, он имеет свой особый взгляд на июнь 41-го и май 45-го… Когда майор запаса читает военную литературу, где живописуют первый день войны как позор русского оружия, а советских солдат изображают стадом растерянных баранов, он морщится, будто в нем заговорил старый осколок, застрявший в миллиметре от сонной артерии в бою под озером Балатон. Да и война закончилась для
День первый
Все мы знаем: 22 июня 1941 года началось в четыре утра, когда «мессершмиты, как вороны, разорвали на рассвете тишину»
Летняя душная ночь повисла над Бугом. Где-то далеко громыхала гроза. Спать совсем не хотелось. Рядом верные друзья — такие же, как и он, студенты из Алма-Аты, с которыми Габбас попал в Брест.
С кем-то он был знаком по институту, с другими познакомился в теплушке. Будущие бойцы Красной Армии, зарывшись в душистое сено, грелись у «буржуйки» и гадали: куда их везут. Спрашивать у сопровождавших эшелон офицеров было бесполезно. Военная тайна!
Через две недели, аккурат 23 февраля 1940 года, их выгрузили у западной границы СССР. Протопили баню, накормили от пуза. Артиллеристам выдали сапоги, а пехоте только ботинки с обмотками. Жуматов гордился, что попал в артиллерию. Тогда в Красной Армии с грамотными бойцами было не густо. Ну а у него техникум связи за плечами и полтора курса геолого-разведочного факультета. Можно сказать, сразу выдвинули в «начальство» — командовать отделением радиосвязи — сперва на батарее, потом в дивизионе. В подчинении пять человек. И радиостанция 6 ПК. Тяжеленная, зараза. Не зря про нее острили — «Шесть пэ-ка трет спину пока…» А спина у солдата должна быть крепка: тут и винтовка образца 1898 года, и шинель-скатка, и подсумок с противогазом, и даже саперная лопатка — чтоб, значит, занять круговую оборону.
Держаться до подхода главных сил должна была и Братская крепость, окруженная со всех сторон фортами — с долговременными огневыми точками, хитроумными переходами и складами, с боеприпасами. В одном из таких фортов разместился 204-й артиллерийский гаубичный полк, где служил Жуматов со своими земляками.
Буквально накануне им сообщили: все, джигиты, закончилась ваша служба. В июле — домой, в Казахстан. Ну как тут заснешь: Шайкен Сулейменов хотел по приезде перво-наперво проведать родню в ауле. Промчаться на лихом коне по степи, пофасонить перед девчонками. И отведать наконец настоящий бешбармак — о нем скучали все брестские казахи. «А я, — говорил Мухаметкали Батыргереев, — в горы пойду. В июле там такое разнотравье. А воздух — ладонями можно черпать…»
Не дождался Шайкена его любимый вороной. Друга убили на третий день войны. У Мухаметкали мечта осуществилась, но горькой полынью встретила Родина. Он попал в плен и оказался снова в Бресте, но уже французском. Участвовал в подполье. Его освободили англичане и отправили домой через Египет, Иран. В Баку его встретили сумрачные люди в штатском. И оказался бывший защитник Брестской крепости на Колыме. Но в последние мирные часы воскресенья 22 июня они еще ничего не знали. Они были счастливы тем счастьем, которое присуще только очень молодым, сильным и наивным людям. Габбас слушал товарищей вполуха. Сейчас он думал не о доме, не о родне. Его приняли кандидатом в партию
Да, они учились военной науке. И не только на политзанятиях. Корректировали огонь, учили «матчасть» 152-миллиметровых гаубиц, которые стреляли на десятки километров. Они ползали на брюхе и брали «языка» на маневрах. Но настрой был такой: чужой земли нам не надо, родной не отдадим — ни вершка.
Сегодня появились самые разные теории о первом дне войны. Благодаря перебежчику Резуну, Запад лишний раз убедился в «кровожадности» Советов, которые должны были напасть на мирные европейские города не позднее 6 июля.
Майор запаса, конечно, в ГРУ не служил. Но относится к таким предположениям скептически. Во-первых, над крепостью постоянно кружили самолеты с крестами. Какая армия допустит это, если собирается к решительному штурму. Командир полка отбыл в отпуск, солдат собирались демобилизовать — накануне дня Х?
Странно все это… Советское командование разрешило немцам вести раскопки братских могил, оставшихся здесь с Первой мировой. Дюжие «гробокопатели» не столько занимались своим непосредственным делом, сколько фотографировали и что-то измеряли. Надо думать, подобные «изыскания» им пригодились в то воскресенье. Более того, местные жители сообщали, что в окрестностях появились незнакомцы в крестьянской одежде, но с подозрительно военной выправкой. На все вопросы бойцов командиры Красной Армии отвечали: «Германия — дружественное государство. Не разводите паники»… Да что там говорить… Габбас сам видел польского крестьянина, который переплыл Буг, рискуя жизнью, в субботу, 21-го. Хотел предупредить «советы». Его заперли на «губу» — как провокатора.
… Габбас в эту ночь почти не спал. И потому первым услышал необычный грохот. «Ну и гроза!” — мелькнула мысль. Но тут полыхнуло пламя, запахло дымом. Полусонные, полуодетые они выскакивали из казармы. Кое-где уже упали убитые, стонали раненые. Но паники не было. Жерла гаубиц вытянулись к западу.
Габбасов и его товарищи получили приказ: выдвинуться вперед, корректировать огонь. Со своей задачей они справились. И блестяще! В бинокли можно было разглядеть, как разрывались снаряды в немецких колоннах, как бились лошади и кричали раненые. Нет, легкой прогулки у немцев не получалось в те роковые, самые первые часы страшного воскресенья.
Фашисты прекратили огонь едва стемнело. Чумазые, но счастливые вернулись связисты в форт. Горели склады, дымились казармы. Но солдаты уже справились с первым шоком. Хоронили товарищей, тушили огонь, прятали снаряды подальше. Командование полком принял на себя начальник штаба Лукьяненко.
Габбасу придется быть и заряжающим, и наводчиком. Он научится хладнокровно посылать смерть нелюдям в мундирах мышиного цвета.
Потом кончатся снаряды. Лукьяненко примет единственно правильное решение — выбираться из форта.
Впереди их ждет долгий путь — через леса и болота. Путь, отмеченный потерями и победами — хотя о них и не сообщат в сводках совинформбюро.
От всего полка останется не больше пятидесяти человек. Но они сумеют сохранить полковое знамя и прорваться к Гомелю, где вольются в 537-й артиллерийский полк из резерва командования. Выйдут не только сами, но и с пленными немцами. Те быстро утратят свою спесь и покорно будут тащить их скатки и котелки.
Так будет. Ну а первый день войны закончится для рядового Габбаса Жуматова, как обычно — крепким сном. На этот раз без всяких разговоров и сновидений. Пройдут дни, недели, месяцы, годы. И наступит
Последний день войны
Конечно, между ними в жизни солдата Жуматова произойдет немало важных событий. В ноябре 41-го он будет печатать шаг по московской брусчатке
Под Звенигородом он чуть не погибнет. Немецкие танки будут уже в 60 метрах от наблюдателя. И, обнявшись напоследок с верным другом Колей Остаповым, он вызовет огонь на себя. Да, спасибо командиру дивизиона. Матом, конечно, обложил — не без того. А потом уже спокойнее: «Уточни координаты. Ты еще пригодишься, друг».
И точно, ударили с фланга «тридцатьчетверки», спасли корректировщиков. Тогда же он получил свою первую награду “За оборону Москвы”…
Зимой 42-го его отозвали с фронта — в Томск. Туда перебазировали Днепропетровское Краснознаменное гвардейское училище, которое готовило офицеров. Армии катастрофически не хватало командиров: полками командовали капитаны и майоры, батальонами — безусые лейтенанты.
Габбас получил через пять месяцев новые лейтенантские погоны и новое назначение: 5-й Донской казачий кавалерийский корпус. Он имел артиллерию, танки и даже зенитки. С казаками прошел Украину, Молдавию, Югославию, Румынию. Ранило его в Венгрии — первый раз за всю войну.
После госпиталя догонял свою часть. В маленьком австрийском городке его настигла долгожданная весть о Победе. Но война не закончилась… В предгорьях австрийских Альп 16 мая 1945 года принял старший лейтенант Габбасов свой последний бой. Да не с немцами, а с казаками. Злая воля войны столкнула тогда станичников
Об этой странице войны у нас до сих пор говорят глухо, вспоминают неохотно. Десятки тысяч казаков, обиженных на Советскую власть, бросили свои куреня и ушли с немцами.
Замелькали в боевых сводках знакомые с гражданской войны имена — генерал Краснов, атаманы Шкуро и Клыч-Герей. Появились и перебежчики из Красной Армии — походные атаманы Павлов, Доманов, Кононов. По подсчетам американской русскоязычной газеты «В новом свете», против Красной Армии сражались более ста тысяч казаков.
Сперва они мчались, сверкая клинками. Потом спешились. И пошли молча и угрюмо — на 76-миллиметровые пушки командира батареи Габбасова. Шли навстречу смерти — развернув воинские штандарты и красно-сине-лазоревые стяги царской России.
За казаками ползли танки и самоходки. “Осколочными, заряжай!” — скомандовал старший лейтенант. Война есть война. Не ты убьешь, — значит тебя.
Тот бой продолжался всего два часа. А запомнился навсегда.
…Вокруг бешено зеленела трава и светило яркое солнце. По-весеннему безудержно пели птицы — как на излучинах Тихого Дона. Казаки пробивались на запад, к Руру. Но 5-й казачий корпус не оставил им никаких шансов. Здесь, в Альпах, была перевернута еще одна страница мучительной драмы — противостояния «наших и «не наших». Драмы, которая потом продолжалась в Воркуте, Джезказгане и на Колыме.
Когда все кончилось, Габбас увидел пленного генерала Краснова. И подивился спокойному мужеству этого высокого статного человека. Хотя, конечно, никому не сказал ни слова… «Ну вот, — говорил Краснов обступившим его советским офицерам, — теперь будет время заняться мемуарами». Увы, судьба ему отсчитала всего несколько месяцев. Вскоре его расстреляли.
Вот так, пятьдесят пять лет назад закончил свою мировую войну солдат Габбас Жуматов. И с тех пор просто живет: и за себя, и за тех друзей-товарищей, которых потерял в бою, кого сгноили в лагерях, кто умер от ран и болезней.
Да, любая война сама по себе страшна и абсурдна. Смерть выбирает лучших, привычно говорим мы, хороня героев.
Но иногда, видимо, старухе с косой хочется сделать доброе дело. И она разжимает костлявые пальцы.