То, что великая держава, которую ныне называют не иначе как красной империей, более-менее благополучно просуществовала 72 года и рухнула неожиданно для многих, в результате чего и мы (правда, одними из самых последних) так же внезапно получили возможность провозгласить себя независимым государством, не устраивает некоторых наших новоявленных теоретиков государственности по причине недостаточной, что ли, доказательности и побуждает их преподнести обретенный нами суверенитет как результат долголетней борьбы народа и его передовой части — интеллигенции — за свободу. Именно вот это понимание, легшее в основу официальной интерпретации идеи суверенитета, вызвало к жизни теорию, согласно которой выступления и восстания разного периода являли собой непрерывный процесс подтачивания основ бывшей империи, который наконец-то завершился победой свободолюбивого духа. Однако, несмотря на красивое звучание данной концепции, история свидетельствует, что последние убежденные противники советской власти были поголовно уничтожены еще в конце тридцатых годов и что стихийные крестьянские восстания уже не имели столь принципиального значения, чтобы хоть как-то поколебать фундамент мощной державы. Построенная на трупах своих настоящих и мнимых противников, она существовала еще достаточно долго. В связи с этим я бы назвал гораздо справедливыми взгляды ныне покойного журналиста-аналитика Айтана Нусипхана, считавшего, что подобная теория перманентной революции дает повод многим карьеристам причислить себя к непримиримым борцам за свободу Казахстана
Эталоном же мужества для А.Нусипхана был М.Шокай, который вел открытую борьбу против советов, находясь в вынужденной пожизненной эмиграции. Айтан считал также, что дух настоящей свободы умер вместе с последними алашордынцами. Однако, как уже говорилось выше, официальная концепция относительно обретения казахами свободы построена на теории непрерывной борьбы с властями, что, к сожалению, далеко не всегда находит подтверждение. По данному поводу есть также рассуждения известного писателя К.Жумадилова, который считает, что подлинная борьба за освобождение своего народа не может не выпестовать и не подготовить своих истинных героев и общепризнанных руководителей, заслуживших эту честь ценой долголетних лишений и страданий во имя свободы. И в качестве примера он называет имена Махатмы Ганди и Нельсона Манделы.
Мы же в данном случае не намерены оспаривать ни одну, ни другую из этих версий, хотя считаем необходимым отметить, что свобода, обретенная нами, все же в принципе отличается от классических форм борьбы за освобождение. Иначе говоря, она какая-то другая, не похожа ни на что.
Впрочем, молодежная газета «Жас Алаш», известная своей приверженностью официальной интерпретации, удивила нас недавно своей неожиданно своеобразной, строптивой, что ли, постановкой того же вопроса. В статье С.Сабанбая «Улы угымнан ултка пайда тимей тур» («Великая идея пока не принесла пользы для нации»), опубликованной в № 67 (03.06.00) газеты, говорится: «Понятия «независимость» и «суверенитет» ныне стали «дежурными» словечками, не сходящими с уст почти каждого человека. Хотя с тех пор, как мы отделились от «большого дома», прошло десять лет, мы до сих пор не можем произнести эти слова восхищения. О чем бы ни говорили, мы непременно считаем своим долгом напомнить о них. Создается ощущение, что без этих слов мы внезапно потеряем независимость. А может быть, мы возвращаемся к ним ежедневно, потому что в повседневной жизни не так уж ясно видим признаки той же независимости».
Ключевая идея материала состоит в том, что внешние атрибуты независимости (госсимволика, гимн, собственные войска, президент, парламент, суды и др.) и реальное состояние независимости практически как бы исключают друг друга. А рядовым гражданам свободной страны остается лишь любоваться атрибутикой и в то же время мучиться от беспредела коррумпированных чиновников. Другими словами, если это свобода, то она такая специфическая, избирательная, что ее плодами пользуется лишь ничтожная часть населения. Стоит только выразить недовольство сегодняшней тяжелой ситуацией, тут же рискуешь попасть в число противников суверенитета. Автор далее пишет: «Люди у нас считают по какой-то неизвестной причине, что давние восстания Кенесары, Исатая, Махамбета, относительно недавнее декабрьское выступление молодежи имеют непосредственное отношение к провозглашению декларации о независимости. Видимо, оттого, что нам становится как-то неловко при мысли, что мы объявили свою независимость самыми последними…» Одним словом, в материале С.Сыбанбая содержится достаточно дерзкий вызов устоявшимся представлениям о нашей государственной независимости как о результате непрерывно продолжавшегося процесса борьбы за суверенитет. И проскальзывает мысль: может, оттого мы не достаточно ценим свободу свою, что она была преподнесена как божья милость? Мы достаточно подробно остановились на этой статье только потому, что в ней есть, помимо прочего, весьма полезная мысль о пагубности затушевывания критических высказываний под видом недопустимости критики в отношении государственного суверенитета и независимости. Дело в том, что общественно-политическую стабильность, установившуюся у нас в стране, стало модным обосновывать постулатами старо-новой теории бесконфликтности. К тому же она становится настолько универсальной, что любая мысль о возможности существования позиций, отличающихся от официальной, уже сама по себе раздражает представителей властного олимпа. Постоянно повторяемые призывы к единству народа с властями, весьма часто озвучиваемые господином А.Кекильбаевым, несмотря на свою внешнюю привлекательность, уводит тот же народ от истинной сути проблемы. Например, в одной из своих недавних установочных речей г-н госсекретарь говорил: «Самый опасный враг свободы — это разногласия. Существует немало хитроумных методов возбуждения их вирусов. Под видом критики объективных и субъективных трудностей противники свободы сваливают всю вину на независимость. Под предлогом критики отдельных акимов за алчность и неумелость в хозяйствовании они пытаются поглумиться над нашей юной государственностью». Господин Кекильбаев опасается того, что казахское общество вновь может разделиться на красных и белых (это касается исторических деятелей), друзей и недругов (речь идет о наших современниках). По его мнению, это слишком тяжелое испытание для такого малочисленного народа, как казахи. И предостерегает он свой народ от разного рода «противостояний».
Но если глубже заглянуть в смысл слов автора РК-овской теории бесконфликтности, то их суть можно передать сугубо национальной казахской поговоркой: «Бас жарылса — борiк iшiнде, кол сынса — жен iшiнде» («Голову разбили — так ее не видно под шапкой, руку сломали — ее не видно под рукавами».) Иначе говоря, во имя сохранения свободы и независимости нужно молчать, стиснув зубы, и делать вид, что ничего особенного не происходит, хотя перед твоими глазами происходят самые ужасные вещи. Разве не такая концептуальная рыхлость и упрощенческий подход к сложным явлениям отечественной истории повинны в том, что, скажем, до сих пор поименно не названы и не осуждены те, кто подверг целый народ искусственно организованному голоду, репрессировал его выдающихся деятелей, потопил в крови участников декабрьского восстания 1986 года? Неужто такие несуразности допускаются только по причине опасения за нарушение единства «нашего малочисленного народа?» Может, настойчивые рекомендации о том, чтобы оставили в покое Абая с его критикой пороков казахского общества, которые в последнее время весьма часто раздаются под видом укрепления патриотизма, связаны именно с той самой руководящей теорией бесконфликтности, усиленно внушаемой нынешним казахам?
P.S. В сегодняшнем выпуске рубрики мы всего лишь штрихами обозначили собственные опасения по поводу того, что наша страна в лице своих идеологических руководителей как бы незаметно, с соблюдением “национальной специфики”, потихоньку отходит от демократических принципов. Дай Бог, конечно, чтобы мы ошиблись. Но вряд ли он на сей раз прислушается к нашей мольбе. И мы войдем в XXI век без всяких там конфликтов и противоречий. Во имя единства народа и тех, кто распоряжается его судьбой из стольного града, который, кстати, вновь думает скоро отметить свой юбилей пышным празднеством.