Три составные части национальной идеи по-казахски (пока без трех источников)

Учение Маркса всесильно,

потому что оно верно!


В. И. Ленин

Пока “лучшие” академические умы и виднейшие общественные деятели Казахстана ломают голову над так называемой национальной идеей, между тем казахстанскими властями она уже проталкивается в жизнь в явочном порядке в виде реально существующей, но широко не рекламируемой официальной казахстанской идеологии. Что же касается видных академиков и общественных деятелей, то и им найдется работа – апостериори доказывать истинность казахской национальной идеи и распространять ее в массы в лучших традициях идеологической работы КПСС.


Несмотря на все иезуитство официальной казахстанской идеологии, ее умение скрывать свою истинную сущность, сегодня уже многим становится очевидно, что ее основными составными частями являются идеи, во-первых, автократизма, во-вторых — национализма, в-третьих — исламизма.


Первое. Из всех этих идей идея автократизма является наиглавнейшей. Остальные должны обеспечивать ее реализацию, но для этого они должны быть также реализованы сами. Образно, национальную идею можно сравнить с уздечкой, предназначенной для осуществления эффективного управления без расходования на то “излишних” сил и средств. При этом железными удилами выступает идея автократии, идея национализма – ее поводьями, а религиозная идея – ее шорами.


Словесно можно сколь угодно долго спорить о демократическом или автократическом характере казахстанской власти, но логика официальной политической практики, особенно со второй половины 90-х годов, неопровержимо свидетельствует о том, что власть в Казахстане развивается в сторону крайней автократии, правда, маскируемой под демократию с казахским лицом. И будущий Конституционный закон о первом Президенте РК, вероятнее всего, будет всего лишь очередным этапом в тенденции развития власти в сторону крайней автократии. Этот прогноз наиболее обоснован, особенно с учетом того, что при принятии подобного закона в Казахстане будет определенный этап двоевластия, который из-за своей нежизнеспособности и неустойчивости всегда заканчивается установлением единовластия, но уже в виде откровенной диктатуры. При этом принципиально неважно, кто победит: действующий к тому времени президент или находящийся в отставке первый президент, или вовсе третья сторона. Ответ в конце политического задачника заведомо известен – на казахстанском политическом небосклоне реально останется после всего этого только одна суперзвезда, для легитимизации существования которой потребуется осуществление немедленных, вероятнее всего, чрезвычайных политических, в том числе, силовых и юридических, мер, носящих псевдоправовой и имитационно-цивилизованный характер.


Второе. Как показывает историческая практика, националистическая идея является одной из самых эффективных идей, с помощью которой можно добиться значительных политических и экономических перемен за очень короткое время. Другой вопрос, что будет потом? А у казахстанской власти катастрофически не хватает исторического времени для достижения своих эгоистических политических и экономических целей. Одновременно нельзя отрицать, что для проведения в жизнь идей национализма имеется определенная почва в виде традиционного настороженного отношения коренного населения страны к русским и русскоязычным, которых они отождествляли с представителями и носителями колониальной политики Москвы. В связи с этим, а также с учетом того, что в любимой казахстанской властью Турции осуществленная модель национализма находилась в основе турецкого взлета, а “простого” прагматичного циника (чтобы не сказать больше!) она сделала великим отцом нации, националистическая идея для казахстанской власти не может не быть достаточно притягательной.


Вместе с тем с учетом особенностей современного внешнего и внутреннего положения Казахстана по сравнению с соответствующими условиями Турции в начале XX века, казахстанской власти приходится особенно тщательно скрывать националистическую сущность своей политической идеологии. Но шила в мешке не утаить! Массовый исход русских и русскоязычных из Казахстана свидетельствует об этой сущности лучше всяких наукообразных и иных объяснений этого процесса.


Постепенно проявляется главная цель официальной национальной политики относительное и абсолютное увеличение количества казахов в стране, а уже с ними делать все, что душе будет угодно. А душе угодна абсолютная автократия! Попутно, если удастся, осуществить перераспределение собственности в пользу титульной нации.


Проблема относительного увеличения доли казахского населения решается путем методичного выдавливания русского и русскоязычного населения из страны. Косвенным, но вместе с тем важнейшим и эффективным средством достижения их “добровольного” исхода является выдавливание их из чиновничьей среды, а также выдавливание русского языка, сначала из государственного “оборота” путем лишения его статуса государственного языка, затем и из широкого общественного “оборота” путем официального придания ему статуса иностранного языка, о чем проговорилась казахстанская сторона во время недавней казахстанско-российской встречи в верхах. Апогеем выдавливания русского языка должно стать выкорчевывание из казахского алфавита кириллицы и обязательная его замена, неважно на что, на арабицу или латиницу. Хотя пока суть да дело, подобная практика национальной и языковой политики может привести к необходимости введения в основание казахского алфавита уже китайских иероглифов, так как появление того или иного языка или алфавита не есть продукт только заказных субъективных интеллектуальных усилий, но есть прежде всего следствие объективно действующих исторических процессов, в первую очередь материального характера.


Но пока власти не задумываются о более отдаленной перспективе. Им кажется чрезвычайно важным как можно скорее разделаться со всем тем, что несет на себе явно отпечаток русской культуры. И если с “русскими отпечатками” в области материальной культуры власти ничего не могут поделать, то зато они надеются, что в области духовной культуры можно основательно проветриться от любого проявления русского духа. Но власти не знают того, что это уже невозможно как минимум по двум причинам: во-первых, каждый российский товар содержит в себе русскую духовную культуру, которой объективно необходимо овладевать, чтобы использовать этот товар. Во-вторых, сама духовная русская культура существует не только в области чистого духа, но она закреплена одновременно в материальной форме в виде произведений науки, искусства и т. п. Конечно, можно не только убрать кириллицу (хотя кириллица есть славянский феномен, но все равно из нее так и прет русским духом!) из казахского алфавита, придать русскому языку статус иностранного, но всего этого все равно окажется недостаточно для того, чтобы изжить русский язык из широкого употребления, а следовательно, добиться и последующего массового выезда русских из Казахстана. Для этого необходимы будут уже дополнительные акции, как всесожжение книг русских авторов и т. п. Но нечто подобное в истории, кажется, уже было…


Абсолютного увеличения количества казахов в стране власть пытается добиться двумя путями: во-первых, повышением рождаемости казахов, во-вторых, возвращением казахских репатриантов на свою историческую родину. Все бы ничего! Но власть при этом преследует не столько интересы казахского народа, сколько свои эгоистические интересы — в итоге эти ее действия приобретают характер жестокого эксперимента над собственным народом, в результате чего, с одной стороны, основная масса казахов, занявшаяся интенсивным деторождением, со временем обнаруживает, что вначале они зачинали детей в скотских условиях, а в последующем власти не обеспечивают им даже минимальных условий, необходимых для хотя бы животного выживания их детей. С другой стороны, и в отношении многих репатриантов наблюдается та же картина, когда они, поддавшись на посулы казахстанских властей, поменяли вполне сносную жизнь на чужбине на жизнь в скотских условиях на своей исторической родине, к тому же отягощяемым и вовсе несносным хамством и взяточничеством местных чиновников.


Так как эта демографическая политика все более становится непопулярной, то вовсе не исключено, что для ее продвижения власть попытается опереться на исламскую религию, что должно проявиться в повышении влияния религии на массы по запрету на прерывание беременности (власть ранее уже ставила перед религией такую задачу, но религия так и не смогла ее выполнить), а также вполне возможно, что будет осуществлена попытка передачи в руки ислама функций загса по отношению к казахам и другим потенциальным мусульманам. Короче, не исключено, что уже в недалеком будущем во вполне официальных документах будет фигурировать уже не только информация о национальности, но и о вероисповедании — разумеется, со всеми вытекающими из этого социально-экономическими последствиями.


Что касается возможности перераспределения собственности в пользу титульной нации, то имеется попытка ее осуществления — во-первых, путем “национализации” основных “хлебных” чиновничьих должностей, во-вторых, путем “приватизации” местным руководством имущества, которое вынуждено оставлять (невозможно же все нажитое забрать с собой!) или продавать по бросовым ценам отъезжающее русское и русскоязычное население. При этом проводится политика продвижения все больше на север и северо-восток представителей старшего жуза в составе местного руководства с одновременным расчетом на то, что они за собой потянут и других представителей своего клана, что с помощью предоставления им хлебных должностей и дармового имущества, в принципе, удается осуществить на практике. Но при этом как раз обнаруживается парадокс, что основная масса казахов от такой националистической политики как раз ничего и не выигрывает, так как ей ничего не достается от перераспределенного имущества, некогда принадлежавшего отъезжающим, а по отношению к своим же казахским чиновникам они также по-нищему бесправны, как и представители других этносов. Более того, стремление окуклить казахскую культуру до культуры одного этноса, создание искусственной видимости того, что только на одном казахском языке возможно и должно решение всех материальных и духовных проблем бытия, привело к тому, что за годы так называемого суверенного развития Казахстана именно многие казахи, отравившись подобным националистическим зельем и не к месту размякнув, стали менее “конкурентоспособными” по сравнению с другими этносами, что немедленно отразилось на состоянии их жизни в худшую сторону. И наоборот, те же русские и русскоязычные в новых, пусть даже во многом псевдодемократических условиях и часто неравных социально-экономических условиях, сумели успешно материализовать свое превосходство в образованности и культуре, на которое они были невольно “обречены” казахской властью, которая все эти годы в духовном отношении была занята (почему “была”, если это до сих пор есть?!) оболваниванием прежде всего казахского народа.


Таким образом, подобная политика властей, с одной стороны, относительно успешно реализуя националистическую идею, с другой стороны, абсолютно способствует только дальнейшей социально-экономической поляризации не только в масштабах всего казахстанского народа, но и внутри самого казахского этноса.


Третье. Казахстанская власть в процессе автосозидания в виде абсолютной автократии как конечной цели очень большие надежды возлагает на религию. Но если при проталкивании плоско-политических идей типа идей автократии или национализма ей еще как-то удавалось путем перехода на своеобразный метаязык, то есть на язык более высокой идеологической абстракции и общности, выглядеть в глазах народа относительно просвещенно-благородно при своих наукообразных попытках обосновывать целесообразность своих соответствующих действий, то в ее отношении к религии, наблюдается обратная картина, то есть публичное отношение власти к религии является достаточно примитивным. Дело в том, что религия, подобно философии, имеет своим высшим предметом предельно абстрактную всеобщность. В связи с этим, чтобы убедительно доказывать сущность религии необходимо подниматься до уровня как минимум теософии, что абсолютно неприемлемо для казахстанских условий, когда философский уровень власти таков, что она сама нуждается в вопросах религии в предельно популярном пособии типа кате(и)хизиса, так как до сих пор не отличает суеверия от веры, не говоря уже об уровне религиозной просвещенности народа. Поэтому по вопросам религии власть оставила всякие попытки мудрствования и перешла к унтер-пришибеевскому уровню объяснения необходимости религии в государстве и обществе, а также к соответствующему стилю обращения с религией и народом, что, несмотря на действительный примитивизм, кажется власти наиболее подходящим и действенным.


Внешне эта примитивность наглядно проявляется в торопливом упрямстве властей, с которым они пытаются оформить мракобесный антинародный союз с религией. По существу, казахстанские власти добиваются того, чтобы сделать ислам суннитского толка в Казахстане своеобразной государственно-полицейской религией. Последнее, фактически, назначение казахстанскими властями нового Главного муфтия, неумело оформленное ими под свободные религиозные выборы, только лишний раз свидетельствует об этих намерениях. Если раньше можно было хоть как-то еще сомневаться в том, насколько находился бывший Главный муфтий на поводке у власти и у ее органов, в том числе и спецслужб, то после назначения на эту должность бывшего чиновника, да еще с соответствующей таинственно-дипломатической осанкой, подобных сомнений остается совсем мало. Это пусть Путин в России думает, как завербовать под себя Патриарха Московского и Всея Руси! В Казахстане все намного проще, так как новый, “независимый” от властей Главный муфтий по сути своего появления есть не что иное, как “рояль в кустах”, оказавшийся в обойме власти в нужное время в нужном месте.


Сущность примитивизма апеллирования казахстанских властей к религии в современных условиях заключается также и в том, что религия уже сыграла в истории человечества свою положительную роль как в гносеологическом, так и в социально-политическом отношении. Поэтому в казахстанских условиях, когда государству и обществу, и без того стратегически отстающим от мировой цивилизации, необходима передовая идеология, власти вдруг пытаются насильно надеть на население религиозные шоры и таким образом пожертвовать просвещением и демократией в пользу мракобесия и абсолютной автократии.


Этот примитивизм властей, граничащий с откровенной глупостью, имеет, конечно, свои корни, прежде всего социально-политические, так как торопливое стремление к абсолютной автократии требует своего соответствующего идеологического обеспечения, а при отсутствии легитимной всеобщей идеологии власть вынуждена делать ставку на религию, которая в казахстанских условиях должна послужить надежной опорой для движения общества и государства вспять, в сторону феодализма. Есть у этой примитивности и свои исторически-традиционалистические корни, которые связаны с местечковым характером формирования оснований мировоззрения власть предержащих, что в конечном счете определяет их гносеологическую слабость.


Религиозная политика казахстанских властей достаточно проста точнее, она просто убога.


В отношении религиозной идеологии политика властей заключается в том, чтобы, во-первых, в Казахстане доминировала исламско-суннитская идеология, но только не идеология ваххабизма. В связи с этим бывший дипломат по Саудовской Аравии, видный арабист и филолог в качестве теперь Главного муфтия должен явиться не проводником ваххабизма, а, наоборот, сыграть роль антиваххабистского терминатора. Убогость этой цели, с одной стороны, заключается в том, что казахи и раньше не были ортодоксальными мусульманами, а в нынешних условиях религия им и вовсе объективно не нужна. Другое дело, что в субъективном отношении многие этого еще не понимают. Поэтому, с другой стороны, убожество замысла властей заключается в том, что они хотят воспользоваться некоторой существующей отсталостью сознания определенной части населения и, более того, распространять религиозное мракобесие, вместо того чтобы просвещать народ. Видимо, “видный ученый” как раз лучше всего подходит для того, чтобы квалифицированнее других изготовить духовный опиум для собственного народа с учетом особенностей его менталитета.


Во-вторых, идеология Русской Православной церкви (РПЦ), имеющей в Казахстане большую паству, не должна идти вразрез с государственной идеологией, главной сущностью которой, как упоминалось выше, является абсолютная автократия. Это достигается методом кнута и пряника. Пряник – в виде уже переданных или обещанных храмов в собственность (или в пользование?) казахстанской епархии РПЦ, а также в виде цветного мрамора, ныне устилающего пол главного храма РПЦ в России (храм Христа Спасителя в Москве), и т. д., и т. п. Кнут – это возможная жалоба как в адрес Московского Патриарха, так и в адрес Путина, а также проявление неудовлетворения различными способами действия местной епархии. Попы – они тоже живые люди! И вот уже Патриарх Московский и Всея Руси награждает Назарбаева орденом Андрея Первозванного, а местная епархия РПЦ, находясь либо в религиозном экстазе, либо просто проявляя свой чудесный религиозно-политический нюх, заявляет о том, что Назарбаев – богом данный президент. Убожество подобных действий и заявлений очевидно. Но также очевиден и взаимный религиозно-государственный, а в конечном счете религиозно-политический товарооборот. Как говорится, рука руку моет!


В-третьих, в отношении иудейской общины в Казахстане власть может только заигрывать, хотя и здесь есть место для политического маневра в виде не только общего отношения к общине, но и в виде плотной индивидуальной работы с отдельными членами общины, в том числе и как с бизнесменами. И то и другое наиболее наглядно проявляется в отношении властей к небезызвестному крупнейшему олигарху в Казахстане (но не казахстанскому!) Александру Машкевичу. С учетом того, что иудеи достаточно понятливы, власти, в принципе, без труда удается достичь идеологической лояльности с их стороны. Но все равно, в заведомо глупейших условиях, которые неизбежно возникают в связи с необходимостью осуществления взаимного сговора, даже блистательный Машкевич вынужден убого выглядеть, как, например, в случае своей апологии соответствующего законопроекта о первом президенте РК.


В-четвертых, власть хотела бы, чтобы все эти три названные конфессии совместными усилиями “давили” бы другие многочисленные религиозные секты, которые, генетически будучи проявлением демократии в религии, меньше всего подходят для сворачивания ростков демократии в Казахстане в пользу установления абсолютной автократии. Убогость этого замысла властей совсем уж очевидна. Еще более убого власти будут выглядеть в последующем, невольно выражая свое неудовольствие тем, что, например, все больше казахов отходят и будут отходить от традиционного ислама не только в сторону ваххабизма, но и в сторону христианских сект, в том числе как протестантских, так и католических. Вероятнее всего, мы успеем еще стать свидетелями того, что по отношению к таким казахам будут раздаваться призывы по их жестокому наказанию, чем-то напоминающими печально известные средневековые аутодафе. Что при всей своей противоестественности было бы естественным, если учитывать тенденцию движения казахстанских властей в сторону средневековых порядков с сопутствующим мракобесием.


В организационно-политическом отношении религиозная политика казахстанской власти направлена на то, чтобы прежде всего все три вышеперечисленные так называемые основные конфессии были бы организационно управляемы властями и политически безусловно лояльными по отношению к властям. Это – главная цель! В принципе, этой цели власть хотела бы достичь и в отношении всех остальных религиозных организаций. Но с последними труднее ладить в отношении их организационной подконтрольности властям в силу демократического характера их организации. В связи с этим власть по отношению к ним всегда готова применить метод кнута, тем более что религиозные секты разобщены, и каждая из них, за исключением некоторых, относительно немногочисленна.


Главным средством достижения обозначенной цели власти видят четкую иерархическую вертикаль в исламских, православных и иудаистских общинах в Казахстане. Но если в православных общинах эта иерархия традиционно существует и проблема заключается лишь в том, чтобы держать на коротком поводке православную верхушку, то в отношении ислама и иудаизма немало проблем по установлению такой вертикали, к тому же контролируемой. И вот мы являемся свидетелями, как не только в Казахстане, но и в России власть пытается установить контроль над иудаистскими общинами с помощью организации различных еврейских конгрессов и назначением на пост президента этих конгрессов абсолютно лояльных к властям и подконтрольных им личностей.


Что же касается ислама, то казахстанские власти, во-первых, хотели бы иметь своеобразный ислам по-казахски, что может повлечь определенные реформаторские движения в эту сторону. Но парадокс в том, что если реформаторство в религии традиционно воспринимается как демократизация строения и религиозной обрядности религиозных организаций, то в Казахстане уже ощутимо проявляются контуры реакционного движения вспять в рассматриваемом отношении. Во-вторых, власть раздражена тем обстоятельством, что уровень оцерковления исламских общин в Казахстане весьма далек от требуемой по-военному четкой вертикально-иерархической организованности, чтобы можно было бы поставить Главному муфтию идеологическую задачу и при этом можно было бы быть уверенным в том, что у него не будет никаких отговорок на организационную невозможность выполнения этой задачи. В Казахстане исламские общины, с одной стороны, недостаточно иерархически организованы в силу именно такого, традиционно достаточно демократичного строения исламских религиозных организаций. С учетом особенностей кочевой жизни казахов казахские исламские религиозные общины были очень даже демократично организованными, что спасало нацию от засилья религиозного мракобесия и одновременно делало людей фактически свободомыслящими, что явилось одной из важнейших социально-гносеологических причин выживания казахов как народа и выживания казахской государственности. Кстати, если в классическом исламе священнослужители, как правило, не назначались, то в Степи это правило было абсолютным. Теперь же ситуация обратная: в целях отупления казахского народа власти считают, что казахи должны быть правоверными суннитами, а над народом в духовном отношении должны стоять муллы, выстроенные по вертикали, при этом главный мулла должен быть сродни секретарю ЦК КПСС по идеологии. Иными словами, традиционный ислам по-казахски по отношению к классическому исламу схож с отношением протестантизма к католицизму, с отношением укоренившейся скромной народной демократичности религии к религиозной пышности и строгой иерархичности. Наверное, поэтому было так много общего между немцами и казахами в демократичности духовных традиций. Но это, похоже, уходит в прошлое. Кстати, как отреагировали бы немцы в Германии, если бы германские власти в целях укрепления духовного контроля над немцами потребовали бы от них перехода от протестантизма к католицизму?!


С другой стороны, в Казахстане существуют исламские общины, организованные по этническому признаку, которые в себе с неизбежностью несут признаки обособленной религиозной секты, и в то же время, они достаточно управляемы по своей этнически-религиозной вертикали из соответствующих зарубежных центров, подобно тому, как управляются из-за границы и некоторые другие немусульманские религиозные секты. Это, конечно, очень сильно раздражает казахстанскую власть, и поэтому она с необходимостью потребует, например, от того же нового Главного муфтия, чтобы он навел порядок в казахстанских исламских общинах как по горизонтали (то есть осуществил бы всеобщий охват), так и по вертикали (то есть установил бы соответствующую иерархию). Одновременно этот муфтий должен обеспечить безусловный приоритет исламской идеологии среди остальных религиозных идеологий фактически по принципу: ислам – государственная религия, а исламская идеология – первая среди равных по сравнению с православием и иудаизмом. В связи с изложенным вовсе не исключено, что в достаточно скором времени будет принят новый закон о религии и религиозных объединениях (хорошо, если не будет изменена Конституция!), в котором, несмотря на все неудовольствия, например, со стороны ОБСЕ, будут прописаны, с одной стороны, драконовские меры по отношению к религиозным сектам, а с другой стороны, ислам по-казахски приобретет довольно зримые черты государственной религии. Также совершенно очевидно, что казахстанские власти в новых условиях совершенно нагло проигнорируют мнения ОБСЕ и других международных демократических институтов.


Вот таковы три составные части казахстанской общенациональной идеи, которую точнее надо бы назвать национальной идеей по-казахски: идеи автократизма, национализма и исламизма. К сказанному следует добавить еще, что эта идея в силу примитивности ее составляющих идей в голом виде выглядит достаточно непривлекательно. Поэтому общим затуманивающим облаком, маскирующим эту неприглядную наготу и примитивное убожество, должен послужить угар патриотизма, над производством которого сейчас пыхтят многие “видные” ученые и общественные деятели.


С легким угаром!