Бездна

Письмо в редакцию

Мы крестьяне, очень вас просим напечатать наше письмо. Потому что дальше так невозможно. Как говориться, крутой «крыши» не имеем. Наш труд обирают.

Проблемам сельского хозяйства «НП» уделяет пристальное внимание, уже не однажды публикуя материалы на эту тему. Но экоральное состояние современной деревни вызывает не меньшее опасение. Как и в России восемнадцатого, века, в Казахстане нынче есть две столицы, а между ними и вокруг — все то, о чем писал Радищев.

Да, в Казахстане нет рабства. Но в предыдущих своих статьях («Зона рискованного земледелия» и «Злачный бизнес») мы говорили о том, что в нашей стране есть целые огромные территории вне всех казахстанских законов. Это своего рода государство в государстве, и мы Не видим оснований, почему его не назвать рабовладельческим. Здесь существует лишь один закон — власть акимчика, окруженного многочисленными родственниками на административных постах и дружиной из местных подразделений силовых структур, состоящей из той же публики. Все остальное население — нище и бесправно.

На этих территориях, как мы уже писали, в течение десяти лет бесследно пропало около 15 миллиардов долларов. Как астрономы открывают в небе звезду, даже не видя ее, а просто вычисляя, так и мы вычислили, что эти средства (равные нескольким годовым бюджетам республики) были «прокручены» в отрасли, но исчезли без следа. Об этом свидетельствуют экономические законы, не менее объективные, чем законы естественные.

Впрочем, «исчезли без следа» — сказано не совсем верно. Деньги рассованы по карманам тех людей, что стоят во главе этих «улусов», а также их приближенных. Рассованы в точном соответствии с примитивной, но очень функциональной схемой тотального воровства.

Мы, разумеется, не говорим сейчас обо всех, кто работает на земле. Более того, мы вообще не говорим о тех, кто на ней работает. Речь идет лишь об определенной социальной прослойков Казахстане, но при этом достаточно многочисленной, чтобы ее не замечать. А чтобы было понятно, о какой именно, приведем еще один исторический пример. Знаменитая древняя Спарта не состояла из одних лишь знатных воинов. Жили в ней и другие: бесправные и забитые, уродливые внешне и внутренне, лишенные какой бы то ни было морали и могущие с кем угодно разделаться, собравшись в толпу, потому что каждый из них, в свою очередь, мог быть в любой момент растоптан просто по чьей-то прихоти. Люди вне закона. Сельские жители, которые тем не менее на земле не работали и вообще не владели какой-либо профессией. Потому что единственной профессией в том государстве была профессия войны — разбой и грабеж.

В древней Спарте этих людей называли илотами. В современном Казахстане этих сельских жителей, уродливых внешне и внутренне, без профессии и «понятий» — называют сами знаете как.

В городе сейчас все-таки есть какая-то перспектива: возможность получить знания, найти работу, просто возможность сравнивать — увидеть, что не везде так, как у нас, и, оказывается, есть в мире места, где люди живут честно, безопасно и достойно. А значит, в городе есть надежда.

К сожалению, в деревне, в ауле таких возможностей почти нет. Из-за отсутствия кругозора здесь вместо надежды — безнадега. А вместе с ней моральное опустошение, потеря жизненных ориентиров, безделье, сопровождающееся в часы поиска куска хлеба воровством и браконьерством, в часы досуга — бытовой наркоманией и пьянством. Как говорит один мой хороший знакомый, пытающийся организовать бизнес как раз в сельской местности, — бездна, и ох как тяжело людей из этой бездны вытаскивать. Так ведь и охотников практически нет.

Но проку от этого, как правило, немного. Несоциализированные для городской жизни, без образования и профессии, они почти обречены на путь «яркий, но недолгий»: сначала — в банду, затем — в тюрьму или в ту самую землю, от которой пытались убежать.

Определять, где тут причина, а где следствие, неготовность ли села к рыночным реформам привата к нравственному кризису, или, наоборот, какие-то особенности характера местного населения предопределили кризис экономический — вопрос, что называется, философский. Но то, что кризисы эти, экономический и моральный, друг с другом тесно связаны, доказывать, вероятно, не приходится.

Когда-то, в среде еще советской интеллигенции, шел яростный, но корректный спор: где люди духовно чище — в городе или в деревне. Дай Бог памяти, но, кажется, спор решился в пользу села. Писатели-деревенщики не одну госпремию заработали на совете жить поближе к земле и в этой безыскусной жизни духовно облагораживаться.

Жизнь-то, может, они рекомендовали и вправду безыскусную, а вот сам спор был совершенно искусственным, высосанным из пальца. И жизнь в конце концов жестоко насмеялась над этими интеллигентскими игрищами, и над самой нашей искусственной «советской интеллигенцией», и над такой же декоративной экономикой, и над картонной нашей стабильностью. Насмеялась заброшенными домами, и опустевшими селами, и безработными, хлынувшими из деревни в город и ради мизерного заработка готовыми на все.