Когда деревья будут большими

Неизбывное воспоминание детства: когда в футбол играют мальчишки, на ворота обычно ставят самого маленького и слабого. Таков неписаный закон дворового драфта, и кто его не приемлет, тот неминуемо окажется вне игры. А что для отрока может быть хуже положения статиста? Игра на последней линии — шанс стать равным среди равных, ворота — одновременно Голгофа и Триумфальная арка. Это нелегко — исправлять (если получится) ошибки других и постоянно пребывать в позиции обороняющегося. Но по-иному заработать дворовый рейтинг и выдвинуться наконец вперед, чтобы атаковать и забивать, невозможно. Поэтому “надо держаться, надо собраться. Если сломаться…”, то место “в раме” займет другой ранний из “щеглов”. Право победно вскидывать руки и восклицать во все легкие “Гол!”, пока этот счастливый крик не прервет голос мамы, зовущий домой, нужно выстрадать.

Это, видимо, примерно то, что предстоит сделать на геополитическом поле и нашей стране. Как и всякому начинающему, Казахстану долго придется играть от обороны. Как всякий начинающий, он априори слаб, что очевидно, без всяких индексов человеческого развития по системе ООН. Когда не терпится увидеть воочию повсеместное социальное благоденствие, вдоволь вкусить плодов цветения очередного “города-сада”, власть охлаждает этот порыв всеобъясняющей идиомой — “Республика у нас молодая”. Универсальное выражение, одинаково применимое как для объяснения причин неудач, так и для придания пущей важности каким-либо успехам. Понять это можно. Главное, чтобы успокоительный эффект, который дает этот тезис, в какой-то момент не оказался бы слабительным.

В период самоутверждения особенно хочется побед и особенно остро воспринимаются поражения. И в том и в другом случае спешишь видеть символичность. Тебя пока взяли только постоять на. воротах, а удел дебютанта — это борьба со своими психологическими блоками и обостренное восприятие всего происходящего вокруг. Можно краснеть за фарисейство и духовную вороватость (а-ля Санчо Панса) политиков, но лучше краснеть от удовольствия за олимпийские медали Шишигиной, Ибраимова и Саттарханова. Это штучные победы, но в этом их ценность, ведь республика у нас — сами понимаете, какая (см. выше). Трое — за всех, и все — за троих. Когда в честь победителей звучал казахстанский гимн, наверняка многие прониклись глубоким чувством государственной идентичности. Три минуты сопряжения себя со страной, с ее (а значит, и с собственными) успехами. И это, наверное, сильнее всякой национальной идеи. А может, кристальное, и моментальное, воплощение этой самой высшей идеи. За годы независимости Казахстан не смог фактически обзавестись ни одним объединяющим население страны праздником или ритуалом, не выработал формулу преемственности по отношению к советскому и досоветскому прошлому. А на обратной стороне медалей казахстанских олимпийцев — миг единения. Наверняка он кратковременен, и вытесненный на какой-то счастливый момент идеологический вакуум вернется на свое чемпионское место в общественном сознании, окутанном серостью буден.

Этот пресловутый вакуум можно привычно объяснить беспомощностью казахстанских идеологов, так и не нащупавших за девять лет самодостаточный и приемлемый для всех консолидирующий фактор. Или утверждать, что отсутствие национальной идеи усугубляет гуманитарную депрессию общества. А может, все к лучшему. По крайней Мере, гуманитарии от власти ненавязчивы и недокучливы. Ведь каждый идеолог — это носитель собственной модели представлений о жизни. Боюсь, что большинству граждан Казахстана любая из них (особенно если станет “всепобеждающей”) едва ли придется по вкусу. Можно даже допустить, что наша национальная идея — в ее отсутствии. Ведь иначе ее наверняка бы опошлили, как это частично случилось с идеей либеральной экономики, демократизации общества или борьбы с коррупцией. Национальная идея, вероятно, кроется в лозунге “Я сам” или в словах, которые обронил, придя из детского сада, где каждое утро поют песни о Родине, мой пятилетний сын: “Мама, я тебя люблю больше, чем Казахстан”.