НАВЕРНОЕ, он мог никогда не стать тем, кем стал. Судьба редко протягивала ему руку помощи. Чаще подбрасывала тоненькие соломинки хрупких надежд. Но он умело использовал их и шел к своей цели, не отступая и не сдаваясь. Благодаря силе воли, трудолюбию, он не сломался даже после несправедливых обвинений и необоснованной критики в свой адрес. Он продолжал заниматься любимым делом.
Доктор химических наук, профессор, академик Национальной академии наук, лауреат государственной премии, заслуженный деятель науки РК, почетный нефтяник СССР, автор более чем 700 научных работ и 200 изобретений, первый вице-президент Инженерной академии РК Надир НАДИРОВ рассказывает о времени и о себе.
— Надир Каримович, кроме вышеперечисленных должностей и регалий у вас есть и “общественная нагрузка”?
— Я президент Ассоциации курдов Казахстана. Эта работа для меня не менее важна, чем остальные дела. У моего народа — древняя и трагическая история, которая продолжается и сегодня. Взять хотя бы годы сталинского тоталитаризма.
Мне было всего пять лет, но я помню, как к нам в село пришли военные и сказали, чтобы в 24 часа мы собрали самое необходимое, потому что нас будут перевозить в другое место. Это был 1937 год, наша семья жила в Нахичеванском районе Азербайджанской ССР. Приехали в Мирзоян (теперь это город Тараз). Снег лежал по колено, мороз жгучий. Вывалили людей прямо в поле, на снег. Сказали, что здесь мы должны жить.
Ближе к весне к нам в палатку ночью пришли какие-то люди и забрали с собой старшего брата. Утром мы узнали, что увели всех глав курдских семей. Они исчезли навсегда.
Без права выезда
— Вам часто напоминали о том, что вы — брат врага народа, спецпереселенец?
— Пока я учился в школе, об этом даже речи не было. В 1948 году я окончил десятый класс. В то время больших конкурсов в институты не было. Более того, представители крупнейших вузов страны ездили по городам и весям и агитировали поступать к ним. Я стал раздумывать, куда бы мне подать документы: в Московский юридический или в Алматинский мединститут. Очень хотелось учиться дальше.
Как только получил аттестат зрелости, сразу пошел в комендатуру за паспортом. Комендант мне сказал, что я — спецпереселенец, без права выезда, поэтому паспорт мне не положен. Для меня это было страшным потрясением. За что?
Единственным вузом, где мне можно было учиться, оказался Кызылординский педагогический институт. Туда я и отправил свои документы. Но когда из Москвы пришло разрешение на мой выезд в Кызылорду, экзамены во всех институтах уже закончились.
Я все же поехал в город. Ректор был в отпуске, его обязанности исполнял кореец по фамилии Ли. Он выслушал меня и сказал, что все прекрасно понимает, потому что такой же спецпереселенец, как и я. Он позволил мне сдать вступительные экзамены в порядке исключения. Так я стал студентом. И, может быть, впервые в жизни по-настоящему осознал, что мир не без добрых людей.
Против правил
— Как вы попали в большую науку?
— После того как окончил химико-биологический факультет, меня направили работать учителем химии в поселок ЧупакТау. Клеймо спецпереселенца по-прежнему не разрешало мне никуда выезжать. Лишь через три года после смерти Сталина учителей сняли со спецучета. Я поменял паспорт и поехал в Москву поступать в аспирантуру. В Московском государственном университете им. Ленина
работал тогда выдающийся ученый, лауреат Сталинской премии, один из советников Станина по реализации ядерной программы Степан Афанасьевич Болезин. Я знал его фамилию по учебникам химии и научным работам.Не знаю, чем я ему понравился. На экзамене по немецкому языку ничего не смог ответить. В школе, где я учился, иностранного языка не было.
Пришел в кабинет к Болезину. Так и так, говорю, плохо дело, двойку получил по немецкому языку. У него в руках железная линейка была, он ее бросил на стол и давай меня ругать: “Ах ты мошенник, ну мошенник. Подвел меня. Ах ты плут”. Долго чертыхался, потом позвонил проректору по науке и попросил его в качестве исключения разрешить мне переэкзаменовку по немецкому. Проректор не отказал.
Как меня исключали из партии
— Какие дорога привели вас обратно в Казахстан?
— После аспирантуры меня направили в Хабаровский педагогический институт заведующим кафедрой химии. Там я написал докторскую диссертацию, а защищать ее приехал в Алматы. В это же время в Шымкенте был открыт Казахский химико-технологический институт, и там также не было докторов химических наук. Меня стали приглашать в Шымкент, причем приглашать настойчиво. Подключили даже моих родственников. В Шымкенге мне сразу дали квартиру. Но и в Хабаровске меня не отпускали, не снимали с партийного учета. Тогда первый секретарь Шымкентского обкома партии сказал мне: переезжай к нам. Ну, влепят тебе в Хабаровске строгий выговор, а мы его здесь снимем. Как только я переехал в Шымкент, в Хабаровске в институте меня исключили из партии
. Пришлось ехать в Москву в ЦК. Не знаю, чем бы все закончилось, если бы к этому процессу не подключились тогдашний председатель Совета министров Казахстана, второй секретарь ЦК Компартии республики, кураторы в ЦК КПСС. Исключение мне заменили “строгачом”.Лес рубят — щепки летят
— В Казахстане вас ведь тоже чуть было не исключили из партии. В чем вы еще провинились?
— Семь лет я проработал в Казахском химико-технологическом институте (Шымкент) проректором по науке. Затем был назначен директором Института химии нефти и природных солей в Гурьев. А еще через два с половиной года стал главным ученым секретарем президиума Академии наук, оставаясь при этом директором института в Гурьеве. Главный ученый секретарь — это второе лицо в Академии наук. Президентом академии был Аскар Кунаев.
Когда начались события 1986 года и поднялся ажиотаж вокруг личности Динмухамеда Ахмедовича Кунаева, в первую очередь стали чернить его окружение. Взялись и за меня. В чем только не обвиняли, какие только грехи не приписывали. Решили, что надо исключить из партии. Но созданная специальная комиссия после проверки не нашла в моих действиях никакого криминала. Несмотря на это, мне дали строгий выговор за совмещение должностей директора института в Гурьеве и работу в Академии наук. Позже в
своих выступлениях Г. В. Колбин и Н. А. Назарбаев приводили меня в пример как крупного ученого, пострадавшего от необоснованных наветов и клеветы.Море нефти и море проблем
— Как вы расцениваете перспективы Казахстана как нефтяной державы?
— Наша страна занимает 12-13-е место в мире по запасам нефти. То, что в Кашагане открыта большая нефть — это прекрасно. Мы сможем выйти на 4-5-е место в мире. Но пока нельзя по одной скважине говорить о конкретных запасах этого месторождения. Надо пробурить еще 7-8 скважин. Сами по себе запасы
нефти не сделают жизнь Казахстанцев обеспеченной и безоблачной. Эту нефть еще надо добыть. А Казахстанская нефть — “трудная”, с аномальными свойствами и находится глубоко. Ее надо добыть, транспортировать и переработать. Все это связано с большими проблемами.Кроме того, Казахстан не имеет возможности самостоятельно разрабатывать сложные нефтяные месторождения. Нужны деньги, нужны инвесторы. Но в контрактах с ними нужно в первую очередь оговаривать обязательное обеспечение внутреннего рынка. Ведь стыдно: у нас три нефтеперерабатывающих завода — и они простаивают. В Казахстане добывают свыше 30 миллионов тонн нефти, и эти миллионы в основном уходят за границу. Надо вначале обеспечить нефтью наши заводы. Но у нас кто платит, тот и заказывает музыку. Иностранцы подписывают контракты на условиях полного вывоза добытой нефти. Это обидно. А смазочные масла и нефтяные битумы завозим из-за рубежа за большую валюту.
Пусть Оджалана судят в Страсбурге
— Какие проблемы решает сегодня Ассоциация курдов Казахстана?
— Казахстанские курды счастливы жить на этой земле. Нас привезли сюда насильно и бросили умирать в степи. Но благодаря теплу казахской земли и живучести курдов мы сохранились. Представители моего народа достигли в Казахстане многого. Из 40 миллионов курдов никто ничего подобного не имеет. Но у нас болит душа за соплеменников за рубежом. Мы хотим, чтобы они так же, как и мы, имели право на свободную и спокойную жизнь. У нас болит душа за лидера курдского народа Оджалана. Он легендарный человек. Я с ним неоднократно встречался.
— У турецкого суда на этот счет другое мнение. Оджалана называют террористом, у которого руки — по локоть в крови.
— Оджалан не террорист, он защитник своего народа. Так думаю не только я, но и десятки, сотни тысяч людей во всем мире. Оджалан не хотел крови и расчленения Турции. Его целью было создание курдской автономии с равными для всех правами в рамках одного государства. Я надеюсь, что европейский суд в Страсбурге возьмет дело Оджалана на рассмотрение, и справедливость восторжествует.
«Аргументы и Факты Казахстан»,
№ 49 (393), декабрь 2000 г.