Руст звонил редко, но всегда после часа ночи. Он знал, что из всех друзей детства, только меня разламывает стойкая бессонница. Его же “ломало” совсем по другому поводу…Вернее, он звонил когда уже “снимал ломку”.
В трубке сначала звучал Элтон Джон. Затем он уходил куда-то вдаль, а голос Руста выдвигался вперед и говорил задушевно:
-“Не стреляйте — я всего лишь пианист”…
После набора моих дежурных ругательств, Руст произносил голосом администратора:
- “Просьба к посетителям! Не стреляйте в пианиста – он играет, как умеет!”
..Руст цитировал табличку-объявление, которая висела в ковбойских салунах, над местом тапёра у пианино.
В паузе опять звучало элтонджоновское “Не стреляйте – я всего лишь пианист”… Потом мы трепались обо всем. И не было в этом трепе ноктюрновой исповедальности: мы, не сговариваясь, обходили тему “иглы”, на которой Руст зависал основательно. Так, разговор двух нелюдимов, которых объединяют лишь воспоминания…
Но однажды я сказал ему:
- Руст, не совсем верный перевод. Мне тут попался другой, звучит так:
“Не стреляйте в пианиста – он делает все, на что способен”…Вот так, старик…
…Минуты три по телефону звучал только старина Элтон…
- … всё, на что способен? – переспросила потом трубка растерянным голосом Руста и дала отбой.
Лишь изредка я вспоминал о нем. Когда видел мальчишек с нотными папками…
“Музи – ква”! – дразнили мы в детстве Руста, когда он шел через двор, “шел на музыку”. И как ни странно, но вдохновителем его музицирования была не мать, а отец . Тот который привез с войны два аккордеона, но ни на одном из них играть не умел…
В последний раз Руст позвонил днем.
- Заходи, — и я понял, что зайти придется.
…В старой квартире не было грязно. Вернее, грязь уже не была заметна на фоне какой-то всеобщей засаленности и запустения.
Такой же вид имела и деваха, державшая над газом половник с чем-то бурым. Рядом, на табурете, со спущенными штанами, сидел стареющий недоносок и лихорадочно мастурбировал. Даже плюнуть в их сторону было противно…
- Вену найти надо словно оправдываясь пояснил Руст только там и остались…
В комнате он сел на пол, на светлый прямоугольник лежалой пыли.
- Здесь утром было пианино. Дай закурить Руст протянул ко мне пергаментную руку, и спичечный коробок зажатый меж пальцами казался тяжелым. Стараясь ни к чему не прикасаться, я присел на корточки против него.
- А на кортах сидеть не разучился …
- За этим звал?
- …Я пианино сегодня продал. Всё – крайняк ..
- А ты не знал – чем всё это кончается?
- Что – это? – Руст почему-то насторожился.
- Что-что…Наркота.. да и всё это, — себя я уже тихо ненавидел за то, что приперся выслушивать “ последнее прости”.
- Не-е, — Руст досадливо дернул головой, — это всё..как и должно быть…
- Тогда…что тебе..не так?
- Ты знаешь, — Руст стал смотреть мимо меня, — это трудно объяснить, как-то словами..я это скорее – чувствую…И места себе не нахожу. Помнишь, я тебе позвонил, а ты сказал, что в новом переводе..вобщем: “Не стреляйте в пианиста! Он делает всё, на что способен”…Помнишь, да?
Так вот..давно, в детстве, когда здесь стояло пианино, я сидел, работал над техникой..ну, играл..отец подошел ко мне..встал за спиной…Долго стоял, смотрел..А потом говорит: “Давай-давай, сынок. Покажи всем – на что способен!” А я возьми да спроси: “А на что я способен?” А отец в ответ: “Посмотрим, когда пальцы от способности почернеют, тогда и скажем – на что способен”…
…Я этого никак забыть не могу…
- Ну и что из этого? Пальцы не почернели. А пианино ты продал. И вся песня…Всё на что способен ..оказался …
- Да нет же, нет! – Руст начинал психовать ,– Нет! Как ты не понимаешь!? Я же подохну скоро! И это все способности!?
- Все там будем, — я решил корчить из себя идиота – так спокойнее, с такой публикой.
- Пойми ты, наконец, — все больше распалялся Руст, — пойми! Со мной же тысячи, миллионы таких как я! И это всё, на что мы способны!? Или кто-то за нас уже решил, что мы должны сдохнуть?
- Естественный отбор…Выживают..способные брать от жизни всё..что она дает..сама. Только сама, — мне было трудно это говорить.
- А я что – отбираю? И у кого? – Руст смотрел и на меня, и сквозь.
- У себя, прежде всего, — я вырвал из его руки спичечный коробок. — Вот, смотри. Это – центр удовольствия в мозге. Человек попил – поел – улегся, — я раздвигал коробок постепенно, — и центр удовольствия задействован на треть, к примеру. Это как емкостной конденсатор – заполняется энергией. Потом он также постепенно разряжается ,- коробок вновь принял первоначальный вид.
- Ну, знаю. Эндорфины там, всякие…- Руст заворожено глядел на мои руки.
- Нейропептиды. И эндорфины в их числе. Биологически активные соединения в нервных клетках. Наши природные болеутоляющие и успокаивающие. А наркотик – это взломщик: влезает и заполняет всё.
Весь центр удовольствий, всех удовольствий…А нейропептиды записывают эту информацию. И – всё…нет больше других…наслаждений, кроме наркотического кайфа. Ведь “конденсатор” помнит как он заполнялся весь и сразу…
Спички посыпались на пол. Руст посмотрел на них, словно пытаясь пересчитать.
- Чего ты меня грузишь промямлил он после паузы а то я не знаю…
- Как “ломает”..когда не хватает…Все вы проклинаете день и час, когда впервые укололись. И знаете – с иглы спрыгивают для того, чтобы крепче на ней сидеть…
Руст делал вид, что всецело поглощен сбором спичек. На кухне, судя по обрывистым фразам, закончились приготовления. Вена нашаривалась иглой и пожилой недоносок затравленно скулил.
— Вот так вы получаете всё…Всё на что способны меня уже тошнило от
чувства брезгливой жалости.
- Ну, ладно, — Руст собрал коробок и потряс им, — я получил всё..я сыграл всё, на что способен оставьте меня в покое ..- нормальные люди…
- Кто это говорит? Тот,кто нас за людей не считает? Мы же для вас – просто среда обитания.
- Враждебная среда обитания, — Руст белел на глазах, — я это знаю…Это они…Это ваши…Эти “ эскадроны смерти”…Как у латиносов…Эскадроны убивали нищих, бродяг, убогих…А у нас наркота лишь повод.. “эскадроны смерти” уже строятся! С начала они придут за нами..потом…они будут определять уровень способностей ..каждого…
- …жить нормально или подохнуть скандально продолжил я в тон Русту, потихоньку зверея.
- Да! Но это будет мой выбор, только мой! – Руст казался даже одухотворенным.
Я уже нетихо вызверился.
- Слушай ты ! Наркоша хренов! Слушай! И – услышь! Среда обитания говорит тебе – не я – она говорит: “Всё! Хватит! Вы получили всё, и вы всё у нас отняли! Вы грабите нас – влезаете в наши дома и влезаете в наши больницы: как же, вас лечить надо! После того, как вы убили своих родителей, своих близких…После того, как вы сажаете наших детей на иглу, а значит убиваете…Теперь всё – баста!”
“Эскадроны смерти” ему привиделись..! “Конь бледный” не мерещится!? И вообще, знаешь любимую присказку хирургов : больше боли – быстрее выздоровление…
- Знаю, — даже как-то обрадовано сказал Руст, — я же продал пианино…
…Когда после часа ночи раздался телефонный звонок, я подумал – это Руст. Но это звонила его бывшая жена, а Руста нужно было опознавать. В морге. А так как рвота у бывшей супруги открылась еще по дороге туда, в прозекторскую пришлось идти самому. …Это не было похоже ни на живое, ни на мертвое. Это было то, что осталось от живого и от мертвого. Единственное, что сразу бросилось в глаза – это черные пальцы Руста. Следы от мастики: отпечатки пальцев снимали. Наверное. На вопросительный взгляд следователя, я ответил: “Да. Это он.” И кто-то, у меня в голове, отчетливо добавил: “Пианист”. Тут я услышал, вернее почувствовал, что где-то, с характерным звуком. который ни с чем не спутаешь, захлопнулась крышка пианино…