Минная дипломатия

Любит ли Аллах троицу?

Таджикистан, Узбекистан и Кыргызстан накануне третьего пришествия Джумабоя Намангани из таджикского Памира в Баткенскую область Кыргызстана. Поборники “высокого ислама” впервые подняли на уши маленькую горную республику в зените лета 1999 года и покинули ее пределы только в октябре. В прошлом году они заявились по истечении первой декады августа, презентовав идею создания “Ферганского халифата”. Следовательно, если учитывать предыдущий опыт, в запасе, как минимум, есть еще один тихий летний месяц… Пока в Баткене вроде бы все спокойно, но ждать, похоже, осталось недолго. Причем такое спокойствие трудно назвать именно спокойствием, ибо это ожидание выматывает и приносит другие проблемы для обнищавшего Кыргызстана. Например, даже некоторые депутаты кыргызского парламента стали поговаривать, что слишком много бюджетных средств уходит в Южную группировку войск и военным просто выгодно (?!) такое положение дел… Между тем, по данным «Время MN», в прошлогоднюю антитеррористическую кампанию Киргизия потеряла более 30 солдат и офицеров, почти весь парк боевых вертолетов. На отражение атак ушло около $30 млн — 13% всей расходной части бюджета. Запланировано было в три раза меньше. В этом году на «баткенские войны» выделена только половина необходимых средств…

О том, как готовятся кыргызы к прорыву басмачей XXI века, мы уже немного рассказали (см. “Мегаполис” №21/2001). Теперь о том, что предпринимает Узбекистан. В данном случае мы имеем в виду не масштабную картину готовности Вооруженных Сил Узбекистана, которые по количеству живой силы являются самыми крупными в Центральной Азии, а только тот ее фрагмент, относящийся к минным заграждениям. Минные поля, например, расположены на границе с Кыргызстаном. Официальный Ташкент считает, что Кыргызстан -наиболее слабое звено, и постоянно ставит на вид кыргызам и таджикам то, что с их территории им угрожают исламские боевики. К тому же, как заявил президент Узбекистана И.Каримов: “Кыргызстан, его Ошский регион, стал перевалочной базой на пути транспортировки наркотиков. Правоохранительные органы Кыргызстана задерживают в лучшем случае лишь десятую часть перевозимых наркотиков. Мы вынуждены устанавливать мины на пути этого наркотического потока, чтобы предотвратить его перевозку по нашей территории” (цитируется по бишкекской газете “Res Publica” от 22.05.01) . А теперь дадим слово российскому журналисту Алексею Попову (“Версты” от 15.05.01): “Ташкент отгородился от своих соседей противопехотными минными полями. Каждую неделю приходят сообщения о подрывах на минах людей и домашних животных. На все многочисленные обращения руководства Баткенской области Киргизии к властям сопредельного Узбекистана с просьбой о разминировании границы последние отвечают отказом. Имея около 130 несогласованных с соседом участков межгосударственной границы, Узбекистан, даже не дожидаясь окончания ее делимитации, сдвигает границу в выгодном для себя направлении, а отдельные участки попросту минирует”. Сообственными ушами и глазами пришлось убедиться, что сообщение россиянина правдиво. И это при том, что в зоне минных полей никаких боевых действий не происходит. Таким образом, ситуация выглядит достаточно необычной: некое государство, во имя защиты своих интересов, устанавливает мины… вынося их на территорию сопредельного суверенного государства!.. Но именно так поступает Узбекистан в отношении кыргызов и таджиков. И неудивительно, что создавшееся положение вызывает озабоченнность и тревогу у жителей приграничных районов, у общественности Кыргызстана. Практически все политологи, а это прежде всего политологи, принадлежащие к демократическому крылу (равно как российские, так и казахстанские, кыргызстанские…), склонны объяснять такую жесткость Ташкента проблемами внутреннего положения. Иными словами, суть этих объяснений сводится к тому, что минирование границ свидетельствует о нестабильности режима Ислама Каримова, впавшего в неконтролируемый страх перед взрывом недовольства у себя в стране и поэтому вынужденного такими методами оберегать от внешнего мира выстроенную им государственную систему. Объяснения такого характера вызывают скепсис. Да, всем очевидно: Узбекистан переживает не самые прекрасные времена. Но плохо маскируемые амбиции Ислама Каримова, которые впору назвать имперскими, как-то мало вяжутся с эмпирической версией “о страхе диктатора”. И если это сейчас, прямо в данный момент, звучит для кого-то непривычно, возможно, даже диковато, то пусть политологи попробуют придумать другие термины, чтобы точнее охарактеризовать современный Узбекистан и его политику.

Этим и объясняются особенности внешней политики Ташкента в отношении кыргызов. И, заметим, не только кыргызов. Президент Узбекистана сегодня зарекомендовал себя, причем в равной степени как перед Западом, так и перед Россией, наиболее последовательным и беспощадным борцом с исламским экстремизмом и наркоторговцами, которые проходят в Узбекистан из Афганистана через Кыргызстан и Таджикистан… В принципе, так оно и есть. Но есть еще линия самого Каримова, которая в связи с фактором “исламского экстремизама”, обострившим многие процессы внутри и за пределами Центральноазиатского региона, стала лишь более выпукло-зримой — Ташкент верно движется к тому, чтобы воочию стать гегемоном Центральной Азии. А гегемоны, как известно, всегда полны планов, которые принято называть экспансионистскими. Думаю, мало найдется доводов, чтобы опрокинуть этот тезис… Похоже, что первой жертвой, рвущейся в региональные державы Узбекистана, становится маленький Кыргызстан.

Например, откровенно спекулируя на антитеррористической теме, Узбекистан густо “посадил” мины на подступах к анклавам Сох и Шахмардан, которые находятся внутри территории Кыргызстана и представляют собой предмет земельного спора двух государств. Наиболее полно освещен погранично-минный конфликт в материале Игоря Гребенщикова, обозревателя кыргызского представительства британского Института освещения войны и мира (IWP), который построен на мнениях, высказанных на “круглом столе” с участием паралментариев, силовиков и членов правительства Кырыгызстана 14 мая сего года: эксперты Комитета по делам безопасности кыргызского парламента утверждают, что ширина покрытой минами пограничной полосы в районах анклавов Сох и Шахимардан составляет 250 м в глубь территории Кыргызстана. Плотность мин на 1 км этой пограничной полосы составляет от 2000 до 3000 штук. Узбекская сторона применяет мины советского производства — ОЗМ-72, представляющие собой осколочные, противопехотные взрывные устройства с радиусом поражения 25 м. Подступы к минированным участкам не имеют ни опознавательных знаков, ни заграждений. Эксперты Комитета по делам безопасности Законодательного собрания КР сообщают, что точных регистрационных карт заминированных территорий не имеют ни местные власти Баткенской области, ни заинтересованные ведомства в Бишкеке. В этом заключении основная опасность разминирования в одностороннем порядке. Кроме того, на проведение работ по разминированию потребуется около тысячи долларов в расчете на ликвидацию одной мины. Кстати, на почве попыток одностороннего разминирования возможен и межгосударственный конфликт, поскольку на картах Генерального штаба Узбекистана заминированные участки указаны как узбекские территории.

После распада СССР в 1991 году кыргызско-узбекская граница формально остается не государственной, а административно-территориальной, поскольку не проведена ее делимитация и демаркация. Статус государственной имеет только граница Кыргызстана с Китаем. Однако, если не определена и взаимно не признана принадлежность спорных территорий, Узбекистан не имеет права даже устанавливать столбы с колючей проволокой, но он это делает в одностороннем порядке. Главная сложность при ведении переговоров Кыргызстана с Узбекистаном заключается в том, что они исходят из разных временных периодов административно-территориального деления СССР. Узбекская сторона ставит в основу преговоров административно-территориальное деление СССР на 1927 год, когда спорные участки земли входили в Узбекистан, а кыргызская основывается на данных 1955 года. Между тем согласно нормам международной практики и, как подчеркивает эксперт Генеральной прокуратуры Чинара Мусабекова, “в случае распада государства автоматически признаются его границы на момент ликвидации. Поэтому административно-территориальные границы Узбекистана и Кыргызстана должны быть взаимно признаны как государственные на момент распада СССР. То есть на 1991 год”. Тем временем кыргызские пограничники, дислоцированные на границе с Узбекистаном, перед выходом на караульную службу по-прежнему получают приказ, отражающий правовой нонсенс двусторонних отношений: “Выступить на охрану административно-территориальной границы Кыргызстана с Республикой Узбекистан”

Эксперты предлагают следующие меры по снятию напряженности между Кыргызстаном и Узбекистаном: “Анклавы должны быть демилитаризованы. Кроме сил правопорядка, там не должно быть никаких войск и должен быть введен строгий пограничный контроль на въезде. Это предотвратит незаконный ввоз мин на спорные территории”. По мнению Чинары Мусабековой: “Определить правовой статус анклавов мы можем в одностороннем порядке. Необходим законопроект о порядке сообщения и передвижения в анклавах. Бездействие в этом вопросе может расцениваться как признание фактического землепользования узбеками, что приведет к окончательной юридической потере территорий”. А все идет именно к такой развязке, ибо попытки кыргызской стороны наладить совместную работу по урегулированию пограничных конфликтов не находят отклика от властей Узбекистана. Ни одно из требований разминировать территорию или предоставить карту минных полей не выполнено. В ответ на телеграмму премьер-министра Курманбека Бакиева с предложением о создании совместной рабочей группы по установке указателей и совмещению усилий по разминированию от 23 апреля узбекский глава правительства отрицает факт, что узбекские мины установлены на территории Кыргызстана, а сообщает об их наличии на 500-метровой глубине внутрь Узбекистана. Уткир Султанов указывает на “небходимость проведения разъяснительной работы среди местного населения с тем, чтобы граждане Кыргызстана не приближались к этому району”. Ответ составлен в стиле “сами виноваты”! Урегулированию проблемы могло бы послужить присоединение Узбекистана к конвенции ООН о запрещении противопехотных мин. Но невозможность присоединения к международным соглашениям по этому вопросу Узбекистан аргументирует тем, что существует угроза его национальной безопасности. И продолжает проводить свою специфическую минную дипломатию, которая очень сильно напоминает дипломатию канонерок… При этом Ташкент развернул целую пропагандистскую кампанию по дискредитации Кыргызстана. Как это выглядит на деле? Например, нельзя сказать, что в Кыргызстане не ведется никакой борьбы с “хизбовцами”, а что касается бандформирований, то они скрываются отнюдь не в кыргызских горах, а пока что в афганских. К тому же необходимо заметить, что львиная доля членов “Хизб ут-Тахрир” в Кыргызстане – это прежде всего этнические узбеки! Но, несмотря на это, из Ташкента время от времени раздаются заявления о том, что Бишкек чуть ли не потворствует боевикам ИДУ и подполью «Хизб ут-Тахрир». Это тем более странно, если принять во внимание факт вольготной жизни в Узбекистане Махмуда Худойбердыева, дважды, в 1997 и 1998 годах, пытавшегося поднять вооруженный мятеж в Таджикистане. Узбекские власти в это время заявляют, что им о нем ничего не известно. Хотя сохранились даже боевые отряды «мятежного полковника».

Баткен и его окрестности мы осмотрели во многом благодаря помощи депутата Жогорку Кенеша Ташпулата Балтабаева, известного в прошлом кардиолога, а ныне известного всей республике политика. Он уроженец аила Ак-Тупрак Баткенской области, жители которого живут вдоль реки Сох в нескольких километрах от анклава Сох и также пострадали от узбекских мин. Это его усилиями был заострен “минный” вопрос в парламенте страны, и он многое сделал для того, чтобы данная проблема всесторонне стала освещаться в местной прессе. По стечению обстоятельств одним из пострадавших от мин узбеков оказался племянник депутата — Авазбек… По счастливой случайности ранение оказалось легким – осколок прошил мякоть руки, зато разметало стадо из 15 коз… Аппарат губернатора Баткенской области Мамата Айбалаева ведет строгий учет всех подрывов кыргызских граждан и скота. На сегодняшний день ущерб, по самым скромным подсчетам, составил около 4 млн 580 тысяч сомов, это примерно около $100 000…

…Ветхая “Волга” (ГАЗ-2410), принадлежащая областному ФОМСу (у кырыгызов эта структура работает до сих пор.-Прим.), везет нас в аил Чон-Кара, что притулился за желтыми холмами у границы с Узбекистаном. Когда-то, в годы советской власти, эту безводную местность решили освоить и достаточно успешно освоили. Беспрерывно работали насосы, качали воду из реки Сох, и особых проблем не было. Сегодня совсем другая картина. Электороэнергия дорогая, трансформатор и насосы работают на последнем издыхании, юный уруюковый сад местной сельской общины, на который возлагались надежды, засыхает на корню… Но самая главная проблема сегодня для чон-каринцев — это узбекские мины. 23 апреля этого года подорвался и погиб чабан общественного стада тридцатисемилетний Улугбек Талабаев. На попечении престарелого отца остались вдова и четверо детей.

Улицы Чон-Кары пусты. Шелестят тополя за сплошными глиняными и каменными дувалами. Это дерево здесь специально выращивают. Не для красоты. Это и строительный материал, и топливо, и защита от палящего солнца. Практически в каждом доме помимо традиционного огорода люди выращивают пшеницу. Здесь царствует натуральное хозяйство… Но в доме, где недавно справляли сорок дней со дня гибели Улугбека, полно народа. Все ждут депутата, журналистов… Прочитана молитва, печальный босоногий мужчина разливает зеленый чай. Наконец отец погибшего, аксакал Оразбай Талабаев начинает свой горестный рассказ: “После намаза вдруг пришел скот. Некоторые животные были ранены. Приплелся и ослик сына, мешок со снедью был цел. Мы испугались. Подумали о минах, ведь до этого случая у нас было два подрыва. Стали искать покойного. Подумали, может, угнали его в Узбекистан. Не нашли. Пришлось звать милицию. Потом нашли его в 350 метрах от вышки узбеков, уже птицы там побывали. Приезжал сохский аким, другие узбекские начальники. Сказали, что это не кырыгзская территория и мины поставлены против таджиков. Но это наша земля (ата-жай), поэтому мы так и сказали, что эти мины против кыргызов поставлены…”. Когда зашел разговор о какой-либо компенсации, народ будто прорвало. Все вспомнили события 1999 года на перевале Коджо-Ашкан.

…Оказывается, хозяин дома Оразбай и некоторые другие аилчане являются переселенцами с высокогорья. Раньше они жили в высокогорном аиле, который два года тому назад был захвачен “сакалчи” (бородачами). И старик побывал даже в заложниках у исламских партизан. Он видел и генерал-майора Анарбека Шамкеева, видел и четырех японских геологов, захваченных вместе с генералом. Так вот, когда боевики стали уходить, они увели с собой 400 яков. Теперь стоимость этого стада, принадлежавшего государству, налоговая инспекция требует с жителей Коджо-Ашкана. Но народ ведь потерял не только яков. Когда военные в спешном порядке спустили с перевалов и джайлоо жителей, то никто не успел взять с собой имущества, которое наживалось в течение 25 лет. Ковры, кипы одеял, утварь, приданное дочерей, посуда – все это осталось в горах. И когда предоставилась возможность на короткое время вернуться в родным очагам, чтобы забрать имущество, то обнаружилось, что все дома разгромлены, все разворовано. Боевики ушли на глазах у аксакала Оразбая, они в домах ничего не трогали. Значит, это сделали солдаты правительственных войск. Будет ли Минобороны восстанавливать ущерб, никому неизвестно, даже депутату. Но за яков государство уже готово сдернуть три шкуры с тех, кто, по сути, уже и так все потерял. А ведь ни кто иной, как сам президент Кырыгызстана Аскар Акаев в интервью газете “Труд” (15.05.2001) сказал: “У наших противников есть один важный потенциальный союзник внутри страны, своеобразная «пятая колонна» — бедность, безработица. Именно это, будем откровенны, является главной питательной базой любого экстремизма. Поэтому в нашей долгосрочной десятилетней программе мы сформулировали в первую очередь сокращение, а затем и преодоление бедности”. А что делают его чиновники? Вот уж воистину власть везде слепа и глуха к проблемам маленьких людей, а в Кыргызстане — так вообще “кому война, а кому мать родна”. Многие жители Чон-Кары — потомственные скотоводы, как Оразбай Талабаев. Они тоскуют по своим горам, горным пастбищам. Но туда им путь заказан. Здесь, на низине, практически у реки они не могут заниматься полноценно земледелием, поскольку нет… воды. Скот из-за минных полей тоже затруднительно содержать. Замкнутый круг. Я спросил у Маматураима Темирташева, также жителя высокогорного аила Зардалы (он является свояком подорвавашегося Улугбека): а какова у них обстановка. В горах проблем не меньше, чем в Чон-Кара: военные не пускают на джайлоо. А траву вокруг аила скот к середине июня уже вытопчет, а что потом будет, неизвестно… На вопрос: “А почему кыргызы в отместку не ставят мины на узбекской стороне” — простой кырыгыз Маматураим ответил на русском языке: “Это недоразумение… Нельзя ставить мины…”. “Ну а как вы терпите такое положение?” – “Терпим. Аллах все видит. Мы уже взрослые мужики. Молодежь может схватиться, они горячие. Но она в город уезжает…”. А 69-летний Оразбай производит впечатление не просто горем убитого человека, потерявшего сына, а человека забитого, очень осторожно общающегося с чужими людьми. Даже депутат его не смог разговорить, хотя чон-каринцы в нем, похоже, души не чают. Однако и старика понять можно. Когда их спустили на низину, его несколько суток допрашивала милиция, подозревая, что он помогал боевикам и даже “продал им свою землю” (!?). Старик из своего опыта встреч с боевиками рассказал только то, что даже японцы совершали намаз. А генерал Шамкеев попросил его, что если он умрет, то пусть его нормально похоронят. Все “сакалчи” были узбеками. Были и таджики. Последние, между прочим, и заставляли японцев отбивать полконы Аллаху. Кыргызов было мало — “уч тал адам” (“еле-еле троих видел”). На вопрос, а какую пропаганду вели эти “сакалчи”, старик не стал отвечать: “Я из дома практически не выходил…”