ОТ РЕДАКЦИИ: Десять лет – это определенная веха. Именно 10 лет тому назад в некогда популярном руссско-казахском республиканском молодежном журнале “АРАЙ-ЗАРЯ” (№6/1991) была опубликована статья Каната Барысбекова… Статья как статья, вполне в духе тех лет, когда она была написана и опубликована. Но читая эту статью сегодня, невольно приходишь к мнению, что вообщем-то мало что изменилось за прошедшее десятилетие, если говорить о тех проблемах, которые испытывает казахская молодежь. Вся разница сводиться лишь к тому, что тогда все кляли на чем свет стоит Центр, Москву, а ныне народ зол на астанайских чиновников. Собственно казахская власть не решила и доли тех проблем, о которых велась речь К. Барысбековым накануне получения суверенитета, скорее наоборот, переходный период принес массу новых проблем. При Колбине очередники, в том числе казахи (например, поросль казахской интеллегенции родившаяся в пятидесятые годы), в массовом порядке получали квартиры, то теперь редко кто получает крышу над головой от власти… Которая, кстати, раньше была “народной”, а сегодня стала “независимой”, в том числе от чаяний и интересов основной массы населения.
Говорят, скоро в звездный космос отправится казах… И сколько ретивых современных акынов на современных айтысах начнут заливаться на радость своему простодушному народу о “дерзком” полете первого казахского астронавта, о “новой эре” покорения вселенского эфира… И сколько грустных усмешек вызовут эти хвалебные оды… А так ли важен сегодня для народа, для молодежи сей глоток “остывшего кофе” космической славы? Неужели люди, требующие от Президента республики решительно повлиять на быстрейшее решение вопроса о космическом путешествии “представителя коренной нации”, не чувствуют (помимо всего прочего), что эта затея, по крайней мере сейчас, выливается в рекламно-пропагандистский трюк, в духе приснопамятных времен, причем, двусмысленного характера. “Добро” на “поехали” “казахского Гагарина”, наверняка, будет зависеть от благосклонности Центра, от того самого Центра, из-за чьих негласных установок доля казахов в офицерском корпусе СА не должна была превышать 0,21 процента; и от того самого Центра, с чьей подачи четыре года назад был вынесен “всесоюзный” вердикт о “казахском национализме”. А обвинили в этом грехе тех, кто проводив на фронт своих мужей и сыновей, не разгибаясь работал на Победу, кто потом получил тысячи и тысячи похоронок с полей Подмосковья и днепровских берегов, кто встретил, обогрел, накормил сотни эшелонов с беженцами, отдавая им последнюю телогрейку, последнюю лепешку. Никто не был в пасынках, благодаря дружелюбию и скромности народа, который и сам в то время перебивался с хлеба на воду. И вдруг, как гром с ясного неба — националисты! Этим обвинением Центр, по сути дела, преподал всем “окраинным уроженцам” своеобразный урок, который, впрочем, не пошел впрок и разбудил настоящего дракона национализма и шовинизма во всех уголках Союза…
Казахи же, до последнего времени, никогда не ставили свои национальные интересы выше государственных, оттого и пришли к сегодняшнему дню такими, какими и были раньше – непрагматичными, неурбанизироваными, неприспособленными к быстро меняющимся реалиям жизни.
На наших глазах в синих степях строили атомный полигон, и вот уже сорок лет мы трясемся от его страшных взрывов, рожаем мутантов, просим и умоляем закрыть эту страшную лабораторию смерти. На наших глазах задохнулся седой Арал, и потянулись в столицу вереницы больных и чахоточных с его берегов. Истощаются, не принося республике дивидендов, ее богатейшие недра.
Мы наивно думали, что так — надо. В годы первых пятилеток и Великого Застоя слово Кремля было для всех законом. Народ потихоньку мельчал, забывалось то, что хранилось и оберегалось веками, на смену пришли советские праздники и коммунистические символы.
Так продолжаться вечно не могло.
Декабрьские события 1986 года потрясли казахское общество. Первый же демократический протест молодежи, заявившей, что она уже не бессловесное быдло, а Нация, с интересами которой Центру придется считаться, был подавлен. По степени оценки и суждению, которые давал человек этим событиям, можно было без ошибочно узнать его интеллектуальный уровень и всю цену лозунгового интернационализма.
Наивно было бы считать, что все “декабристы” были оскорблены только фактом насаждения кремлевской марионетки. Не открою Америки, если скажу: глубинные, объективные и субъективные причины тех событий гораздо сложнее, чем могут
показаться на первый взгляд. Они еще будут исследованы до самых корней. А нас беспокоит близкое, наболевшее.
Социальная неустроенность, страх перед завтрашним днем, абсолютная беззащитность перед чугунными инструкциями всех государственных структур, падение жизненного уровня, открытый курс на русификацию, забвение исторического прошлого — главные из тех причин, которые двинули казахскую молодежь площадь…
Прошло четыре года. Что изменилось? Радоваться особенно нечему. Почти ни одна молодежная проблема не решена. Даже некоторые из них стали просто вопиющими. Кто-то может не согласиться со мной: “Но молодежные проблемы есть везде. И в Москве, и в Амстердаме…”. Вот тут мне придется возразить.
В наших, казахстанских, условиях и реалиях это истертое клише — “молодежные проблемы” давно надо наполнить конкретным смыслом. Ведь у казахских юношей (девушек) и у их ровесников на нашем и зарубежном Западе несопоставимый уровень проблем. Признаемся, перед казахской молодежью, особенно перед мигрирующей сельской молодежью, стоит масса больных, кричащих о себе во весь голос проблем, решение которых неоправданно затягивается.
Целенаправленная “гибкая” демографическая политика государства привела к откровенным перекосам в национальной структуре республики. Алма-Ата — единственная столица среди других республиканских, где коренного населения гораздо меньше, чем некоренного. А городу (городам), между тем, нужны рабочие руки, дешевые, в том числе — и он их получает. Потребность эта удовлетворяется потоком казахской молодежи, устремившейся в города. Данный объективный процесс, вызванный во многом тяжелым положением казахского аула, явно не принимает во внимание русскоязычное население, более или менее добротно устроившееся в городах и районах Казахстана с самыми благоприятными природно-климатическими условиями. Отдельных представителей этого населения, демонстративно отгородившихся от проблем живущего под боком коренного населения, вроде вождей интердвижения “Единство”, занимает лишь одна мысль — пусть все остается по-старому, когда казалось, что казаху преотлично живется в ауле со своими баранами, а на городских улицах гораздо реже, чем сейчас, встречались азиатские лица. Но в одном они правы — социальная напряженность в республике во многом зависит от современных параметров жизни коренного населения. Так надо же совместно решать эти проблемы, а не говорить о резервациях для казахов, как запросто позволил себе оговориться представитель другого (по преимуществу) русскоязычного движения — Рабочего, делегат XXVII съезда КПСС Е. Лебедев (см. “Казахстанская правда” от 28. 11. 90.). Тем более, что на самом деле, многие казахские аулы весьма напоминают и резервации и южноафриканские бантустаны одновременно…
Многие с некоторым содроганием читая в центральной прессе о социальном феномене больших городов, о новом люмпен-пролетариате — речь идет о так называемых лимитчиках, не подозревают (или не хотят видеть), что нечто схожее, происходит и у нас, в нашей казахстанской столице. И вот результат — в большинстве своем казахская молодежь вынуждена жить в душных тесных общежитиях, на частных квартирах и десятки лет ждать очереди на квартиру. Очень много живет в таких условиях и творческой молодежи — загляните-ка хотя бы в общежития АН, министерства культуры, Казахфильма. И мы еще смеем говорить о каком-то там возрождении, когда достойными условиями (по самым типовым меркам) жизни, не обеспечена наиболее талантливая и, возможно, передовая часть нашей национальной молодежи!
Эти факты настолько очевидны, что буквально подрывают в человеке веру в социальную справедливость и ставят молодежь перед выбором сомнительных путей — попытки молодых людей жить в ритме большого города принимают зачастую дурные формы… Научились фарцевать. Сначала робко, в общежитиях или в институтах —“академия” на “барахолке”. И “недельками”, и золотом, и индийскими презервативами и тряпками всякими. Только бы не погореть!
Спекуляция, при всех сопутствующих явлениях, уже прочно вошла в наш образ жизни. Мы даже стали бахвалиться перед подругой, женой, другом, что удалось удачно “спихнуть” какую-нибудь вещь. В этом промысле пальму первенства можно с уверенностью отдать девушкам. Казалось бы, эта перманентная черта у части современной молодежи не имеет национальных различий, но в кои веки, этим промыслом, причем, самым беззастенчивым образом, стали заниматься (да что заниматься — жить!) казахские девушки?! Хорошо это или плохо? Не знаю…
Вот что поведала о себе Айгуль Из-за, работница АХБК.
— В Алма-Ату приехала поступать в вуз еще в 1984 году. Почему-то была уверена, что обязательно поступлю на юридический. Аттестат мне в нашей сельской школе дали хороший, всего две четверки… “Завалилась” на первом же экзамене — почувствовала, оценки в аттестате были завышены… В аул возвращаться не хотелось, да и стыдно как-то. Думаю, год поработаю, а на следующий год обязательно поступлю. Пришла на АХБК. Взяли сразу, там таких, как я, было много. Поселили в комнату — третьей. Две девушки жили к тому времени в ней уже четвертый год. С работы приходила и сразу засыпала. Очень уставала — все время на ногах. А проснешься — в комнате дым от сигарет, парни сидят, выпить предлагают, познакомиться хотят… Одним словом, к следующему лету я курила потихоньку и пить начала. Вновь “завалила” вступительные и вернулась на комбинат. Мои родители очень за меня переживали, просили вернуться и жить дома… Потом с Айдаром познакомилась, думала, настоящий парень… А он, как узнал, что я беременна, так сразу и исчез. Родила Асхатика — ни цветов, ни радости, один позор…
С подругой ушла на квартиру. Сейчас даже вспомнить гадко, как я там нищенствовала… В обносках ходила… Потом подруга фарцевать научила. Веришь, иногда “кусок” в день с ней делали. Сама приоделась, сын стал на человека похож, запасы теперь имеются… Вот так надо сейчас жить… А некоторые подружки так в нищете и живут…
К стати, некогда классическое представление о казахской девушке, краснеющей от пристального взгляда, скромной, являющей собой чуть ли не алтарь чистоты и невинности, мягко говоря, уже давно не соответствует действительности. Если вчерашняя школьница, в сущности, еще ребенок, отработав полные 8 часов и придя в опостылевшее общежитие, где никому до нее нет дела, через некоторое время окажется в постели с таким же изгоем общества мужского пола, то этому удивляться особо нечего. Поэтому и много в рабочих общежитиях матерей-одиночек, еще одно уродливое явление нашего времени.
Растут мальчики черноглазые и кареглазые без отцов. Кто воспитает в них настоящих мужчин, уважающих женщину и традиции своего народа?
Но все же язык не поворачивается назвать случившееся с Айгуль падением — в любом случае, она не конченный человек. Мне приходилось видеть настоящее нравственное и социальное падение…
Пятеро парней и две девушки. Представляют собой всю географию республики и невероятную групповую форму сожительства, какую-то жуткую фантазию городского дна. И полуподвал, в котором живет эта компания, может служить прекрасной декорацией к пьесе Горького “На дне”…
Грязные занавесочки на маленьких окнах под самым потолком, стол с остатками ночной трапезы, пустые бутылки, голос Юры Шатунова из полуразбитого кассетника, две железные кровати и две раскладушки. Из семерых работают только двое. Бахтыгуль — на фабрике, Жомарт — грузчик в продмаге. С девушками спят по очереди. Иногда могут по-братски предложить их своим друзьям. Девушки не гордые, почти не в обиде. Изредка сходят толпой на американский боевик или индийскую любовь. Культурный досуг. Зимой — “сезон” снятия шапок. Только не в своем районе, Девушки страхуют, чуть что, их даже можно оставить “ментам”, откуп. Очень любят секс-видики. Жомарт вздыхал: “Куда нам до них… Вот это техника!”.
Обитатели таких “квартир”, попросту — ночлежек, обычно проводят день где-нибудь в пивнушке, играют в карты, дерутся, могут и средь бела дня взять кого-нибудь на “гоп-стоп”. Большую роль здесь играет землячество — маленькая отдушина в большом городе. Аул вспоминают, речку, за парой бутылок “Русской” и песню душевную в несколько голосов споют…
Почему Айгуль и эти ребята не возвращаются домой? Чтобы понять их, мы должны подвергнуть сомнению еще одно классическое представление, на этот раз о казахской глубинке, которое еще бытует в сознании городского жителя. Дело в том, что казахская глубинка давно уже не обитель высокой нравственности и всего чистого и светлого, в духе народных традиций. Это жестоко, но правдиво, показал режиссер Серик Апрымов в фильме “Конечная остановка”. Почти каждый думающий казах знает, что аул уже основательно захирел, все социальные инвестиции забрал себе город — это одна сторона медали. Вторая — культ праздности и гостеприимства казахского аула, беспрекословного подчинения старшим столкнулся с жесткими требованиями сегодняшней жизни. Аульная хандра, равнодушие к жизни, бедность, зачастую почти первобытные условия обитания, отсутствие каких-либо перспектив жить полной и достойной жизнью гонят отчаявшуюся молодежь, составляющую сегодня основную массу сельского населения, в города, в частности, в “гостеприимную” столицу.
А здесь им предстоит пройти весь тернистый путь унижения — несколько лет прожить на квартире у бабы Любы или тети Гали, потом (это — идеальный вариант) выбить тесную комнату в общежитии, и опять ждать неизвестное количество лет уже настоящей жилплощади. Живя на квартире, он познает все, чтобы как-то свести концы с концами… А молодость — пора цветения, увы, не вечна.
Вот так, в подвалах частных домов, в холодных сырых комнатах живут тысячи молодых и не очень молодых казахских семей. Без элементарных бытовых удобств…
Городскую казахскую молодежь проблемы жилья тревожат меньше. В общем и целом решены проблемы быта, досуга. образования. Они более приспособлены ко всем новым веяниям в какой бы сфере они не происходили. Их отличает манера держаться, определенная выдержанность и скромность, умение отстаивать свое мнение не только кулаками, чувство дистанции во всем. Городская казахская молодежь намного мобильнее и оперативнее в решении своих проблем, они, горожане во втором поколении, погасили в себе широкие жесты казахской гостеприимности и щедрости, которые как бы генетически заложены в казахском человеке. Обычаи, традиции, вроде принципа: “Расшибусь в лепешку, последние штаны продам, а гостя встречу” в городских условиях уже давно вошли в противоречие с окружающей всех пустотой магазинов и личных кошельков, но все равно продолжают действовать для вчерашних провинциалов, накаляя семейные отношения до предела. Конечно, свои проблемы есть и у городской казахской молодежи, в чем-то схожие с проблемами местной русской (в массе своей городской) молодежи, в чем-то и с проблемами своих сверстников-соплеменников — и здесь, где-то на стыке, высекаются в свою очередь, проблемы, присущие только горожанам, как, допустим, раздвоенность национального сознания, рождающего свой определенный душевный дискомфорт…
Нельзя пройти мимо еще одного тревожного аспекта. Может я сгущаю краски, но мне кажется, что духовный и интеллектуальный багаж, устремившихся от дремучей скуки периферии в город, обычно не высок. Не надо думать, что приехавшие в столицу молодые казахские парни и девушки, остановив первого же прохожего, с трепетом в сердце спросят: “Дорогой, подскажи, пожалуйста, как добраться до библиотеки имени Пушкина?” или “Где находится театр оперы и балета?”. Скорее всего парни, освоившись в городе, потянутся в пивбар или ресторан, что стало в последнее время чуть ли не правилом хорошего тона, а девушки, а девушки — следом за парнями, потому что другого им не дано.
Казахских Михайло Ломоносовых нынче найти трудно. Большинство сразу же спешит вкусить все “прелести большого города. Денег не всегда хватает, и тогда город учит их добывать. Как? А это уже зависит от личных “качеств”. Есть отработанный удар — можно грохнут какого-нибудь растяпу, язык “подвешен”— наперстки крути, ил “беспроигрышную” лотерею нарисуй, на худой конец, если уж вовсе никак не клеится, то можно девочек поставлять для “культурного отдыха” заезжим толстосумам или водителям “Икарусов”. Если есть таиландские джинсы, кожаная куртка, туфли “саламандер”— считай, что ты уже городской. Не важно, что та нигде не работаешь, не учишься, зато уже познал вкус шальных денег, на которые, оказывается, можно много чего купить. Hе вкалывая по полторы смены на стройке или на заводе. И такой слой молодежи появился у нас…
Какому-нибудь сытому “радетелю народа” в галстучке сидя в удобном теплом кресле, после жирного бешбармака и наслаждаясь “Тамашой” по японскому телевизору, не видны с высоты своего положения все эти язвы. А если ему напомнить о нравственном, возможно, служебном долге перед народом и подрастающим поколением, то, будьте уверены, демагогические “с болью в сердце” размышления о судьбах “нашего многострадального народа” уже загодя приготовлены и отрепетированы Из-за многочисленной армии таких дядюшек в среде, так называемой, национальной интеллигенции, не видящих дальше своего брюха, мы до сих пор не имеем четкой, перспективной концепции дальнейшего развития Нации, определенно стоящей ныне на социальном, демографическом, и в конечном итоге, историческом перепутье. Подчеркну — концепцию развития не Казахстана в целом,— а именно Нации. Она должна действовать параллельно всем другим, общего характера. А первым, конкретным камнем в основании этой концепции, должна стать Специальная программа по делам казахской молодежи. В рамках этой программы, опираясь на национальные приоритеты, нужно сделать все, чтобы наша молодежь поверила бы в свое национальное возрождение, нашла пути, уводящие от полной национальной деградации.
И если произойдет общий социальный взрыв, “республиканского” ли масштаба, “всесоюзного” ли, то свою лепту готова внести и та часть казахской молодежи, о которой здесь чуть-чуть рассказано. И дай Бог, чтобы мы пережили “переходный” период к рынку без социальных катаклизмов — ведь эти ребята и близко не будут похожи на тех, кто пошел 17 декабря 1986 года на площадь имени Л. И. Брежнева…