Государство утрачивает свою субъектность
![\"\"](\"telman.jpg\")
За 10 лет, которые прошли с момента заключения Беловежского соглашения, положившего конец существованию советской державы, многое изменилось. Особенно ясно ощущаешь это тогда, когда перечитываешь газеты той эпохи. Эпохи, которая в памяти ассоциируется с усталостью от митинговой неразберихи недавней перестройки и надеждами на восстановление общественного порядка и государственной стабильности в зарождающейся Республике Казахстан. В печатной периодике 1991-92 г.г. много находится такого, что указывает на наличие тогда в обществе прекраснодушных ожиданий. Причем кое-что из порожденных ими социальных мифов, являющихся, с нынешней точки зрения, смесью оптимистической футурологии и не соразмерных с реальными возможностями амбиций, позже, судя по всему, легли в основу долгосрочных программных документов, подготовленных серьезными государственными структурами. Разработанная и обнародованная группой Ержана Утембаева, ставшего тогда председателем Государственного агентства по стратегическому планированию и являющегося сейчас заместителем главы Президентской администрации, в 1997 году программа “2030”, во всяком случае, по своим основным формулировкам совпадает с футурологической фантазией, опубликованной в “Ленинской смене” (сейчас “Экспресс-К”) 12 января 1991 года, то есть как раз накануне событий в Вильнюсе…
Сейчас уже ясно, что мы были оптимистами. То есть оптимистами оказались все те, кто, составляя большинство общества, непосредственно не участвует в принятии социально важных решений, а всего лишь уполномочивает на это других своим голосом или молчанием. Оно-то и обманулось в своих ожиданиях. А вот незначительное меньшинство, облеченное правом и возможностью принимать решения в такой поворотный для жизни всего общества период, оказалось трезвыми и прагматичными людьми. Они действительно восстановили общественный порядок и государственную стабильность. Но то, что получилось в результате этого восстановления, оказалось явлением совсем иного порядка. Другими словами, ни “второго Кувейта”, ни “центрально-азиатской Швеции” не получилось. Более того, теперь никто о таких образцах для подражания уже не говорит. Инициированный идеологической машиной вновь созданного государства настрой общественного мнения на завышенный оптимистический лад относительно должных результатов запущенных одновременно с началом государственности социально-экономических реформ оказался всего лишь тактическим ходом, призванным смягчить суровую реальность приватизационного отчуждения большинства граждан страны от общегосударственной собственности в пользу меньшинства и воссоздания посредством этого акта узаконенного резкого социального расслоения. Но то, что должно было произойти, уже произошло. Общество разделилось на богатое меньшинство, фактически приватизировавшее большую часть как имущественных, так и административных ресурсов, и обездоленное большинство, лишенное, в значительной степени, как собственности, так и власти.
У нового времени новые идеологические формулы. Согласно им, теперь простонародное большинство должно само заботиться о себе, своем благе и радоваться отсутствию войн и межнациональных столкновений у нас, а государственная власть отвечает за общественный порядок и безопасность государства. Ничего нового в такой постановке вопроса нет. Аналогичная ситуация является нормой для подавляющего большинства стран развивающегося мира. Для западных обществ это давно пройденный этап. Элиты новых независимых государств, возникших на месте республик европейской части бывшего Советского Союза, берут за образец западноевропейскую модель общественного устройства и всеми силами стремятся воплотить ее у себя. У нас же истеблишмент, не мудрствуя лукаво, взял курс, ведущий к имущественной поляризации общества или же, иными словами, воссозданию классового общественного строя. При этом им, кажется, упущено из виду то, что государственная власть, инициируя и осуществляя процесс выведения класса нуворишей (новых богатых) на основе денационализации государственной собственности, рано или поздно приходит к такому финалу, когда сама она становится объектом приватизации. А это, по сути, грозит положить конец как общественному порядку, так и государственной безопасности. То есть тому минимуму, который должна обеспечивать любая государственная власть. Таким образом, государство утрачивает свою субъектность.
Кризис власти – следствие приватизации государственной власти
Кризис власти, который берет начало с середины ноября прошлого года и продолжается поныне, — это прямое следствие приватизации государственной власти. Ничем иным объяснить его невозможно. Экономические показатели вот уже третий год неуклонно растут (недавно вице-премьер Павлов, подводя итоги первого квартала этого года, объявил, что текущий прирост выше планового максимума на 2 процента), брожения в массах не наблюдается, общественных беспорядков нет. Следовательно, кризис власти спровоцирован накалившимися страстями не в общественной жизни, а во взаимоотношениях властной и имущей верхушки. Возьмем в качестве примера случай с перипетиями в карьерной судьбе бывшего главы РГП “Казакстан темiр жолы” Аблая Мырзахметова. Нынче ему не позавидуешь. А в свое время его пребывание на посту главного железнодорожника страны оппозиционная пресса оценивала как образец присвоения участков государственной власти частными лицами. Газета “XXI век”, помнится, восклицала: доколе у нас авиацией будут командовать гинекологи, железными дорогами – преподаватели. Но назначение на стратегические государственные посты таких лиц, которые раньше не работали в отраслях, подведомственных таким должностям, еще не оборачивалось для государства утратой его субъектности. Тогда верхушечные кланы тягались лишь за то, чтобы протолкнуть как можно больше своих людей на ключевые посты и получить таким образом преимущество в принятии решений по приватизационным, лицензионным и тендерным вопросам. Параллельно они накапливали ресурсы для успешного ведения борьбы за приватизацию государственной власти на следующем этапе. О том, что сейчас такой этап настал, говорит, помимо всего прочего, внешне неожиданное отстранение от должности А.Мырзахметова, совсем недавно вновь назначенного на пост министра транспорта и коммуникаций. До начала нынешней весны он в течение длительного времени не имел никаких проблем. Более того, сравнительно недавно пошел на повышение и занял пост министра. И при этом сохранил контроль над РГП “Казакстан темiр жолы”, оставив руководить им своего человека. Новый премьер-министр включил его в состав своего кабинета в феврале, а в марте он оказался уже отстранен, правда, пока временно. В прошлый четверг, 10 апреля, прокуратура объявила о возбуждении против него уголовного дела. А.Мырзахметов тут же созвал пресс-конференцию и раскрыл факты, которые, по его мнению, указывают на истинные причины того, почему же его преследуют. Он сам целых 2 года пробивал проект организационного преобразования РГП с изменением формы собственности, а тут, сразу же после его отстранения, оказывается, правительство приняло постановление о создании ЗАО “Казакстан темiр жолы”. То есть преобразовало РГП по иной схеме… 16 апреля было объявлено об окончательном отстранении А.Мырзахметова.
С точки зрения защиты положительного имиджа и интересов государственной власти в лице нового кабинета министров история с назначением и отстранением А.Мырзахметова абсолютно не укладывается в рамки здравого смысла. В связи с этим можно сказать лишь следующее: такое стало возможным потому, что государственная правовая субъектность, похоже, становится уделом частнособственнических интересов. Следовательно, мы становимся свидетелями утраты субъектности государства. Тут речь не идет о карьерной судьбе А.Мырзахметова. Она лишь иллюстрация того, как частные лица в приватизационном раже загоняют в рамки закрытого акционерного общества то, что является естественной монополией — железную дорогу. Железная дорога является единственной структурой, которая предстает ключевым гарантом государственной целостности Казахстана. Превращение “Казакстан темiр жолы” в объект частных интересов (а иначе зачем создавать именно ЗАО?!) автоматически лишает ее возможности играть такую важную роль. Ясное дело, что государству это не надо. Если бы государственная власть была бы адекватна понятию государство, она бы этого ни за что не допустила.
На повестке дня деприватизация власти
Отсюда вывод: государственная власть, по всей видимости, приватизирована. Следовательно, остаются 2 варианта развития событий: или государство окончательно лишится своей субъектности и откроет путь к хаосу неуправляемости в обществе, или в рамках же истеблишмента найдутся такие силы, которые по российскому примеру последних трех лет осуществят деприватизацию власти и вернут государству его субъектность, а обществу стабильность и устойчивость. Третьего, видимо, не дано. Нужны прорывные решения, призванные оттеснить от государственной власти доморощенных олигархов. Нужно государственное мужество, чтобы не только принять их, но и реализовать до конца. Для государства настал час решающего испытания.