Страна великого Аттилы, или Взгляд на жизнь мадьяров

Но все равно, после всего этого мы решили больше никогда не пользоваться услугами “Аэрофлота” и в Центральную Европу летать через Франкфурт, Амстердам или Париж, минуя Москву.

Первой неожиданностью, когда я пришел в международный аэропорт Ташкента, стало то, что многие вещи, которые казались относительно безопасными и вполне заурядными, в самолете уже в настоящее время представляют реальную угрозу для жизни пассажиров. Нет, речь идет не о газовых баллончиках или дезодорантах, которые при изменении атмосферного давления могут взорваться и поэтому запрещены для провоза на авиалайнерах, а о таких простых вещах, как бритва, булавка и — не смейтесь! — иголка, которые в руках террористов могут стать оружием. Таможенник в аэропорту “Ташкент”, который оформлял мой багаж на факт выявления вывоза контрабанды или запрещенных вещей, был не настолько внимательным, как молодой милиционер в военно-полевой форме, который перед самым входом в транзитную зону досматривал всех проходящих на посадку чуть ли не в микроскоп. Я удивился его вниманию и зрению, когда он из всего багажа выудил бритвенный прибор и пакетик с иголкой, ниткой и булавкой (архиважные предметы любого путешественника).

— Брат, — сказал он мне. — Это провозить нельзя.

— Но это же бритва, — удивился я. — Я же ею бреюсь!

— Я понимаю, брат, но брать в самолет это воспрещено, — настаивал на своем милиционер. — Или сдайте сумку в багаж.

Перед вылетом из Ташкента узбекский таможенник призвал нас быть бдительными на российской границе. “Внимательно заполняйте декларацию, — говорил он. — Соблюдайте все пункты и правила, а то наши граждане часто попадают впросак из-за того, что слишком легкомысленны”.

Для нас Венгрия началась не с аэропорта в Будапеште, а с Посольства, расположенного в Москве по улице Мосфильмовская. Придя туда рано утром 24 апреля, мы заняли очередь и терпеливо ждали, когда нас пропустят внутрь. Наконец-то подошла и наша очередь. Охранник-венгр проверил содержимое сумок с помощью прибора и разрешил зайти внутрь. Там было человек двадцать: кто-то заполнял бланки, кто-то спорил с кем-то, а кто-то сдавал документы в окошечко. Мы быстро заполнили бланки — большую и маленькую двухстраничную розового цвета (причем меня удивило то, что настоятельно требовалось вписать девичью фамилию матери), приклеили фотографии, оплатили 55 долларов (40 долларов — за визу и 15 — за срочность) и подошли к окошку № 4. Толстенькая молодая женщина, принимавшая документы, заверила нас, что к половине четвертого визы будут готовы, и мы сможем забрать паспорта.

Действительно, через несколько часов мы забрали документы и уже были готовы к полету к нашей цели через несколько границ. В московском аэропорту мы встретились с коллегами из Москвы и Еревана и вместе сели на борт.

Разница во времени между Москвой и Будапештом — два часа. Столько же уходит и на полет из “Шереметьево-2” в столицу Венгрии. Ту-154 авиакомпании “Аэрофлот” доставил нас туда к 12 часам дня по местному времени. Самолет подъехал прямо к зданию аэровокзала и к люку подтянули передвижной трап. Бортпроводницы предупредили нас, перед тем как мы покинули борт, чтобы приготовили паспорта. У выхода нас ждали пограничники, но они только улыбались, здоровались на венгерском и на наше удивление не проверяли документы.

На самом деле проверка состоялась у пограничного поста на первом этаже аэропорта. Молодой парень, на жетоне которого было написано имя “Аттила”, взял мой паспорт, просканировал визу через ультрафиолет, проверил розовый бланк, а потом попросил на английском:

— Где ваш билет?

Я протянул ему билет “Аэрофлота”. Тот удостоверился, что обратный рейс у меня вписан и поэтому спокойно вернул мне паспорт, билет и вторую страницу розового бланка (его я сдал обратно пограничнику при отлете из страны). Путь был свободен.

Нас уже ждали. Руководитель проекта от венгерской стороны Илона Киш была рада нашему благополучному прилету, ведь она тоже беспокоилась из-за наших “приключений”. Нас рассадили по машинам. Водитель не говорил по-русски, но мог изъясняться на английском языке. По дороге он рассказывал о городе, зданиях, последних событиях, в частности, о выборах в парламент.

Погода в тот момент в Будапеште стояла теплая. Это меня немного смутило. Дело в том, что в Ташкенте все это время шли дожди, было холодно. “Если у нас стоит такая погода, то в Европе должно быть еще холоднее”, — подумал я и… оделся потеплее. И прогадал! В Венгрии, как и в Москве, температура не опускалась ниже 20 градусов по Цельсию. Теперь я все эти дни просто парился в туфлях с утепленной подкладкой, шерстяной рубашке и кожаной куртке. “Теперь как считать, у кого жаркий климат?” — мысленно ворчал я. Правда, дождик один раз все-таки в Будапеште я застал. Но он шел не более пяти минут. Причем начался неожиданно для нас: сразу мощный поток воды с небес, так что мы даже первые секунды стояли под открытым небом совсем обалдевшие, а потом, когда мы побежали к гостинице, чтобы укрыться под ее крышей, он также неожиданно прекратился, словно кто-то на небах закрутил кран. В Узбекистане дождь начинается с мелких и редких капель и лишь через полчаса превращается в ливень. В Венгрии, судя по этому опыту, несколько иначе шутит природа.

Прибыв в столицу, прежде всего мы поменяли доллары на венгерскую валюту по курсу 1 бакс на 253 форинта. Мало это или много? Ой, даже трудно сказать, так как цены на товары и услуги отличаются от наших. Например, на 1 доллар в Будапеште можно 2 раза проехаться на транспорте, тогда как в Москве — 6 раз, а в Ташкенте — 20 раз.

Мне трудно что-то посоветовать другим туристам. Ведь у нас не было профессиональных гидов, и путешествовали мы самостоятельно. Правда, нас повели на концерт церковного пения в один из католических соборов. О боже, это было чудно! Впервые я слышал подобное. Это просто зачаровывало. Мне трудно передать это словами, просто нужно самому присутствовать там и слушать. Как говорится, лучше один раз самому увидеть, чем семь раз услышать.

Обязательно посетите Площадь Героев, это интересный памятник людям, которые внесли свой вклад в национальную независимость Венгрии. Также зайдите в парламент или католические соборы — это весьма впечатляющие сооружения. Впрочем, в Венгрии достаточно объектов для туризма, практически каждый квартал и каждый город представляет интерес для любителей истории, культуры, отдыха. За городом, в местных деревнях, очень привлекательны двухэтажные домики из кирпича или дерева.

Безусловно, катание по Дунаю — это особый вид отдыха и туризма. В воскресенье, 28 апреля, нам устроили такую прогулку от города Эстергом аж до города Вышеграда, места дислокации царского дворца. Правда, от самого дворца мало что осталось (видимо, разбомбили во время второй мировой войны), зато мы полюбовались окрестностями, в частности, чащами и крепостями. Мы доплыли до места, откуда начиналась граница со Словакией. Хочешь, можно перейти на ту сторону по мосту. Тут я вспомнил, что вроде бы у Узбекистана со Словакией действует безвизовой режим. Честно говоря, было бы время, то обязательно перебрался бы на денек на словацкую землю.

Обедали мы во францисканском монастыре в г. Эстергом, надо сказать, что вполне сытно: суп-лапша, жареное мясо с рисом. Можно было выпить и бутылочку вина — это не запрещено религией. Зато монахи обязаны принять обет безбрачия. Брр, это мне, как восточному человеку, сложно понять. Нужна такая сила воли… такая смелость… такой дух.… Нет, это для меня невозможно, слишком слаб я перед женским искушением…

Рестораны — это особое место общения. Здесь не только поглощают пищу, но и общаются, слушают музыку. В одном из ресторанов, куда нас повели на ужин, цыганский квартет играл нам на скрипке, контрабасе, гитаре и флейте. Узнав, что здесь российская делегация, один из музыкантов подскочил к самому объемному товарищу — Володе — и стал наигрывать “Очи черные”. Тот, выпив слегка, запел громовым голосом, вызвав сотрясение в наших затуманенных от пива и венгерской водки — “паприки” мозгах. Получив деньги в скрипку, музыкант перебрался к очередной делегации. Но, к сожалению, в его репертуаре ничего не было из армянской или узбекской музыки, и он вновь вернулся к российской делегации. Опять русские песни — и деньги в скрипке!

Тут в зал завалились туристы из Испании. Музыканты стали наигрывать “Виват, Испания!”, а туристы с довольным видом подпевали и с удивлением уставились на Володю, который подозвал к себе музыкантов, сунул им валюту и стал опять петь русские песни. И так до конца ужина. Как говориться, знай наших!

В городе Вышеграде мы посетили ресторан “Ренессанс”, в котором персонал ходил в костюмах XII-XVI веков, а столы были сервированы глиняной посудой. Правда, обед был современным. Зато любой желающий мог сесть за стол древних времен, накинуть царскую одежду той далекой эпохи. Оказывается, для гостей иногда проводили рыцарские турниры, и они пользуются особой популярностью среди туристов. Жаль, что это мы увидеть не смогли — торопились на рейсовый автобус.

Популярны у венгров и рестораны на воде. Это обычные списанные катера, баржи, шхуны, отреставрированные и пришвартованные к берегу Дуная. Для меня, сухопутной “крысы”, это было экзотикой. Выбор блюд — широкий. Блюдо “гуляш”, который в нашем сознании ассоциировался как консерва для геологов, оказалось традиционным в венгерском меню. Было, конечно, и много других деликатесов, названия которых я просто не знал. И очень много в пище растительных продуктов, в частности, трав, огурцов, помидоров.

Да, о растительной пище. В рамках конференции мы посетили секту кришнаитов, и нас там угощали вегетарианской пищей. Россияне с трудом съели полблюда (видимо, слишком остра для них она была), зато мы с армянами уплетали все за обе щеки, нам к подобному было не привыкать, более того, что я страшный любитель острой пищи.

В Венгрии весьма популярны такие имена как Иштван, Аттила, Илона, Тамош. Когда мы спросили, что означают эти имена, то мне улыбнулись и сказали, что ничего не означают. И удивились, когда я заявил, что их имена можно перевести с узбекского языка, правда, при учете узбекской транскрипции.

— Ой, это очень интересно! — сказала Илона.

— Если ваше имя прочитать как “Элон”, то это означает “объявление”, — сказал я. — А если как “Илон”, то — “змея”.

У Илоны округлились глаза, а ее венгерские коллеги засмеялись.

— Тамош тоже можно перевести, — продолжал я. — “Тамоша” — это по-узбекски “знакомство”… Илона, а вашу фамилию Киш (на латинице она читалась как Kiss — поцелуй) — как “человек”, то есть “киши”.

Вообще, венгерские имена труднозапоминаемы. Во время конференции мы часто путались и поэтому вынуждены были заглядывать в листки и читать имена по слогам. С другой стороны, у мадьяров совсем иное мышление, так как часто переводчики стремились дать дословный перевод, и суть порой ускользала от нас. Нам казалось, что венгры говорят обо всем и в то же время ни о чем. Какие-то не сцепляемые друг с другом темы, нет конкретики, точности. Наши выступления были лаконичными, сжатыми, фактологически обставленными, в то время как венгерские докладчики уходили в небесные высоты теории или лесные дебри рассуждений, и мы мало что понимали.

Кроме того, мадьяры не стесняются в выражениях. Когда был организован диспут между представителями разных религий в здании Центрально-Европейского Университета, то священнослужители использовали такие слова как “педераст”, “обосраться” и др. Меня, как восточного человека, это иногда шокировало. В общественных местах употребление бранных или специфических слов в Узбекистане не считается признаком хорошего тона.

— А разве в узбекском языке нет ругательных, так сказать матерных слов? — удивилась переводчица, которая доводила до нас суть разговора духовных лиц.

— Гм, есть, но они не столь смачны и эффектны, как русский мат, — признался я. — Когда нам не хватает слов объяснить человеку, кто он такой, то мы переходим на русский — и тот все понимает. В Узбекистане русский мат популярен в любой среде — от рабочих до милиционеров и высшего чиновничества. Говорят, что и наш президент порой в своем кабинете объясняет чиновникам, кто они такие с помощью “великого и могучего”. Но не принародно же…

— У нас “острые” выражения постепенно входят в общепринятый лексикон! — улыбнулась переводчица. Мне осталось только пожать плечами.

Кстати, в мадьярском языке много слов, заимствованных из турецкого. Ведь в течение длительного времени эта страна находилась под игом Османской империи. Например, яблоко по-венгерски пишется alma, а по-узбекски это “олма”.

События 1956 года, когда в Венгрию подавлять контрреволюцию были брошены советские танки, хорошо помнят мадьяры. Мне не встречались люди, которые бы с теплотой или с сожалением вспоминали о советских временах. Впрочем, они вообще старались поскорее забыть эти годы. Для церковной жизни это был период забвения и гонения, так как священнослужители находились в состоянии полулегальности, их деятельность ограничивалась, даже поступить абитуриентам в духовные заведения было сложно. До сих пор они помнят, как сотрудники СМЕРШа схватили одного кардинала-антифашиста (укрывавшего от преследования многих французских военнопленных), загнали его голого в холодный Дунай и тот умер от переохлаждения. Советским солдатам не понравилось лишь то, что священнослужитель не стремился в коммунисты и не проявлял любви к Марксу, Ленину и тем более Сталину. Правда, ныне этот кардинал объявлен святым мучеником.

Между тем, изучение русского языка в социалистическую эпоху являлось обязательным. Не скажу, что венгры стремились пополнить свои знания в лингвистике и явно преуспели в этом. Лишь немногие могли говорить на русском, да и то их возможности были ограничены, дальше простого диалога дело не шло. Зато меня поразило другое: их учили не словесной изящности, а командному стилю изложения. Например, оказывается, когда входила учительница, ученик должен был скомандовать ученикам:

— Равняйся! Смирно!..

А потом доложить самой учительнице:

— Товарищ учительница! Разрешите доложить! В классе столько-то учеников… столько-то отсутствует… по причине болезни — столько-то человек. Доложил дежурный ученик такой-то!..

И все венгры были уверены, что в Советском Союзе бедные дети изъясняются только в стиле Красной Армии. Когда я пытался рассказать, как было на самом деле, что мы были такими же детьми, как и в Венгрии, и подобной чепухи не видели, мне просто не верили. После этого я сделал вывод, что первыми учителями мадьяров в советское время были сержанты и старшины.

Не скажу, что за четыре дня я многое повидал. Дело в том, что конференция проходила с 9 утра до шести вечера, и на прогулки по городу мы уделяли только ранние утренние и вечерние часы, когда особо много не увидишь. Впрочем, все равно мы старались больше путешествовать и осмотреть то, что возможно в эти промежутки времени.

Прежде всего мы любовались зданиями. Это — поражающие воображение сооружения. Не знаю, как коллегам-россиянам, но такая архитектура нетипична для Центральной Азии и для нас, жителей Узбекистана, была экзотикой. Практически в каждом здании — барельефы. Чувствуется мощь и солидность сооружений, кажется, что дома построены из блоков, как древнеегипетские пирамиды. Современные дома расположены только в новой части города, мы же жили в старой, где дома довоенной поры, и это недалеко от парламента, в двухстах метрах от Дуная. Наша гостиница называлась Hold Hotel. Это тоже старинное трехэтажное здание, расположенное напротив огромного здания, которое оказалось банком.

Утром, еще толком не проснувшись от короткого ночного сна, мы шатались по улицам, глазели на памятники, гуляли по мосту, соединяющему две части города через Дунай. Улочки в старой части очень узкие, дома чуть не целуются друг с другом. Как проезжают здесь машины, не задевая припаркованные к обочине другие машины, остается только удивляться. Зато буквально на каждом автомобиле, стоящем у тротуара, прицеплен штрафной талон — видимо, стоянка здесь запрещена.

Катаясь по Будапешту, я не заметил нигде ни одной “тарелки”. Казалось, что спутниковым телевидением здесь никто не интересуется. Только в ста километрах от столицы в одной из деревень я увидел в некоторых домах параболическую антенну. Впрочем, телеканалов в стране предостаточно, чтобы дополнительно еще настраивать телевизор на новые. Здесь транслируют как местное, так и иностранное телевещание, например, германские, испанские, французские, Эм-Ти-Ви, “Дискавери”, Си-Эн-Эн и другие. Но самое поразительное то, что здесь в открытую показывают порно.

Перебирая кнопки на дистанционном пульте, чтобы найти интересную передачу, я наткнулся на сексфильм, причем это была не легкая эротика, а самая настоящая “порнуха” в самой жесткой форме. Вначале мелькнула мысль, что случайно нарвался на платный кабельный канал, который обычно бывает в гостиницах и за просмотр которого нужно платить. Но, как оказалось впоследствии, на самом деле это был обычный канал: до 23.00 он транслирует кинопутешествия (типа “Америка с Таратутой”, “Клуб путешественников”, “Вокруг света”), а после этого часа и до шести утра — порнофильмы. Вздохи и ахи были на английском и немецком, крики на испанском и даже французском, впрочем, для восприятия увиденного перевод не требовался.

Нужно сказать, что моих коллег из других делегаций и за уши было трудно оторвать от телеэкрана. Признаюсь, этим грешил и я…

В Будапеште функционирует метрополитен. Конечно, он не такой большой, как в Москве и не такой красивый, как в Ташкенте. Станции — это большие подземные площадки с низкими потолками, простенькой архитектурой, и это нельзя отнести к произведению высокого строительно-эстетического искусства. Видимо, мадьяры не считали нужным облагораживать такие сооружения особым стилем.

Что меня поразило, так это отсутствие при входе в метро турникета. Казалось бы, заходи, кто хочет и причем бесплатно. Не видел я у входа-выхода полицейских или служащих метрополитена. Между тем, каждый житель входил на станцию, предварительно пропечатав в маленьком стоящем на столбике приборе сиреневый билет. Кстати, эти билеты в 106 форинтов продаются в каждом киоске и могут быть использованы на любом городском транспорте — трамвае, троллейбусе, метро. На нем были надписи на четырех языках: “Vonaljegy. Single ticket. Einzelfahrschein”, и я с удивлением прочитал также на русском: “Разовый билет”.

Хотя пройти можно было и без билета, однако здесь часто ходят контролеры, которых я, впрочем, так и не увидел. Говорят, что они штрафуют нещадно. Не знаю, не встречался.

Будапештские электропоезда ничем не отличаются от московских или ташкентских, кажется, их делают на одном и том же вагоностроительном предприятии. Зато они исписаны краской также, как и стены домов.

Да, еще местные трамваи мне понравились. Было бы правильным заметить, что венгерский трамвай — это сцепленные друг с другом четыре небольших вагончика желтого цвета, носящийся по крутым как “американские горки” рельсам. Внутри салона вполне уютно и электронное табло извещает об остановках. Зато рельсы такие массивные, словно по ним должен двигаться бронепоезд.

В Венгрии много машин, причем я встречал как советские “Жигули” или гэдээровские “Трабанты”, так и современные иномарки, в частности, “Мерседесы”. “Порше”, “Рено”, “Хонды”, “Понтиаки” и другие. Попадались мне и машины “Нексия”, “Матиз” и “Тико”, правда, не узбекской сборки, а чисто южнокорейского производства. Все равно, когда я их видел, то какое-то чувство гордости поднималось в душе, мол, мы тоже автомобилестроительное государство.

Покатали нас и на знаменитых “Икарусах”, правда, не совсем таких, которые когда-то обслуживали городские маршруты в СССР. Мы сели в междугородний рейсовый автобус, отдалено напоминающий своего старого “собрата”. Билет приобретали прямо у водителя. Он запускал нас с передней двери, а выпускал по требованию пассажиров, которые для этого нажимали на кнопки на ручках салона. Не заметил я и того, чтобы молодежь уступала место старым или женщинам. Может быть, не стоит все оценивать со своей колокольни?

Жаль, конечно, что многого в Венгрии увидеть не пришлось. Наверное, стоит сделать специальную поездку, чтобы поглазеть на всю страну и вникнуть в жизнь мадьяров. А так у меня в памяти осталось вполне приятное четырехдневное путешествие по Будапешту, Эстергому и Вишеграду, а также местным окрестностям.