Это понятие ввел один небезызвестный казахстанский классик, когда говорил о манере отдельных оппозиционеров проявлять “упертость” там, где это лишено всякого смысла. Я позволю себе вывести данное понятие за рамки “авторской транскрипции” и применить его в более широком контексте: как характеристику той ситуации, при которой иметь принципы (т.е. быть “упертым”) означает ни больше, ни меньше, как с голым “топографическим низом” лезть на колючки. Кстати, к моему великому сожалению, среди казахстанских оппозиционеров таких “упертых” — раз, два и обчелся.
На всякий случай, чтобы не ошибиться в своих рассуждениях, постараюсь придерживаться принципа “мухи отдельно, котлеты отдельно”.
Итак, что сегодня происходит с Казахстаном? На этот счет существуют два мнения: официальное (власти) и неофициальное (оппозиции). Согласно первому мнению, Казахстан медленно, но верно движется своим путем к демократии. Согласно второму – скатывается в пропасть авторитаризма. Правда, есть еще и третье – общественное мнение, согласно которому казахстанская действительность представляет собой некий гибрид, противоречиво сочетающий в себе элементы демократизма, авторитаризма и олигархизма.
На мой взгляд, черно-белый подход к описанию нашей реальности не применим. В этом смысле мне ближе позиция среднестатистического казахстанца, который не разделяет ни оптимизма власти, ни пессимизма оппозиции, а умеренно-критически воспринимает действительность такой, какая она есть в ее неопределенности и противоречивости.
Нужно признать, что обретение Казахстаном независимости и суверенитета имело неоднозначные последствия для демократических реформ. Отсутствие эффективных государственных институтов объективно замедляет скорость их продвижения. Трудно проводить демократические преобразования в условиях, когда еще не до конца определились территориальные параметры государственного образования, не завершено формирование национальной идентичности. И это на фоне усиливающегося внешнего демографического, идеологического, политического, военного давления со стороны крупных геополитических держав.
Казахстанскую власть можно и нужно критиковать за ее неэффективность, коррумпированность, недосягаемость для народа. Но она остается единственным механизмом, который сегодня более или менее поддерживает жизнеспособность государства, обеспечивает его политический суверенитет. В этом есть своя оправданность и свой риск для общества.
Если в начале реформ представители властной элиты играли роль реформаторов, преобразовывая прежний порядок мирным способом, то сейчас они превратились в консерваторов, начав препятствовать формированию гибких механизмов ротации и смены власти. В результате реформы стали средством сохранения и закрепления властных позиций правящего класса. И чем больше рычагов контроля за обществом использует власть, тем менее управляемым оно становится. Понимая это, власть вынуждена прибегать к тем или иным демократическим процедурам, не пытаясь вести себя цивилизованно.
Но разве не таким же образом повели себя страны со стабильной демократией в военном конфликте с Ираком? Пример США, Великобритании и др. показывает, что демократия – это политическое представление, в котором основное действие происходит не на сцене, а за кулисами. И только заглянув за кулисы, можно понять, как обманчива “цивилизирующая роль” крупных “экспортеров” демократии по отношению к богатому нефтью и природными ресурсами Казахстану. Но вернемся к нашим баранам.
Сегодня в повестке дня Казахстана стоят два главных вопроса: консолидация правящего режима и определение дальнейших правил политической “игры”, по которым он собирается функционировать. Политический режим представляет собой пирамиду, во главе которой находится третейский судья – Президент Казахстана. Он разрешает споры между влиятельными финансово-промышленными группами. Но сами эти группы имеют немало свободы и в свою очередь влияют на действия Президента. Не исключено, что в отдельных случаях они подчиняют его своей воле, неважно, как им это удается сделать.
До последнего времени (по крайней мере, до появления ДВК, а затем “Ак жола”) Н. Назарбаев играл большую стабилизирующую роль в функционировании режима власти в качестве третейского судьи. В настоящее время чувствуется ослабление власти центра и ее рассредоточение по группам интересов. Рано или поздно это должно было произойти. История Третьего мира показывает, что из 30 стран с президентским режимом ни одной из них не удалось избежать краха в результате усиления олигархических групп.
Заложенная в Конституции чрезмерная персонификация политики и зависимость безопасности страны от действий одной личности неминуемо порождают напряженность либо паралич власти, если лидер оказывается неспособным осуществлять свои функции.
Ожидаемые выборы в маслихаты, а затем в мажилис уже сейчас подталкивают корпоративные группы к борьбе за президентское кресло даже при том, что оно не пустует и в ближайшей перспективе вряд ли освободится. Это говорит о двух вещах. Во-первых, об отсутствии достаточных механизмов подстраховки системы власти от разрушительных тенденций. Во-вторых, об усилении политической нестабильности внутри властного режима. Ситуация усугубляется тем, что процесс государственного строительства еще не завершен и именно политический режим пока является “заменителем” государства.
Политическая стабильность страны в значительной степени зависит от того, удастся ли — и как скоро — восстановить роль Н. Назарбаева в качестве третейского судьи над корпоративными группами, и если нет, то кто станет играть эту роль. В противном случае президенту и его ближайшему окружению придется пойти на перестройку всей системы управления, чтобы сделать ее более чуткой к интересам новой олигархии.
Довольно четко просматривается, что сейчас движение идет в сторону усиления олигархических групп, которые все меньше нуждаются в сильном лидере. Те же заседания ПДС показывают попытки элитных групп пересмотреть конституционное устройство страны в сторону ослабления президентской власти и усиления роли премьера. Последний нужен корпоративным группам именно как главный организатор взаимодействия между ними, но не в качестве “стоящего над всеми”, а в качестве “равного среди равных”.
Однако нельзя не учитывать, что на политической “площадке” все места заняты уже существующими властными группировками. Маловероятно, что какая-нибудь новая группа сможет составить им серьезную альтернативу в ближайшее время. Что касается оппозиции, то она практически является элементом системы власти. С одной стороны, через нее “канализируется” недовольство определенных корпоративных групп; с другой – они нуждаются в ней как во внешнем факторе консолидации. Понятно, что внешний источник опасности в лице оппозиции помогает им умерять распри между собой.
Но самое тревожное в нынешней ситуации – это возникновение кулуарных центров принятия решений. При отсутствии развитых политических институтов в виде системы противовесов ее подменяют “теневые балансиры”. Так что, если у нас и появилась система сдержек, то исключительно “закулисная”. Хотя однозначно отрицать ее полезность нельзя. Подчас она бывает довольно эффективной, когда требуется попридержать аппетиты слишком амбициозных групп. Но переоценивать этот фактор тоже нельзя. Кулуарность политического процесса несет в себе факторы повышенного риска, т.к. является благодатной питательной средой для провокаций и переворотов.
Вообще, явления, которые демократическая оппозиция считает негативными и разрушительными, имеют и не столь мрачную перспективу. На моей памяти уже 4-й год оппозиция ведет разговоры об углубляющемся политическом кризисе, а между тем ни экономический коллапс, ни массовые волнения, ни социальные взрывы так и не произошли. Власть научилась сдерживать и замедлять ситуации напряженности в обществе. Как бы это парадоксально не звучало, но наличие кризиса играет определенную положительную роль. Он показывает пределы возможности политического курса, не давая ему “затвердеть”, а власти мешает почувствовать свою полную бесконтрольность и безнаказанность. С другой стороны, участие “непримиримой” оппозиции в заседаниях ПДС, рабочих групп, \»круглых столов\», субботниках свидетельствует о том, что ее конфликт с властью не перерос в антагонизм. Консолидация политического режима и общественной системы все-таки идет, хотя и очень медленно.
Чем больше я думаю над тем, что происходит сейчас в республике, тем больше склоняюсь к мысли, что социальное недовольство, акции гражданского неповиновения не создают пока больших “зон” напряженности. Наоборот, они облегчают выживаемость правящей власти, т.к. предотвращают появление острых конфронтаций в обществе, которые могли бы стать губительными для нее.
Определенную стабилизирующую роль, по всей видимости, играет и система теневых противовесов, которая ограничивает амбиции групп интересов на властном Олимпе. Тот факт, что они сегодня вынуждены идти на сделки друг с другом пока предотвращает силовые повороты. А главное, власть умело использует метод “кнута и пряника”, привлекая на свою сторону одних и устрашая других. В ход идет и система подкупов. Все дело в том, что у представителей корпоративных, в том числе и оппозиционных, групп есть чувство страха перед силой власти. И оно заставляет их вести себя разумно.
Стоит обратить внимание и на разнородность властного поля. Среди представителей власти можно найти и либералов, и аппаратчиков, и популистов, и консерваторов, и даже демократов с реакционерами. Такой смешанный характер позволяет власти приспосабливаться к ситуации и обеспечивать свое самосохранение. Вместе с тем, это осложняет появление серьезной оппозиции режиму. Та оппозиция, которая есть у нас, вряд ли способна кардинально изменить ситуацию. Думаю, что многие из оппозиционных лидеров готовы без особых моральных переживаний инкорпорироваться в органы власти. В принципе так и происходит, что говорит о гибкости и беспринципности как власти, так и оппозиции. Поэтому идейные расхождения между ними сильно преувеличены. У нас складывается удивительно деидеологизированный режим, когда и чиновники, и оппозиционеры в зависимости от конъюнктуры могут менять свои убеждения. Такой политический “пластилин” может до тех пор существовать и менять свою форму, пока не произойдет кристаллизация социальных интересов гражданских групп, а политические силы не будут так далеки от народа, как сейчас.
Социальные взрывы в Казахстане маловероятны. Само общество бойкотирует их. Рядовые казахстанцы предпочитают не рисковать, тем более что большинство из них еще не научились полагаться только на самих себя.
Три фактора гарантируют стабильность: слабость власти, пассивность и раздробленность общества, отсутствие в глазах населениях альтернативы Н. Назарбаеву.
Первый фактор худо-бедно позволяет обществу нащупывать собственный путь движения. Второй – предотвращает концентрацию недовольства. Третий – компенсирует отсутствие консолидирующих идей в обществе (МКИОС знает, что делает).
А теперь давайте рассмотрим имеющийся расклад. С одной стороны, верхушечные властные группировки, среди которых одни заинтересованы в сохранении, другие – в ослаблении влияния и власти Президента; с другой стороны – оппозиционные круги, готовые к альянсу с любой группировкой ради усиления своих позиций в борьбе за власть. Между ними – аморфное общество, инстинктивно поддерживающее Президента из опасения как бы не стало еще хуже. Над всем этим “киселем” — Президент РК с внешне неограниченным пакетом полномочий. Усиливающееся брожение “киселя” не означает, что Президент стал бессильным. От него (от его характера, взглядов и опыта) продолжает зависеть очень многое – соотношение сил “наверху”, стиль управления и принимаемые решения.
Разговоры об узбекском или туркменском варианте недорого стоят. Отсутствие в Казахстане традиционных предпосылок демократии уравновешивается набором факторов, препятствующих установлению диктатуры. И прежде всего это встретит сопротивление со стороны олигархических групп. В то же время есть реальные признаки заметного ухудшения условий демократического развития. Но нет оснований говорить об угрозе взрывной дестабилизации, способной привести к краху правящей власти. Социальное недовольство не канализируется в массовый протест, а скорее, уравновешивается относительным благополучием тех групп и слоев, которые нашли свой способ выживания и считают свое положение если не удовлетворительным, то терпимым.
До нового электорального цикла осталось несколько относительно спокойных месяцев. Вряд ли за это время в стране появится новый харизматический лидер, способный возглавить движение недовольных. Вряд ли оппозиции удастся консолидировать недовольных и социально активных граждан. Если только не подключится “фактор икс” или так называемая “третья сила”. Движение протеста из виртуального статистического феномена может обрести реальный масштаб в случае, если его поддержат определенные группы (или группа) внутри власти.
Я полностью исключаю спонтанный, взрывной (“низовой”) характер социального протеста, если он вообще возможен в Казахстане. И уж тем более не беру в расчет демократическую оппозицию даже в качестве слабого намека на некоего “возбудителя возмущения”. Но не исключаю “тихо” спланированной провокации “сверху”, со стороны какой-либо олигархической группы, заинтересованной в дезавуации президентского режима правления.
На самом деле, кому выгоден “выход” протеста в условиях упадка демократического движения, отсутствия демократически настроенного харизматического лидера, дискредитации демократической оппозиции? – Ответ напрашивается сам собой: ущемленным корпоративным группам, рвущимся к власти любой ценой. О том, что эта некая “третья сила” за ценой не постоит, говорят бандитские нападения на семью Гульжан Ергалиевой, на Сергея Дуванова. За особой “упертостью” этих людей стоит и великая глупость и великое мужество. Глупость – потому что их используют как “манекенов” в чужой игре. Мужество – потому что, подставляясь, они чисты перед собственной совестью.
“Тупизм по адекватности” — это ситуация, в которой сегодня находится Казахстан. Мы переживаем время, неблагодарное для демократических реформ. Это пора оживления консервативных ценностей. Но чего нельзя отрицать ни у власти, ни у оппозиции, так это прагматизма. Они пытаются избежать крайностей и острых углов.
Единственное, что примиряет меня с нынешней действительностью, – только вера в то, что “тупизм” ситуации протянется не дольше, чем мы поумнеем. Вопрос вопросов – когда это произойдет? Рискну предположить, что не раньше, чем власть “оседлает” противоборство внутри себя и прекратит дробить и поляризовать общество. В свою очередь это зависит от качества людей, представляющих власть. К сожалению, во власти слишком много временщиков, рассматривающих решение возложенных на них задач сквозь призму личного обустройства. При дисфункциональности механизмов ротации и кадровой селекции во власть попадают не лучшие представители общества, а люди случая, которые транслируют во властную структуру предрассудки и нравы породившей их почвы. Местечковость мышления облаченных властью чиновников – страшное дело для политической системы. Не обладая этикой политической конкуренции они строят свою тактику в отношении оппонентов с позиций противостояния “врагу”. Впрочем, это присуще не только представителям власти, но и оппозиции.
В связи с этим хочу отметить одну особенность казахстанского политического дискурса. Стало “хорошим” правилом взаимное игнорирование оппонентами очевидных фактов и выискивание друг у друга тайных замыслов. Такие “фальш-конструкции” становятся средством манипулирования сознанием рядовых казахстанцев, не искушенных в политике, причем, как со стороны власти, так и со стороны оппозиции. Поэтому разговоры о необходимости национального диалога или о важности ПДС – не более чем тактический маневр или аргумент политической пропаганды.
Заслуживают критики обе стороны – и власть, и оппозиция. Власть — за стремление к информационной закрытости и силовое администрирование. Оппозиция – за популистские приемы драматизации противоречий и “пластилиновые” убеждения. Язык власти и оппозиции звучит в категориях разделительного сознания, разводящего людей по крайним полюсам политического спектра.
Налаживание диалога между политическими оппонентами является сегодня составной частью более насущного для общества вопроса: укрепления гражданского мира и общественного согласия в условиях незавершенного государственного строительства. Нам нужно уходить от перспективы гражданских столкновений и действий типа “чем хуже, тем лучше”. От власти требуются решительные шаги по пути укрепления социальной защиты населения, поощрения предпринимательства, развития демократии. От оппозиции – понимания того, что эгалитаризм и популизм на ранних этапах демократизации крайне недемократичны, хотя бы своей нетерпимостью и нетерпеливостью. Преодоление “тупизма” ситуации возможно при создании полновесных гарантий от потрясений.