Джихад против детей

Июнь в Израиле называют “чёрным”. Именно в этом месяце, хотя и в разные годы, еврейский народ терял самое дорогое – детей. Это и начало Великой Отечественной войны, когда жертвами Холокоста стали полтора миллиона малышей, это и события минувшей недели, унесшие в результате иерусалимской трагедии несколько молодых жизней, это и взрыв у входа в дискотеку “Дольфи” в Тель-Авиве, где погиб двадцать один подросток от 15 до 19 лет. Среди ребят, взорванных арабским смертником в июне 2001 года, был и наш казахстанец – Илья Гутман, убитый за то, что был евреем…

К памятнику, установленному на месте трагических событий у бывшего “Дельфинариума”, я пробралась с трудом: повсюду были расставлены зажжённые свечи, разбросаны живые цветы, молодые девушки и парни сидели прямо на асфальте, а взрослые… Казалось, все жители Израиля стекались к месту, где два года назад были зверски убиты ни в чём неповинные дети. Рыдания были слышны далеко за пределами огороженной территории, где еврейские отцы и матери оплакивали невосполнимую потерю…

Казалось, что люди знали друг друга поимённо. У проходящей мимо меня девушки я спросила, не знает ли она, кто мне поможет отыскать родителей Ильи Гутмана? Она молча взяла меня за руку и повела к фотографиям, которые были прикреплены к установленному возле мемориала стенду. “Лариса, это к вам, — сказала она одетой в чёрный шифон женщине, которая рыдала на плече мужчины, тоже одетого в траур. Девушка ушла, а у меня, глядя на убитую горем мать, из головы вылетели все вопросы, которые я собиралась задать: они казались неуместными, как и любые слова утешения, когда то, что тебе дорого, никогда и никакими силами уже не возвратить. “Спасибо вам, что пришли разделить с нами трудные минуты”, — сказал мне отец Ильи.

— Господи, — прошептала женщина, — Илюша там так был счастлив. Это стало последней каплей в переполненной чаше горя. Обессилевшая от горькой утраты мать без чувств упала на руки мужа…

— По пятницам он обычно работал. И в этот день, как всегда, ушел на работу. В этот день он был очень грустным, и я почему-то была вся на нервах. Я с утра тоже пошла на работу. Я вообще спокойный человек, на работе всегда с улыбкой. Но в этот день — мне трудно сказать, почему — я места себе не находила. Я не могла понять — что меня беспокоит? Что мне не так? Мне потом уже, когда это случилось, сослуживцы сказали: \»Лариса, в тот день ты была сама не своя\». Видимо, что-то душа моя чувствовала. Не знаю, может быть, действительно она есть — эта душа.

Он пришел с работы, покушал, лег отдыхать. Поспал немножко. Встал, собрался. Обычно, когда он шел на дискотеку, он бывал такой веселый! Танцевал, бегал по дому, а тут — собирался молча. Оделся и — без улыбки — попрощался. Я спрашиваю: \»Сына, ты куда? На дискотеку?\» Он говорит: \»Я там буду недолго\». Он вышел, потом вернулся, таким долгим взглядом посмотрел на меня… Я еще потом мужу сказала: \»Какой странный взгляд у него…\» Не знаю, может, он тоже что-то чувствовал.

Он ушел из дома где-то в полвосьмого… Пошел к Роме. У Ромы они посидели, поговорили, потом Рома собрался, и они поехали на берег моря, сюда, в Бат-Ям. А оттуда уже — на дискотеку. Не знаю, что их вело. Наверное, судьба.

Я ему всегда говорила: \»Сыночка, там, где много народу, — нельзя собираться!\» А он мне: \»Мам! Ну что ты беспокоишься? Все будет хорошо!\»

Когда стоял вопрос о призыве его в армию, он хотел пойти в разведвойска… Он был бесстрашен, о возможности смерти, ранения — у нас вообще никогда речи не было.

Он ушел, а к нам пришла сестра мужа, мы, как всегда, сидели на улице во дворе и болтали. Потом в полдвенадцатого — нет, немножко раньше — муж повез ее домой, и по дороге они услышали взрыв. Он вернулся и мне сказал: \»Лариса, был взрыв. Может быть, что-то случилось в промзоне, потому что взрыв был очень сильный\». Я как почувствовала что-то, у меня сердце оборвалось. Я говорю: \»Включай телевизор\». Как раз показали карту \»Дельфинариума\». Я сказала: \»Едем туда быстрее\». Он говорит: \»Бесполезно, там все перекрыто\». Я говорю: \»Там Илюша, и с ним что-то случилось. Потому что его мобильный не отвечает\». Илюша никогда его не отключал, потому что я обычно звонила, и он говорил, где находится. Муж говорит: \»Нет его там. Они, как обычно, на берегу собрались\». Но мы поехали. Я всю дорогу плакала. Я знала, знала уже, в этот момент я уже знала, что его нет.

Илюши не было в списках раненых. У меня началась истерика. Потому что раз нет в списках — значит, его уже нет совсем. Не было никакой надежды.

Нам сказали — надо ехать в Абу-Кабир, где находится морг. Мы поехали туда в четыре часа утра. Там столько народу было! Нас позвали на опознание. Но я не смогла. Муж пошел с родственницей Наташей. А больше я не помню ничего.

— Я его сразу узнал. Сразу. Не было никаких сомнений, что это — он. На тело я не смог смотреть, но я видел его лицо. Даже прическа его осталась. Как будто он заснул. Такой красивый! Даже как будто улыбался. Друзья, которые работают на \»скорой помощи\», мне сказали, что он умер от разрыва сердца. На теле не было ни царапины.

Аня Синичкина, девушка Ильи: (Была ранена в ногу и в голову. Частично потеряла зрение, барабанная перепонка перебита, проблемы со слухом остаются)

— Я сидела дома. Илюша, мой парень, сказал: \»Анька, извини, но мне не хватает денег на тебя. Мы идем в \»Yellow\» в Яффо, и если нам там понравится, то в следующую пятницу пойдем вместе. Ты не обидишься?\» Я говорю: \»Нет, Илюша. Какие обиды? Я посижу сегодня дома, с мамой\». Они уехали, я искупалась. И вдруг мне звонит Надежда. Я думала — что-то случилось. Она мне говорит: \»Я со всеми поругалась\». Я ей отвечаю: \»Приезжай ко мне\». Приходит она вся в слезах, заплаканная, и говорит: \»Я умереть хочу\». Я ей: \»Ты что, совсем глупая? Такие вещи говоришь!\» Мы посидели, и я предложила: \»Надька, надо развеяться!\» Она говорит: \»А куда пойдем? Денег нет!\» Я говорю: \»Поехали в Дольфи!\» Она спрашивает: \»А где Илья?\» Я говорю: \»Илья в \»Yellow\» уехал, с Ромой\». Она говорит: \»Друзей нет, вот оторвемся!\» Мама говорит: \»Аня, такая ситуация в стране, какие дискотеки?\» Я говорю: \»Русских\» не взрывают! Я скоро вернусь, ключи дома оставлю\». Надежда оставила у меня и кошелек, и мобильник. Мы взяли с собой только паспорта, и я — свой телефон. И ушли.

Мы подъехали к \»Дольфи\» без пятнадцати одиннадцать — раньше, чем всегда. Было еще непривычно пусто. Но потом за каких-то двадцать минут собралось столько людей! Было очень много ребят — около киоска, на стоянке, перед входом… Около входа стояло человек триста.

Во-первых, бесплатный вход. Во-вторых, 1 июня — День защиты детей. Кстати, международный. Я не знаю, как он отмечается, но многие решили его отметить на дискотеке. У кого-то выпускной, у кого-то день рождения…

Я в \»Дольфи\» с 17 ноября — с открытия — бывала каждую пятницу. Все знали друг друга в лицо. Мы там встретили много хороших знакомых.

У Нади сразу улыбка расцвела. Мы все время смеялись и разговаривали — Надежда, я, Вика, Ира Осадчая.

Вдруг я увидела Илюшу. Я говорю: \»Илюша, что случилось, почему ты здесь?\» А он мне отвечает: \»Да вот мы решили последний раз в Дольфи сходить, и потом поедем в \»Yellow\». И у него такое злое лицо…

Я говорю: \»Илюша, что-то не так?\» А он мне: \»После дискотеки поговорим\». Я говорю: \»Что случилось? Скажи сейчас\». Он — мне: \»Я тебе сказал — после поговорим!\» Потом вдруг говорит: \»Помни, что я тебя любил и всегда буду любить\». Я говорю: \»Ты что, больной, — такое говорить?\» А он мне отвечает: \»Ты какая-то странная в последнее время\». И я ему сказала: \»Я тебя тоже люблю\». Илюша в этот день был таким красивым! Он постригся, купил себе новую красную майку, новые штаны, новые туфли. Я ему говорю: \»Илюша, ты такой красивый сегодня! О чем ты хотел поговорить?\» А он: \»Ничего, я просто посмеялся\».

Мы посидели, и Рома… Рома у нас был любитель девушек. Он мог встречаться со всеми девушками сразу. Рома увидел кого-то в толпе. И потянул с собой Илюшу здороваться.

Девушек только до двенадцати пускали бесплатно. В пять минут первого пришлось бы платить. И поэтому столько много было около входа именно девочек. Парни пропускали их вперед. Своих девушек, не своих, знакомых — привыкли пропускать их первыми, чтобы они прошли бесплатно. Мы сидели на корточках, потом встали. Я сейчас благодарю Бога, что встали, потому что, если бы не встали, то осколки, которые попали в ногу, не дай Бог, попали бы в голову.

Я стояла сбоку, с Илюшей почти за руку. Илюша стоял прямо около входа. Я ему сказала: \»Илюша, иди сюда, я хочу тебе пару слов сказать\». Он мне говорит: \»После дискотеки поговорим\». Я подхожу, нас спрашивают — сколько вас? Илюша оборачивается, говорит — ой, нас много, человек двадцать. Мы стоим, еще минута прошла. А потом я не помню, что было. Взрыв. Долгое время я не могла спать.

Моя первая мысль была — что это петарда. Потом смотрю — кровь, люди кричат, разбегаются куда-то. Я смотрю вниз. Передо мной ползет девочка, у нее вся спина в крови. Я стояла напротив стоянки. Смотрю на машину, а там кровавые отпечатки ладошек. И потом вижу ногу. Думаю: нога… а где же человек? Смотрю дальше, и не могу понять: человек лежит на человеке, и все разбегаются, кто куда.

И тут я вижу лежащего Илюшу. Наверное, это меня так поразило, что я начала убегать. По дороге я снимала с себя куски мяса, стряхивала их с джинсов.

Там, рядом с дискотекой — киоск, а возле него — столики с лавочками. Я села на лавочку, и тут вижу, что одного мальчика перевернули, и понимаю, что это Илюша. Я бегу обратно. Мне надо найти его!

Меня остановила полиция. Я хочу их оттолкнуть, они меня сажают обратно. Сажают рядом со мной одного из охраны, говорят: следи за ней, она все время убегает куда-то. Я им кричу — найдите Илюшу! Найдите Надю! Найдите Рому! Называю фамилии — они мне говорят — мы не можем тебе никого найти сейчас. Мы просто никого не знаем. Я им говорю — я хочу увидеть моих друзей!

И тут ко мне подносят мальчика, потом я узнала, что это Максим. Охранник мне говорит: \»Ты с ним поговори, потому что он может отключиться\». Я начинаю с ним разговаривать. Он говорит: \»У меня там малый\». Друг у него был младше него, но он ему как брат был. Я ему говорю: \»Все будет хорошо с твоим малым\». Он мне говорит: \»Меня, наверное, не вылечат, я турист\». Я говорю: \»Вылечат\». Он говорит: \»Мне, наверное, надо маме позвонить\». Я даю ему телефон, а он не хочет брать. И путается в мыслях: то он хочет звонить, то не хочет. Тут он мне показывает руку, а у него там были большие раны, мясо висело на руке, он говорит: \»Что у меня там?\» И у меня такая мысль, не надо сеять в человеке панику. Я говорю: \»Царапина\». Он меня спрашивает: \»А что у меня с ногами?\» А у него было два перелома, и сейчас у него стоят пластины на ногах, чтобы он ходил. Я ему говорю: \»Все нормально с твоими ногами\». Хотя крови под ним было очень много. Он уже был белый, у него глаза закатывались. О чем мы еще говорили — я не помню, помню только, что он хотел маме позвонить.

Потом к нам подошли люди с амбуланса (\»скорая помощь\»), и хотели меня забрать, а я говорю, что со мной все в порядке, забирайте его. Его унесли первым. Потом меня поднял какой-то парень и отнес к амбулансу. Я постоянно искала глазами: Илюшу, Рому, Надю — кого-нибудь из друзей, но не могла никого найти. И помню эту картину, которая стоит у меня перед глазами: Илюша лежит, руки, ноги, кровь… Запах — это не просто запах гари, это запах крови и смерти. Именно в тот момент я почувствовала, что такое запах смерти.

Потом смотрю — у меня по ноге кровь течет, половина джинсов у меня уже в крови. Но темно и не видно, откуда она течет. Я сижу, мне дают воду, я ее пью. На голове маленькая ранка, но глубокая, из нее тоже много крови вытекло. Я помню, что меня посадили в амбуланс, рядом со мной лежал парень, и еще девочка сидела какая-то. Все сидели тихо. Просто у меня уже начала сильно болеть нога, меня стало кидать то в жар, то в холод. И был страх: где мои друзья? Мы едем, и я только молю Бога — быстрее бы доехать.

— Физически — что-то подорвалось во мне самой. Я всегда думаю только о наших детях. Что они чувствовали в этот ужасный момент? Боль? Страх? Я не знаю. Поэтому места себе не могу найти. Может быть, ему было больно, а может, он даже и подумать ничего не успел.

Я живу. Хотя разве это жизнь? Очень трудно отвлечься, даже несмотря на то, что есть родственники, знакомые, друзья. Но… Я не знаю, как можно с этим справиться, потому что… нельзя смириться с тем, что его нет. Я очень чувствовала его. Он мог ничего мне не рассказывать, а я по глазам уже знала, что произошло: или он с девушкой поссорился, или что-то на работе случилось. Мы очень были близки. Очень. Он всегда говорил, мама, как ты так меня понимаешь? Откуда ты это знаешь?

У нас были совместные планы, а сейчас… Все остановилось. Младший сын один остался. Он – инвалид детства. Мы ведь тоже не вечные, и я всегда думала, что Илюша будет с ним. Старший брат. Я была спокойна за будущее малыша. А сейчас — нет будущего. Я понимаю, что мы должны все силы бросить на то, чтобы поднять второго сына. И конечно, любовь, ласку, внимание — все это он видит. Но в сердце нет второй половины.

Мы приехали сюда 18 ноября 1992 года, из города Кентау, сейчас от него ничего не осталось. Приехали ради ребенка младшего.

Надо сказать большое спасибо врачам, что поставили на ноги ребенка. Вернули детство. Мы не ехали за большими деньгами, или, там, за порцией колбасы. Мы ехали, потому что нам надо было поднимать на ноги ребенка-инвалида.

А теперь… У нас теперь два места, куда мы ходим постоянно: к памятнику на месте, где произошел теракт, и на его могилу. Куда уедешь? Как можно его оставить? Мы уже будем до конца своих дней тут. Простить потерю ребёнка – невозможно. Мстить? Этим сына не вернёшь…

— Простить? Арабов? Никогда и ни за что в жизни. Какими хорошими они бы ни стали. Я не знаю, когда в Израиле был первый теракт, но за время моей жизни в этой стране — а я здесь полтора года — я слышала столько!

До \»Дольфи\» я не так обращала на это внимание. Но после \»Дольфи\», когда я ощутила это на себе, я стала по-другому к этому относиться. Мне больно за тех людей, которые до сих пор теряют своих родных. За это убийцам нет прощения. Я могу простить всех, кроме арабов. Я думаю, любой человек на моем месте скажет то же самое — НИКОГДА!