Уравнение элит

Нет нужды объяснять, что вопрос о природе властвующих элит, об их качестве является определяющим при рассмотрении любых проблем, связанных с государственно-политическим устройством. Именно элита ответственна за все происходящее в обществе, по этой причине политическую элиту сущностно характеризуют не привилегия и материальные блага (как привыкли считать многие), а готовность (или неготовность) вовремя уйти с политической сцены, предоставив атрибуты и инструменты власти тем, кто придет ей на смену.

Все более очевидно, что отягощенные советским происхождением режимы не способны окончательно \»вписаться\» в рамки нового либерального формата, предложенного им в свое время в обмен на безоговорочную идеологическую капитуляцию. Что-то явно не западное, “автохтонное” проглядывает в речах и поступках, какой-то тонкий, едва ощутимый цивилизационный остаток мешает им быть безоговорочно “своими” и “равными” среди западных коллег. Даже публично отрекшись от коммунистического прошлого, бывшие партийные бонзы не в силах изменить саму природу доставшихся им институтов власти, перечеркнуть континентальную традицию, насчитывающую не одну тысячу лет. Не здесь ли, в зазоре между разными цивилизационными моделями властвования, лежит причина взаимного непонимания и внутреннего конфликта, выливающегося время от времени в “спонтанные” смены режимов, какие произошли в Грузии, на Украине, наверняка активно готовятся в других странах? Когда имеешь дело с заокеанскими “друзьями” и “партнерами”, нельзя ни на минуту забывать, что их планы обусловлены не наивно-бескорыстным желанием помочь нам улучшить нашу жизнь, — отнюдь, прежде всего ими движет собственная выгода и твердые геополитические интересы. В этой связи можно сформулировать закон геополитической комплиментарности: чем серьезней международная ситуация, чем отчетливее проступает ее “геополитический фундамент”, тем сложнее становится “многовекторно” лавировать между молотом и наковальней геополитических полюсов. Это значит, что усидеть сразу на двух стульях можно лишь в очень короткий по историческим масштабам срок – пока “тектоническое” напряжение не достигнет некоторой критической точки, и не выльется в очередное открытое геополитическое противостояние. Актуальную казахскую этноэлиту можно представить так: “Та, которая сидит на двух стульях”… Это касается не только ее стремления перенять западный стиль жизни для себя, но и в попытках переосмыслить категории политического в терминах западной политэкономической традиции, и перенести на нашу почву вроде бы всем известные, а на самом деле совершенно чуждые цивилизационные концепты. Например, Etat Nation.

В отличие от европейских народов (по сравнению с которыми, как сказал бы Л.Н. Гумилев, мы находимся в совершенно иной стадии этногенеза), евразийские этносы совсем недавно узнали, что такое \»национальное государство\». И, по правде говоря, очень удивились. Ведь у нас всегда было совсем по-другому. Континент порождал глубинные цивилизационные импульсы, избирая тот или иной народ, то или иное государственное образование в качестве основы для кристаллизации принципиально единой и неделимой евразийской имперской структуры. “Когда Вечное Небо даровало нам силу, и она стала огромной, то подчинили весь мир, дабы навести Порядок и установить Закон”. Поэтому, по меньшей мере, забавными выглядят попытки приписать тому или иному отдельному национальному образованию “самую древнюю историю” и, соответственно, “древнейшую государственность” (тюрки, например, это “предказахи”; улавливаете логику? и выводы?). Непредвзятый взгляд показывает, однако, что на наших скрижалях не отмечены записи о \»чисто национальных суверенитетах\» и нет у нас вообще какого-либо естественного стремления к обособлению, самозамыканию и “национальному эгоизму” (это позднеевропейская, французская идея, концепт исчерпанной на сегодняшний день эпохи Модерна), — но зато у нас буквально в крови великолепная, полная драматических коллизий, взлетов и падений летопись становления целеустремленного суперэтнического единства.

Мы знаем: по этому единству и был нанесен основной удар геополитического противника. Divide et impera, “разделяй и властвуй” — безотказный, поистине дьявольский способ парализовать волю, смешать стройные ряды вчерашних единоверцев в жалкое скопище деморализованных, движимых центробежным инстинктом самосохранения людей. Людей, утративших привычные символы жизнеутверждения, потерявших общность идеалов. В черной яме 90-х была окончательно похоронена имперская самоидентичность локальных евразийских этноэлит, произошло их перерождение под мощным давлением внешних факторов (вот уж поистине “критическое” десятилетие), в результате политический класс на постсоветском пространстве превратился в химеру независимо от провозглашаемой идеологии. Его величество Доллар устами теоретиков неолиберализма провозгласил “конец всех идеологий”.

Мы помним: в этот момент впервые всерьез заговорили и о “конце истории”, поскольку с падением СССР со всякой романтикой, с любыми альтернативными вариантами политической антропологии было действительно покончено. Хотя, разумеется, это произошло не вдруг, не за один день, — великое евразийское государство расшатывалось и подтачивалось методично и последовательно на протяжении нескольких десятилетий. Вопрос стоял не только и не столько о достаточно поверхностной “идеологической конкуренции” социализма и капитализма. Речь шла о глубинном противостоянии непримиримых геополитических и цивилизационных антиподов. Последний оплот традиционной идеократии встречался в смертельном поединке с древним морским чудовищем, континентальный Порядок противостоял силам рыночного Хаоса, в мифологических сюжетах-архетипах однозначно связанного с инфернальными модусами существования, олицетворяющего мир “космических вод, Теней, Ночи и Смерти”…

Видимо, такова уж “логика перемен”, что в решающий момент перевес оказался на стороне США. У победившей Америки появились реальные рычаги контроля над планетой, над человеческим сообществом посредством пролиферации влияния на уровне местных этноэлит, открытых всем геополитическим ветрам вследствие нарушения целостности континентальной геополитической “брони”. (Первый закон геополитики гласит: “Кто контролирует евразийский Heartland, тот контролирует весь мир”). Произошло перераспределение системных связей и грубо-принудительное изменение \»геополитической ориентации\» — та цена, которую пришлось заплатить, чтобы не потерять влияние и удержаться на плаву в ситуации катастрофического распада. Термин “навязанное развитие” (imposed development) точно передает сущность этого недвусмысленного положения. Не надо тешить себя иллюзиями, мы так и остались периферией — только теперь по отношению к новому центру, и в том, что нам на голову свалился “суверенитет”, нет ни малейшей нашей заслуги, — это, в геополитическом смысле, сугубо негативный результат геополитического противостояния, Холодной войны, закончившейся, увы, поражением континентального проекта.

Отныне именно здесь, в отношениях мирового господства/подчинения, лежит центр тяжести современной геополитики, скрытые и явные ее механизмы.

Итак, речь идет об уравнении элит, которое еще предстоит сложить, записать и решить, чтобы те, кто придет завтра, знали настоящую, а не “адаптированную” историю своих предшественников. Историю легендарных побед и сокрушительных поражений. Бурную и противоречивую историю ушедшего двадцатого столетия. Оно начиналось в очистительном большевистском пламени Революции (тупоголовым буржуа никогда не понять, что и насилие бывает священным), и кто мог знать тогда, что все завершится, сойдет на нет через пару поколений, обратившись кромешным мраком навязанных чужой враждебной волей постыдных \»реформ\». Сколько громких имен и выдающихся судеб! Эти пассионарии, эти настоящие воины духа героическим горением, революционным усилием своим создали великий задел… Мы до сих пор живем, пользуясь (в материальном и культурном смысле) по инерции плодами того, что теперь именуют чуть ли не периодом оккупации. И что же? Вот оно, поколение next, перешагивает черту “миллениума”, и теперь уже всем известные имена “сыновей чиновников и писателей” звучат уже в другом, “рыночном” контексте: мы находим их среди алчных банкиров — ублюдков и нелюдей, полукриминальных нефтяных баронов, интеллектуально недоношенных, но профессионально болтливых \»политологов\», фатально бессмысленных \»депутатов\»… Субпассионарные крысы, пораженные западным вирусом комфортного разложения. Ничего не поделаешь, цикл этой элиты близок к концу, творческая энергия, когда-то ключом бившая в подвигах и деяниях дедов и отцов, иссякла безвозвратно. Пришло бесславное время охраняемых особняков, пустопорожних диссертаций и позолоченных унитазов.

Им бы почаще задумываться о той ответственности, что лежит на них по факту рождения, повнимательней всматриваться в пожелтевшие снимки из семейных фотоальбомов… Может, не пришлось бы тогда напоминать забывчивым внукам слова Л.Н.Гумилева: “Уважение к предшественникам состоит в том, чтобы продолжить их подвиг, а не забывать о том, что они сделали и для чего”. Иначе ни за что и никогда все эти “орлы”, “барсы” и “тигры” не дали бы загнать себя, как стадо баранов, в стойло \»общечеловеческих ценностей\»…

Образно говоря, все \»ценности\» теперь стекаются широкой рекой в одно конкретное и примечательное место, название ему — Соединенные Штаты Америки. Профессор А. С. Панарин, проанализировав создавшуюся ситуацию, пришел к совершенно четким выводам: \»Главной характеристикой новой политической, экономической и интеллектуальной элиты является то, что эта элита мыслит и действует не как национальная, а как глобальная, связавшая свои интересы и судьбу не с собственным народом, а с престижной международной средой, куда она в обход этого народа стремится попасть. (…) Самое важное здесь состоит в том, чтобы понять неразрывную связь между туземными \»реформами\», отдающими все национальное достояние в руки властных приватизаторов, и глобальной \»реформой\», обеспечивающей последующую передачу этого достояния в руки действительных хозяев мира. (…) Национальные (точнее в данном случае было бы сказать — антинациональные) элиты получают возможность попасть в разряд мировой финансовой элиты, пользующейся всеми возможностями, открытыми глобализацией, только выступив в роли продавцов важнейшего стратегического товара — национальных территорий и ресурсов\».

Трудно не согласиться с тезисом, что рассматривать местную политическую интригу вне связи с ее глобальной матрицей — заведомо бесполезное занятие, поскольку Система сегодня представлена на глобальном — \»имперском\», если здесь уместно будет вспомнить концептуальное переосмысление этого термина А.Негри — уровне, а все локальные этносуверенитеты, \»выпавшие в осадок\» на месте былых суперэтнических образований, отнюдь не самодостаточны, а связаны с ней вполне вассальной зависимостью. Интернациональное финансово-олигархическое лобби качественно превосходит уровень и возможности любых национальных правительств, поскольку оперирует финансовыми потоками (этим современным эквивалентом понятия силы) в планетарном масштабе. От собственно политики в прагматично выстроенном здании остался красивый фасад — а речь за этим фасадом ведется все больше о процентах, барышах и “откатах”.

Капитал сокрушил все национальные стены и разнес все \»суверенитеты\» в пух и прах. Но сначала было покончено с суверенностью, которая связывала народы с их историческим прошлым, с миром предков, мифов и снов. Поскольку суверенность — достояние народа, его необходимо было разложить на поверхностно-рациональных \»атомарных индивидуумов\», чтобы обезопасить узурпировавших функции управления торговцев от любых форм организованного коллективного сопротивления. В урбанистической клоаке пост-современности всякие осознанные проявления органичной коллективной идентичности тонут в липком бихевиористском мареве искусственно культивируемых “желаний” и “потребностей”. Которые, впрочем, можно удовлетворить за сходную цену, посетив ближайший супермаркет. Вездесущий характер этой \»био-политической\» власти очевиден. Речь идет о сбывающейся на наших глазах либеральной утопии, вознесшей на самый верх социальной пирамиды человеческий тип, наиболее соответствующий представлениям либералов об \»идеально организованном обществе\»: это тип расчетливого, начисто лишенного какой-либо \»гуманности\» торговца, без родины, без религии и без идеи, единственной задачей его после завоевания мировой власти стало получение сверхприбыли, невозможное, в свою очередь, без совершенствования механизмов контроля над человеческим сообществом. В том числе и над государствами как местными \»филиалами\» всемирной торговой сети.

Существующие пропорции государственного устройства настолько искажены, что пробиться к нормальным, традиционным для нашей евразийской цивилизации моделям властвования становится все труднее. Но пока это возможно, нужно приложить максимум усилий для этого, в противном случае цивилизационная и интеллектуальная деградация элит станет необратимой. Ситуация в самом деле достаточно странная – если учитывать все произошедшие за последние несколько лет знаковые события, от оккупации Ирака до готовящейся большой войны за окончательное мировое господство – при этом большинство “экспертов” до сих пор умудряются засорять нам мозги, твердя с экранов о “ценностях демократии” и “мировом тероризме”, уводя дискурс в сторону от действительно важных вещей. Например, от разговора о суверенности. Если бы эти “эксперты” не были бы, мягко говоря, столь ангажированы и потому пристрастны, мы могли бы услышать массу интересных вещей по этому поводу. Мы бы, наконец, осознали, что суверенность – это качество, через которое проявляется укорененность народа в цивилизационном ландшафте, то трансцендентное начало, что питает корни могучего Древа. Мы бы бросили внимательный взгляд на собственную историю, и удостоверились бы, что носителем суверенности выступает народ как органическое целое, а его элита — призвана выполнять роль квалифицированного меньшинства, хранителя \»завета\» своего народа с его небесным архетипом, с его \»богами\», духовными ценностями и нравственными императивами. На языке геополитики суверенности соответствует понятие геополитической субъектности, то есть способности народа и государства выступать в качестве самодостаточной и самодовлеющей инстанции, активно отстаивающей свой Проект перед лицом любого внешнего врага. Суверенность — это воинственный пассионарный вызов, брошенный инертной массе, пустоте и энтропии, это воплощение мужской воли к иерархии, самодисциплине и завоеванию. Не надо ничего придумывать, все века и тысячелетия нашей истории наглядно демонстрируют нам, как нужно строить государство, и на кого необходимо при этом опираться. Традиционное разделение власти на духовную и светскую, \»жреческую\» и \»царскую\» передает, с одной стороны, идею сохранения и передачи знания о своей судьбе, о своей высшей задаче, а с другой — реализацию этого знания и претворение этой судьбы в тех или иных государственных формах и в конкретной исторической ситуации. Повторим: мудрецы знают, правители и воины действуют, а не торгуют или крадут. Только так и никак иначе.

Разумеется, никакой \»независимостью\», а тем более суверенностью, в актуальной ситуации и не пахнет, и соглашаться с существующим положением, а тем более, — превозносить его может либо законченный недоумок, либо двуличная преступная свинья, ангажированная Системой. Давно миновали времена, когда лозунги \»свободы, равенства и братства\» двигали массами во имя прогресса или чего там еще… Теперь все куда более прагматично и \»технологично\»…

Эта фраза режет слух своей откровенностью, но в ней сосредоточена самая суть момента: мир стремительно превращается в подобие вселенской мегакорпорации-мегамаркета, а местные (\»туземные\», как их называет профессор Панарин) этноэлиты — гордые носители испаряющегося \»суверенитета\» (со всей своей старомодной пышной атрибутикой) — превратились в заурядных надсмотрщиков над собственными гражданами, приторговывая заодно природными ресурсами (которые им лично вовсе не принадлежат) и национальными интересами.

Характерно, что деятели новой волны часто привлекают в качестве аналогии политического устройства понятие \»акционерное общество\», когда пытаются теоретически обосновать эксперименты с “реформированием”, то есть переиначиванием всего и вся на атлантистский манер. Возможно, с точки зрения прирожденного торговца все действительно видится в рыночном ракурсе, но при этом почему-то замалчиваются все прочие стороны социальной жизни, как второстепенные и по сути факультативные \»излишества\». При этом игнорируется все историческое и духовное наследие евразийских народов: благородство традиций очерняется под ярлыком “авторитаризма”, холистские иерархические ансамбли целеустремленного социокосма выдаются за “тоталитаризм”, а в качестве альтернативы нам предлагают супермаркетно-крысиный потребительский набор со штампом “made in USA”.

Вышеупомянутая \»классификация” постсоветские властные элиты инерционного типа относит к ЗАО (\»Закрытое акционерное общество\»), а новоиспеченных либералов-оппозиционеров, соответственно, — к ОАО (\»Открытое акционерное общество”). Ну совсем как попперово “Открытое общество и его враги”… По имплицитно предложенной логике будущее, естественно, принадлежит более молодым, энергичным и \»продвинутым\» акционерам ОАО… При этом называют ли их \»технократами\», \»демократами\» или как-то еще, внутренняя природа рвущейся к власти новой буржуазии остается неизменной — это вполне узнаваемые представители неолиберальных кругов, точный слепок с западных \»новых хозяев\» мира, и в какие бы одежды они не рядились, их всегда можно узнать по картавому демократическому слэнгу, на котором они предпочитают изъясняться, да по тому специфическому \»аромату дерьма и доллара\», что витает над местами их шумных собраний.

Гарантированная запроданность и вестернизированность элит превращает политические процессы национального масштаба в простую формальность. В самом деле, какие бы страсти здесь не кипели (в конце концов, надо же чем-то заполнить досужие мозги знатоков политической сплетни), это не более чем \»дань традициям\», или, скорее, удобная форма прикрытия интереса действительно господствующих сил. Правительства, парламенты, демократические права (можно перечислить много других громких слов) — может ли все это иметь какой-то вес и какой-то смысл, если реальные решения принимаются совсем другими персонажами и на ином уровне — на уровне глобальном, и теми, кто все это успел прибрать к рукам? “Где сокровище ваше, там будет и сердце ваше”. Тут нечему удивляться, — в эпоху торжества \»рынков\» в товар — источник \»коммерческой прибыли\» чудесным образом превращается абсолютно всё, чем так или иначе можно \»владеть\» в стихии \»свободного предпринимательства\»: для чиновника это будет его должность и связанные с ней возможности, для журналиста — умение гладко писать \»на заданную тему\», а для \»оппозиционного\» политика — его страстное желание \»продолжать реформы\» и \»добиваться демократии\». Разумеется, все это в рамках Системы, тайные пружины которой остаются всегда \»за кадром\» пост-политического спектакля.

…Только снова, как когда-то, едва уловимое дуновение проносится в воздухе, наполняя его особой вибрацией, которую ни с чем нельзя спутать, — и пьянит сердце, бередит кровь древними, словно сама Степь, напевами. Помните — “самые тихие слова — те, что приносят Бурю” …В них слышится отзвук всех прошедших эпох, всех проигранных битв, в них жива память о вождях и героях, благородных носителях евразийской Харизмы-Хварны, и эту память, эти гены не стереть никакими макдональдсами и рамсторами. Возможно ли отрицание существующего в рамках предложенной \»порождающей модели\»? Имеет ли евразийское уравнение рациональное решение? Что-то вроде \»шахматной доски\» на манер Бжезинского — или все-таки внерациональная и сверхрассудочная логика сердца, магическая арифметика бескрайних евразийских просторов, разговаривающих с нами языком мифа и тайны? Бессмысленно искать здесь “простые и ясные” ответы, но при этом нужно помнить — тут ничто не случайно, и каждая деталь исполнена особого смысла, напоена звонкими родниками духовных энергий. Не об этих ли невидимых энергиях писал Гумилев, называя их импульсами пассионарности?