“Точка невозврата” — президентские выборы.
В этом году, кроме 20-летия рождения всех постсоветских государств, исполняется еще один юбилей.
Юбилей событий, которые привели, в итоге, к самому кровопролитному конфликту в постсоветской Средней Азии. И одному из самых кровавых во всем бывшем Союзе – гражданской войне в Таджикистане.
Почему я решил обратиться к этой теме? При том, что отечественная публика, на всех ее “этажах”, никогда особо внимательно не смотрела в сторону всех наших южных соседей. Похоже, что не слишком смотрит и сейчас, хотя после киргизских потрясений, все же, кое-что изменилось. Но в целом продолжает работать инерция эйфории 1990-х. Когда казахстанской политической элите и значительной части общественности, на почве внушенных им извне представлений о казахстанском “нефтяном великолепии”, нравилось считать, что Вашингтон и Лондон к Алматы (Астане) “ближе”, чем Ташкент, Бишкек или Душанбе. А такие настроения очень “заразительны” и устойчивы. Тем не менее, смотреть в сторону соседей надо, в том числе, чтобы использовать историческую возможность поучиться на чужом опыте. Или может выйти себе дороже.
Строго говоря, определить точную дату начала гражданской войны в Таджикистане непросто. Первые вспышки массового насилия случились в 1990-м, а настоящий гражданский конфликт начался чуть позже, в первой половине 1992-го. Но в 1991-м уже все процессы, к нему приведшие, были запущены.
“Точкой невозврата” на этом пути стали первые, по настоящему альтернативные, президентские выборы в ноябре 1991 года, на которых победил ставленник официоза Рахмон Набиев. Оппозиция обвинила власти в фальсификации. Несколько месяцев ситуация балансировала на грани открытого гражданского конфликта, но долго такое продолжаться в условиях ухудшения экономической ситуации не могло. И весной 1992-го сорвалось.
“Замазанные” линии разломов.
Душанбе периода “развитой перестройки” — самого конца 1980-х — мало чем отличался от других восточных городов СССР. Что очень скоро здесь польются реки крови, невозможно было представить. Люди спорили, но вполне миролюбиво, на темы, о которых тогда спорил весь Союз: роль КПСС, демократизация, явно углубляющийся экономический кризис. Молодежная кампания, в которой я тусовался тогда, была абсолютно интернациональна. Как и публика на улицах. Учитывая специфику темы этой статьи, подчеркну – как и очереди за спиртным в магазинах.
Хотя все “линии разломов”, по которым пошел разрастаться конфликт в Таджикистане, существовали в республике задолго до него.
Начну с клановости и регионализма. Они были в Таджикистане всегда, беря свое начало даже с добольшевистского форматирования местного общества. Об этом так много было написано московскими экспертами в ходе и после гражданской войны, что останавливаться на этом особо нет смысла. Отмечу только – центральная власть, пока была сильна, смогла эти явления упорядочить. Но не отменить.
Исламское движение. Оно также существовало задолго до гражданской войны. Харизматический лидер исламской оппозиции в Таджикистане, Саид Абдулло Нури, подвергался гонениям КГБ еще в 1970-х годах, при том, что даже он не был основателем этого движения. Кстати, были в нем весьма интересные фигуры, например, Мухаммаджон Рустамов. Интересно, звучит ли это имя в околорелигиозных дискуссиях у нас, в Казахстане? По крайней мере, на открытых экспертных тусовках я его не слышал.
Национализм. Большое количество смешанных межэтнических браков, при чем, в “обе стороны”, бросалось в глаза в Душанбе даже в 1990-м. Мои друзья, жившие там, до сих пор отмечают – это было не только возможно, это было модно. При том, что тогда в Таджикистане, конечно, уже шли дискуссии, как и по всему Союзу, на тему “кто кого кормит”, и “смогут ли местные без пришлых”… Не берусь оценивать весь советский период, но к концу СССР в Таджикистане, в целом, не было очень острых межнациональных проблем. Городская таджикская интеллигенция была в значительной части русскоязычна, вполне толерантна к другим народам. И, на мой взгляд, не очень религиозна.
В целом, ситуация в стране была сложна, но, казалось, не обречена фатально на то, к чему, в итоге, пришла.
Внезапное начало
Когда в феврале 1990-го я из СМИ узнал о беспорядках в Душанбе, был очень удивлен. Поводом стало якобы планировавшееся властями переселение в таджикскую столицу армянских беженцев из Баку. При чем, я, сколько ни интересовался потом – было ли у властей действительно такое намерение, или просто кто-то запустил такой слух, так и не услышал убедительного ответа. Но, как бы там ни было, армяне стали лишь поводом. Сразу же выступления переросли в антиправительственные, с требованием отставки коммунистического руководства, а потом пошли погромы, типичный бандитизм. Есть мнение, что организованы они были КГБ, об этом успели появиться публикации еще в советской прессе. Но, на мой взгляд, это не принципиально. В условиях ослабления власти и ухудшения социально-экономической ситуации кто-нибудь – не власть, так какая либо из оппозиционных групп — обязательно бы воспользовался такой “политтехнологией”. А может, все произошло действительно стихийно.
Но последствия февраля оказались очень серьезными, это действительно стало прелюдией к войне.
Помимо прочего, февральские события, продемонстрировав слабость власти, стали катализатором эмиграции русского и русскоязычного населения. Мои знакомые и друзья, в массе своей, именно тогда приняли решения об отъезде, хотя некоторые “додержались” даже до конца гражданской войны. Другим ускорителем этих процессов стала политика “таджикизации”. При этом, даже лидеры исламской оппозиции не ратовали за выход из СССР, это публично признавал сам Тураджон-зода. Процитирую воспоминания моего друга, бывшего душанбинца:
“Они, я думаю, понимали, к каким социально-экономическим последствиям это приведет. И поэтому акцент делался на возрождении религии, языка, культуры, но отнюдь не на разрыве социально-экономических связей с Москвой. Хотя на бытовом уровне многим таджикам казалось, что они содержат Россию, что это они ее кормят… Другое дело, что они как-то торопливо начали проводить политику «таджикизации» что, естественно, вызвало отторжение у русскоязычной публики”.
Русские, немцы евреи, татары поехали из республики так быстро и в таком количестве, что когда я в следующий раз оказался в Душанбе, это был уже совсем другой город, с иной “этнической картиной”, куда менее “мозаичной”. Естественно, что затронули эти процессы и другие регионы республики. Чуть позже, но дошли они и на север Таджикистана. Как таковая перестала со временем существовать и большая, с давней историей, русская община Ленинабада, хотя военных действий там не было. То же случилось даже в почти сплошь населенном русскими и русскоязычными Чкаловске.
Нельзя не упомянуть о тех проблемах, к которым привела быстрая и массовая эмиграция. Снова воспоминания друга:
“Эмиграция специалистов была одним из факторов, из-за чего в 1992 году значительная часть Душанбе осталась вообще без отопления. Я помню пришел как-то в качестве журналиста на «Восточную котельную» узнать когда же дадут тепло. Главный инженер показал мне огромные турбины и сказал: «Они намного более сложно устроены, чем двигатель самолета. А ремонтировать их некому». До сих пор эта часть города сидит без тепла”. “Из-за отъезда учителей мы вынуждены были оправить в Россию сына – учиться… А потом и жена с дочкой уехали”.
Но самое главное последствие оттока русских и русскоязычных было не в остановившихся турбинах.
В условиях отсутствия гражданского общества полиэтничность часто выполняет функцию тех самых “сдержек и противовесов”, не давая развиваться внутриэтническим конфликтам. Мне кажется, что так и было в Таджикистане, где наличие большой русскоязычной общины сдерживало рост внутритаджикских противоречий. А потом русские в массе своей быстро “стронулись”, но проблемы общества и страны от этого не исчезли.
Опять слова бывшего душанбинца: “страна ничего не выиграла от массовой эмиграции, разве что на некоторое время ослабла жилищная проблема. Ослабла, но не решилась — все домостроительные комбинаты приказали долго жить”.
Но, на мой взгляд, даже тогда еще оставалась возможность остановить разрастание конфликта. Хотя, условное наклонение в истории…
Кстати, знал я и таджиков, уехавших из страны еще до гражданской войны. Как правило, люди были с хорошим образованием, и все они неплохо устроились в России. Таджикское общество уже тогда теряло свою эффективную прослойку.
Уроки
Сам ход войны достаточно часто описывался, нет смыла обращаться к нему снова. Интересно, что закончилась война все же политическим компромиссом, во что, пока она шла, невозможно было поверить – взаимное ожесточение было исключительно высоко, и ни один из моих собеседников в ходе командировок в Таджикистан во время войны не предполагал такого исхода.
Главное – ее уроки.
Стоило ослабнуть центральной власти и выстроенной ею системе отношений, как региональные кланы бросились в борьбу за перераспределение власти и денег. И даже в такой компактной и, в общем, бедной республике, как Таджикистан, это привело к масштабному конфликту. Обострился этнический вопрос, а это, так или иначе, но в условиях системного кризиса ведет к еще большему ухудшению общей ситуации – либо через межэтнический конфликт, либо через массовую эмиграцию. Религиозное движение, до того вполне контролируемое властями, резко усилилось, за очень короткий срок став самостоятельной и очень влиятельной силой. Кстати, демократические силы в ходе войны оказались союзниками исламистов, что выглядит парадоксом только на первый взгляд.
Кстати, люди часто оказывались по ту или иную сторону “баррикад” вне зависимости от их официальной корпоративной принадлежности. Например, среди сотрудников таджикского КГБ были как те, кто воевал на стороне оппозиции, так и поддерживавшие власти. Поэтому вопрос об эффективности спецслужб в период исторических переломов не главный, в отличие от вопроса об идентичности их сотрудников. Как и вообще граждан страны, конечно.
Главный вывод, который нужно вынести из этой истории, в том, что в авторитарных странах, в период ослабления центральной власти (а оно происходит объективно, вне желания и планов ее носителей), активизируются все проблемы, которые имманентно присущи обществу. И единственное “противоядие” здесь – развитое гражданское общество, в рамках которого сохраняется способность к диалогу. Да еще – местное самоуправление.
***
© ZONAkz, 2011г. Перепечатка запрещена