Астана. 27 ноября. КазТАГ – Жанболат Мамышев. Власти Казахстана сохраняют позитивные прогнозы по росту экономики в ближайшие годы, рассчитывая на высокие цены на нефть и разработку Кашагана. Но с какими рисками может столкнуться экономика республики с учетом интеграционных процессов и других факторов? Об этом в интервью КазТАГ рассказала директор центра макроэкономических и прикладных экономико-математических исследований АО “Институт экономических исследований” при министерстве экономики и бюджетного планирования Сара Алпысбаева.
***
— Каковы ваши прогнозы по росту ВВП Казахстана и другим макроэкономическим параметрам в 2013-м и 2014 году согласно базовому сценарию и негативному? Как вы оцениваете вероятность того, что пессимистичный сценарий станет реалистичным?
— Мы ведем прогнозы, которые разрабатывает министерство экономики и бюджетного планирования. Я думаю, что они вполне реалистичны: рост 6% в 2013 году и в 2014 году при среднегодовой цене на нефть $100/баррель. В этом году за три квартала рост ВВП составил 5,7%. Большие надежды возлагаются на IV квартал. Учитывая, что сельское хозяйство в этом году очень хорошо выросло – где-то на 6,6%, и идет постепенный рост инвестиций в экономику, это очень хороший показатель. В прошедшие годы, несмотря на то, что рост был достаточно хороший – 7-7,5%, динамика инвестиций была слабая, а, как известно, потенциал будущего роста закладывают именно инвестиции. Через определенный промежуток времени, скажем, через год, мы увидим эти результаты. Нет инвестиций – не будет роста.
Что случится, если вдруг какие-то непредвиденные обстоятельства? Пессимистичный прогноз: $80/баррель – тогда рост составит меньше 2%.
— Менее 2% составит рост ВВП, а сколько именно: 1% или 1,5%?
— Наверное, 1,5% при $80/баррель.
— Какие наибольшие риски вы видите для экономики республики в следующем году?
— Если все-таки мир не будет выходить из кризиса, или будет двигаться очень медленно, то, естественно, это сдержит наш экспорт. То есть, в мире станут меньше потреблять сырья. Это, наверно, главный риск. Даже если цена на сырье будет держаться более-менее, но спрос будет падать, например, Китай или Европа замедлятся, как основные потребители нашего экспорта, то в этом случае, конечно, правительству нужно будет принимать дополнительные меры.
Четыре основных агента, которые влияют на рост экономики: это государство, которое может увеличить свой спрос; домохозяйства, если повысят зарплаты, пенсии, доходы; бизнес за счет увеличения инвестиций и внешний спрос.
Если внешний агент снижается, то нужно заполнить его внутренним ускорением инвестиций, внутреннего потребления. У нас бюджет формируется частично за счет средств, которые приходят из Национального фонда в виде гарантированных трансфертов. В период замедления роста появляются еще и целевые трансферты, которые должны восполнить нехватку инвестиций.
— В течение 2013 года наблюдалась своего рода “мягкая девальвация” тенге. Возможно ли сохранение этой тенденции в следующем году?
— По определению МВФ девальвация применима только к тем государствам, которые держат фиксированный курс национальной валюты по отношению к какому-то якорю, скажем доллару. Только если что-то происходит, они начинают менять курс. У нас он практически плавающий. Национальный банк сильно не вмешивается в рыночные процессы. Процесс ослабления или укрепления тенге идет в рыночном русле внутренних и внешних факторов.
Термин девальвация вносит смуту в умы народа и когда они видят заголовок “девальвация в Казахстане началась”, то они бегут в банк и начинают менять свои последние тенге. Поэтому, на мой взгляд, идет рыночный процесс. Казахстан – открытая малая экономика, поэтому события, происходящие в мире, естественно, влияют на нашу экономику.
Правительство и Национальный банк пытаются смягчить эти процессы для бизнеса и населения, поэтому у нас нет резких скачков. Если посмотреть последний коридор колебаний – Т150-153 (за $1 — КазТАГ), я не думаю, что это что-то катастрофичное. Это реакция на изменение внешних условий.
— Если нефть упадет до $80 за баррель, то каким будет курс тенге к доллару в Казахстане?
— Сразу навскидку не скажешь, но будет, наверно, ослабление тенге. Я не возьму на себя смелость сказать точно. Цифры никакие озвучивать не буду. Такая цена на нефть нереальна, но для себя правительство должно учитывать и такой сценарий. Если резервы тают до такой степени, что Национальный банк видит перспективы перехода определенного порога, то тогда он должен проводить девальвацию. Если сейчас имеются достаточные резервы и никаких опасений в том, что их не хватит, то это будет просто сглаживание каких-то пиков.
Когда прозвучала мысль, что может быть технический дефолт США, то там мы тоже начинали делать выводы для себя. Мы просчитали, что вероятность технического дефолта США очень низка, хотя мы тоже анализируем, какие могут быть последствия для Казахстана.
— Но у нас очень большой объем валюты в американских казначейских обязательствах…
— Абсолютно точно. Однако почему мы говорим, что очень низка такая вероятность (дефолта США — КазТАГ)? Это будет просто катастрофа для всего мира. Казахстан — не та страна, которая больше всех пострадает. США, страны ЕС полетят в первую очередь, и это будет экономический крах.
Даже мировые рейтинговые агентства не снизили рейтинг США, потому что мир видит, что это невероятный шаг и катастрофа наподобие той, что была в 2007-2008 году. Поэтому рассчитывать надо, готовиться надо, но вероятность этого очень мала.
— Что нужно делать нам: увеличивать долю резервов в золоте или вкладывать деньги в экономику Казахстана?
— Я не думаю, что следует увеличивать долю золота. Может быть, вкладывать в месторождения какие-то, диверсифицировать свои бумаги, то есть (использовать ценные бумаги — КазТАГ) не только США, но и других стран. Трудно диверсифицировать, потому что и эти страны взаимосвязаны. Произойдет что-то в США – отзовется в Китае и Европейском союзе, поэтому сложно сказать, как именно диверсифицировать активы Национального фонда.
— Можно ли говорить о том, что Казахстан все-таки является нетто-получателем выгод от участия в Таможенном союзе?
— Одномоментно сказать, что все плохо — нельзя. Это сложный процесс. Министр Евразийской экономической комиссии Тимур Сулейменов, очень хорошо знающий экономику, профессионал с прекрасным образованием. Он видит все трудности на пути интеграции. Евразийская комиссия тоже работает в этом направлении, выявив более 700 препятствий на пути интеграции.
Интеграция не происходит одномоментно: приняли в 2010 году 17 соглашений и все, мы будем процветать! Абсолютно нет! Россия — большая страна с огромным числом регионов и сложно быстро довести до всех умов и губернаторов, что интеграция предполагает получение общего эффекта, а не только для одной страны. Пока в умах и головах не произойдет изменения понимания процесс интеграции так и будет тормозиться.
Сейчас много говорится об утилизационном сборе, препятствиях на пути алкогольной продукции и продуктов питания, которые идут из Казахстана в Россию. Это правильно, и их надо устранять, потому что эти препятствия возникают на уровне регионов.
Например, когда я читаю программу развития угольной промышленности России до 2020 или 2030 года, принятую в январе 2012 года, то там есть пункт о стимулировании перехода энергетики России с экибастузского угля на кузбасский. Это меня поражает. Это государственный документ, который должен быть реализован, но как он должен быть реализован, если 6 электростанций России работают на экибастузском угле. Куда мы должны тогда девать экибастузский уголь? Кроме того, сам технологический процесс этих построен на использовании экибастузского угля. Кузбасский уголь не может быть потреблен этими электростанциями без перестройки технологического процесса – это огромные инвестиции.
То есть должны использоваться оптимальные потоки и ресурсы с учетом интересов всего интеграционного объединения, чтобы оно было сильным на мировом рынке. А не так, что мы будем использовать свое, пусть оно и плохое…
— Большому участнику этого трио легче защищать свои интересы, поскольку в России при объемном внутреннем рынке стоимость единицы продукции массового производства будет ниже, чем в Казахстане…
— Безусловно. Очень много препятствий. Эта проблема в один день не решится, потому что каждый пытается узкие местные интересы защищать. Поэтому еще очень большие трудности нам предстоят, чтобы согласовывать все.
— Когда мы можем увидеть, что в российских городах будет представлена казахстанская продукция также как и сейчас российская представлена, к примеру, в магазинах Астаны?
— Я с вами согласна. Да, если смотреть по статистике, то в последнее время действительно ухудшается торговый баланс. Казахстанское сальдо торговли с Россией растет и растет.
— То есть выгоды они уже получают?
— Видите ли, каждая страна плачет по-своему…
— Но доля обработанной продукции в их экспорте гораздо больше, чем в нашем экспорте в РФ…
— Цифры это одно, но как их правильно интерпретировать. Недавно была конференция Евразийского банка развития и Евразийской экономической комиссии. Я поднимала там этот вопрос. Лозунг о том, что нам открывается 170-миллионный рынок, пока очень декларативен.
Там задавали вопрос из Кыргызстана о том, какие выгоды для страны принесет вхождение в организацию. Министр ЕЭК Татьяна Валовая ответила, что это будет 170-миллионный рынок. Тогда я сказала, что для Казахстана тоже такая декларация была, но, увы, этот рынок до сих пор полностью для Казахстана не открылся.
Конечно, это не только вина России, это объективный экономический процесс. Рынок России уже поделен и влиться в него очень сложно. Надо консолидироваться.
Здесь большие усилия должны быть со стороны национальной палаты предпринимателей, госорганов, чтобы не один малый бизнес выходил и пытался протолкнуться, но чтобы была какая-то общая казахстанская марка под красивым лозунгом, которую мы будем продвигать сообща. Скажем, конфеты, пищевую продукцию под общим названием, которую будет двигать правительство и национальная палата, и ЕЭК будет контролировать.
— И могла бы решать вопросы и по доступу казахстанских товаров на рынки ТС или вводить ответные меры в отношении российского импорта в РК?…
— Это уже будут торговые войны. Вопросы надо решать более цивилизованно. В этом плане нужна кропотливая работа. И надо доказывать, что в этом, например, вопросе неправильные действия.
— А если другая сторона продолжает так делать?…
— Тогда нужно продолжать работать, раз уж мы вошли в это интеграционное объединение.
— Но мы же можем и выйти? Теоретически…
— Это чисто теоретически, а так – интеграция с РФ и Беларусью — это был серьезный шаг. Казахстан — страна без выхода к морю, поэтому выход на морские пути через Россию дает большой шанс. Но для устранения всех трудностей предстоит большая работа.
— Некоторым государствам, более чем Казахстан, удаленным от морей, как Узбекистан, удается увеличивать экономику на 8-9% ежегодно. И это без Таможенного союза…
— Вы знаете, говорят, что статистика — очень хитрая вещь. Цифрами можно играть как угодно. Можно говорить о росте 8-10%, но иметь очень низкий ВВП на душу населения. Рост – это цифры, а главный показатель — как живут люди и каков отток их из этой страны, например, из Кыргызстана и Таджикистана в Россию и Казахстан. Я думаю, это не от хорошей жизни.
— Какие риски подстерегают республику при вступлении в ВТО с учетом опыта нахождения в ТС?
— Я не вникала глубоко в проблемы, связанные с ВТО, но у меня такое впечатление, что до вхождения в Таможенный союз готовность к вступлению в ВТО была достаточно высокая. Таможенные тарифы Казахстана были достаточно низкие, и поток товаров шел из стран-членов ВТО. Я не думаю, что до 2010 года мы ощущали, что загибаемся.
С вхождением Казахстана в ТС таможенные тарифы по многим направлениям выросли, и в этой ситуации европейский импорт технологичного оборудования стал замещаться российским. Тут возникает вопрос: насколько более качественное оборудование мы получали из России. Может быть, из Европы было более высокотехнологичное, но оно стало более дорогим. Какие эффекты оно привнесет с точки зрения модернизации?
Скорее всего, в ВТО мы войдем на тех же условиях, что и Россия. Высокие тарифы, с одной стороны создают условия для внутренних производителей – идет какая-то защита.
Я не думаю, что произойдут какие-то кардинальные изменения для производителей, а для потребителей расширится спектр товаров, которые они потребляют.
Для наших сырьевых экспортеров ничего не изменится. Может быть, какие-то изменения должны быть в политике поддержки сельского хозяйства, потому что структура субсидий больше направлена на конкретную поддержку товаропроизводителей. ВТО требует не прямой поддержки сельхозпроизводителей, а создания условий для их развития.
— Не так давно Китай стал крупнейшим торговым партнером Казахстана, опередив Россию и страны Европы. Какие вызовы это ставит перед Казахстаном? Можем ли мы извлечь из этого определенные дивиденды?
— Когда мы говорим о России, то мы в минусе, потому что они нам больше продают, чем мы им. Но мы — страна, имеющая очень большой экспорт, и мы на него должны покупать то, что не производим или то, что нам дорого производить. Поэтому мы покупаем у ближайшего соседа – России. Транспортное плечо небольшое, удовлетворяет качество. Страшного ничего нет в том, что у нас отрицательный баланс с Россией. Не покупали бы мы у России, покупали бы у Китая. Сделали бы с Россией положительный баланс, но стали бы больше у Китая покупать.
Что касается Китая, то мы в плюсе: мы к ним больше экспортируем, чем от них импортируем. Экспорт наш в основном сырьевой – металлы, нефть, газ транзитный. Мы должны понимать, что это диверсификация нашего экспорта. То есть, экспорт не только в европейские страны, у которых сейчас достаточно сложная ситуация. Мы видим в динамике, что там идет сокращение потребления. В этом отношении экспорт в Китай — положительное явление. Китай – растущая страна, будущий лидер мировой экономики и находится рядом. Нам надо получать выгоды от этого, поэтому партнерство с Китаем — правильно.
Последнее соглашение о расширении экспорта нефти — большой плюс. Конечно, инвестиции обуславливаются экспортом технологий, оборудования, своих специалистов, рабочих. Но тут надо торговаться, скажем, рабочую силу мы можем сами обеспечить. Китайцы говорят, дескать, нам надо 3 тыс. человек привезти, а мы отвечаем, что у нас квота и надо местный рынок поддерживать. Это рабочий процесс.
В целом же многие страны смотрят на Китай, такие как Канада, Австралия, похожие на Казахстан по структуре экономике.
— Насколько реальны планы Казахстана по увеличению экспорта обработанной продукции до 40% в общем объеме экспорта из страны к 2015 году? Что-то может помешать их воплощению?
— Если это только небольшая обработка, то реально. Может быть 40%. Надо лишь учитывать особенности каждой страны. Когда говорят о том, что у нас сырая продукция, на самом деле в текущем моменте это наше преимущество. Другой вопрос, что такой продукт когда-то перестанет быть востребованным, и мы должны успеть перестроиться. Это вопрос долгосрочный.
В краткосрочном плане нереально утверждать, мол, ты добываешь сырье и делай из него конечную продукцию. Каждый должен заниматься своим делом. Выгоднее продавать прокат, чем продолжать цепочку и делать автомобили. Это уже другой рынок, и он уже поделен, как и рынок каких-то станков, прочего оборудования.
— Спасибо за интервью.
***
© ZONAkz, 2013г. Перепечатка запрещена. Допускается только гиперссылка на материал.