Алматы/Астана. 26 марта. КазТАГ — Данияр Дауталиев, Жанболат Мамышев. Лучшее подтверждение истины – это практика. Так обстоят дела в случае с Таможенным союзом (ТС), который три последних года работал не в пользу Казахстана. Согласно последним статданным, в 2011-2013 годах наш экспорт в страны ТС снизился с $7,1 млрд до $5,8 млрд, а импорт, напротив, вырос с $15,9 млрд до $18,3 млрд. В интервью агентству КазТАГ управляющий директор по развитию экспорта АО «Национальное агентство по экспорту и инвестициям «Kaznex Invest» министерства индустрии и новых технологий РК Газиза Шаханова рассказывает о причинах сложившегося положения.
***
— Газиза Ганиевна, не секрет, миру нужны наши сырьевые товары. Но будет ли так всегда? Собственно, как долго, по вашему мнению?
— Я думаю, что Казахстан будет оставаться страной, которая поставляет сырьевые ресурсы — это уже наша генетика такая. А от генетики, как известно, не уйдешь. Поставлять сырье — это не совсем плохо, его надолго нам хватит. Мы всегда экспортировали сырье, и промышленность вся наша построена так, чтобы это сырье добывать и перерабатывать. Это надо признавать, здесь нет никакой основы для печали. Есть такие страны, у которых и сырья нет, — вот это еще худший вариант развития страны.
Но было бы большой глупостью не использовать деньги от этого сырья так, чтобы последующие поколения, оставшиеся без сырья, были бы обречены на бедность, на заимствования и т. д. Было бы очень глупо эти деньги не потратить именно сейчас, именно в нужное время. Потому что деньги, лежащие в Национальном фонде, вложенные в американские казначейские бумаги, они тоже имеют способность к обесцениванию.
Мы оберегаем эти деньги от своего народа, но в тоже время ездим в Китай, по всему миру, просим инвестиции. Иностранные инвесторы прекрасно понимают ситуацию и задаются вопросом: а почему же Казахстан, имея большие резервы, ищет их по всему миру, не вкладывает их в свою экономику, в свои дороги, инфраструктуру, просит вложить в свою обрабатывающую промышленность? Это парадокс. И я считаю, что не воспользоваться тем, чем можно воспользоваться именно сейчас и на нужные вещи, — это уже бездействие. Сырье — это хорошо, но деньги Нацфонда вкладывать нужно в самих себя.
— То есть — в обрабатывающую промышленность, развитие переработки, инфраструктуру?
— Не только. В образование, медицину. Вообще у нас очень интересно построена работа экономики. Когда говорят, что валовой внутренний продукт (ВВП) в нашей стране вырос на 6%, то нужно смотреть, а за счет чего вырос. Он вырос преимущественно за счет торговли, услуг, строительства, рост доли промышленности — небольшой. Но почему у нас люди идут зарабатывать деньги в торговлю и строительство? Потому что в течение года-двух люди «отбивают» то, что вложили. Поэтому у нас сто-, двухсот-, трехсотпроцентные накрутки на товары, на квадратные метры. Это ужасно. Рентабельность в 300% за год — это невиданные цифры!
— Может, конкуренция еще недостаточная?
— У людей есть ясное осознание того, что нет гарантий, что деньги будут всегда, что будет возможность заработать. И осознанно наш народ идет туда, где можно эти деньги быстро «вложить и вернуть».
— К тому же в промышленности и цикл дольше…
— Естественно, в долгий производственный цикл в 8-10 лет никто не хочет вкладываться. Иностранцы, я думаю, не чудаки, чтобы приходить сюда и строить здесь, к примеру, заводы по переработке алюминия и производству из него готовых изделий (фольга, тара, листы для автомобилестроения, подвески), и их экспорту. Зачем? Если можно купить уже готовое сырье. Я думаю, это тоже показатель нашей генетики: все-таки такая неразвитость промышленности имеет очень тесную связь с недостаточно развитым национальным самосознанием.
Это надо так не любить свою страну, чтобы, к примеру, получать тендер от государства на строительство объекта и от него потом отдавать 40% в виде откатов. И какую полноценную больницу таким образом можно построить на оставшиеся средства? Вот и получается, что настолько мы не любим свою страну, что воруем сами у себя. А потом в эти больницы придут дети тех, кто эту больницу строил… Хотя, конечно, своих детей они отправят лечиться в Германию, а народ-то будет вынужден ходить в эту больницу. Вот и получается, что у нас вот так вот наперекосяк, как бы с благими пожеланиями, но выхлоп получается прямо противоположный. К сожалению. Отвлеклась от вопроса, извините.
— Охарактеризуйте, пожалуйста, экспорт нашей продукции. Какие виды казахстанских несырьевых товаров сейчас пользуются спросом со стороны других государств?
— Если посмотреть на статистику, то из всего экспорта примерно $4 млрд — это готовая экспортная продукция Казахстана. Эта наша фокус-группа. Насколько я знаю, локомотивный завод в Астане поставил свою продукцию в Таджикистан, Эстонию, Монголию. Лекарства наши идут преимущественно в Центральную Азию. Грузовые автомобили казахстанской сборки Hyundai идут в Беларусь. Нашим экспортным продуктом номер один является мука. В принципе, мы сильны в пищевой продукции и в некоторых видах электрического оборудования.
— Имеются ли данные о том, в каких объемах экспортировалась наша продукция в 2013 году в сравнении с 2012 годом? Наблюдался рост или снижение?
— В 2011 году казахстанский экспорт составлял $84,3 млрд, в 2012 году – $86,4 млрд, а в прошлом году произошло снижение до $82,5 млрд. В первую очередь, произошло снижение экспорта сырья — нефти, нефтепродуктов, металлов — и полуобработанной продукции. Но соотношение необработанной и обработанной продукции остается тем же — 75 на 25.
— В каких направлениях может развиваться несырьевой экспортный потенциал? Какие точки роста у нас есть и по каким странам?
— В основном это страны СНГ, потому что Китай от нас закрылся импортными пошлинами. Китай считает, что, пока мы не являемся членом Всемирной торговой организации (ВТО), то тарифная политика в отношении нас должна быть иная, нежели с теми, с кем эта страна состоит, во-первых, в ВТО и, во-вторых, в составе различных интеграционных объединений. К сожалению, при всех возможностях доступ на рынок соседей тоже ограничен — в рамках Таможенного союза из наднационального регулирования выведен ряд товаров: лекарства, автомобили, рыба, нефть, нефтепродукты, алкоголь. К примеру, прямого доступа к рынку лекарств мы не имеем, нужно проходить клинические испытания.
Центральная Азия также защищается от нас импортными пошлинами. Кыргызстан ввел налог в размере 3-х сомов на килограмм казахстанской муки. Причем, что удивительно, в то же время Кыргызстан не прочь получить от нас гуманитарную помощь. Узбекистан защищает себя колоссально: от 10% до 200% — на импорт иностранных товаров, в том числе из Казахстана, 70% — на автотранспортные средства, на 50% — на кондитерские изделия, 20-30% — на макароны. На казахстанскую муку, слава Богу, они снизили с 15% до 11%. Мы считаем, что это большая уступка, и мы им за это благодарны. Если так смотреть, то возможности есть везде, но они потенциальные, воображаемые.
— Между тем в одном из последних комментариев вы упомянули о том, что динамика торговли со странами Таможенного союза в последние три года складывается не в пользу Казахстана. Какое реальное положение нашей страны, каковы показатели экспорта в страны ТС в последние годы?
— Экспорт таков: в 2011 году — $6,9 млрд, в 2012-м — $6,1 млрд, в 2013-м — $5,8 млрд. Это только по России. По Беларуси: $104,7 млн, $91,7 млн, $57,1 млн. Это с 2011-го по 2013 год включительно. То есть идет динамика понижения.
— Бытует мнение, что проблемы, с которыми сейчас сталкивается, в частности, казахстанский бизнес, являются следствием «недоинтеграции». Выходит, что лучше будет тогда, когда мы еще сильнее интегрируемся?
— Когда много суеты, как правило, дело хорошим не заканчивается. Они (Москва) форсируют то, что должно развиваться эволюционно. Европа с 1951 года шла к своему союзу, а мы начали буквально три-четыре года назад и уже хотим создать единую валюту. По крайней мере, в России этого не исключают. Промышленную политику мы должны теперь скрестить. Я не могу понять, как мы ее должны скрестить — унифицировать налоги, тарифы, специализировать производство? Вы понимаете, насколько искусственно набран ход?
— Однако одним из главных аргументов создания Таможенного союза было то, что казахстанские компании получают доступ на 170-миллионный рынок.
— Абсолютно правильно. Но вот что самое интересное — у нас под боком миллиардный рынок Китая, но почему-то никто не говорит о сближении с этой экономикой. Но мы из двух стран выбрали Россию. Она не так сильна, как Китай, но почему-то мы боимся какой-то воображаемой экспансии из Китая. Для Казахстана ТС — самая прекрасная форма добрососедства.
Бояться, я думаю, нужно именно форсированного сближения с Россией, но бояться сдержанно. Тренды в торговле, ситуация добрососедства говорит о том, что больше сближаться нельзя. Говорят же, когда восхваляешь соседа, возвышаешь его, непременно потом ссора будет, непременно потом отношения испортятся, потому что нельзя все время вот так. Как правило, кто-то может воспользоваться ситуацией и потом это превратить уже в традицию.
— Говоря о нашем экспорте несырьевых товаров в ТС, не считаете ли вы, что во многих случаях нашу продукцию, мягко говоря, «не берут» или мешают ее реализации, ставя тарифные, нетарифные препоны?
— В Магнитогорске бизнесмен почему-то решил, что казахстанская водка заполонила этот город. Он обратился к депутату, депутат вынес на рассмотрение государственной думы РФ обращение такого содержания: мол, господа, казахстанская водка заполонила, народ гибнет, давайте что-то делать. И быстренько пошла новость, разработали законопроект, который ограничивает ввоз и акцизы повышает. И это помимо кучи других существующих препонов по отношению к казахстанской водке.
Но вот что говорят статданные: мы поставили в Россию алкогольную продукцию на $1,5 млн, а они нам — на $48,3 млн!
А в целом, мое мнение — структура казахстанского экспорта в ближайшей перспективе особо не изменится, несмотря на то, что сейчас открываются новые производства по карте индустриализации. Здесь выход простой: надо специализироваться в производстве экологически чистой продукции или работать над какими-то эксклюзивами.
— Складывается ли у вас ощущение, что Казахстану сейчас стало труднее торговать с Россией, с Беларусью, нежели это было до создания Таможенного союза? Как вы думаете, Казахстан недооценил последствия или все-таки переоценил возможности, которые ТС нам дал?
— Таможенный союз, я считаю, это политический союз, как бы кто не говорил, что у нас экономика определяет политику — все-таки у нас получилось наоборот. У нас политика определила экономику, а когда так происходит, то все эти падения показателей уже легко понять и объяснить. Россия может дать, при воображаемой угрозе, допустим, какую-то военную защиту, гарантии, но это все настолько отдаленная, настолько неосязаемая перспектива, нереальная. И, опять-таки, под гнетом этого воображаемого прессинга идти на форсированное сближение в рамках союза, я считаю, преждевременно. До ТС с экспортом было лучше, экспортировали мы больше. В частности, в Россию.
— А вот конкурентоспособен ли казахстанский товар в сравнении с тем же российским или белорусским?
— Если смотреть по качественным характеристикам, я думаю, что конкурентоспособен. А если приложить сюда все накладные расходы, которые нужно нашему, алматинскому или петропавловскому, предпринимателю понести, чтобы, к примеру, до Беларуси довезти свой товар — у нас же мало что субсидируется из того, что ими субсидируется. У них мощнейшая поддержка промышленности, сельского хозяйства, переработки. У нас поддержка бизнеса больше опосредованная, прикладная.
— А если все же представить: мы договорились с Россией и Беларусью и убрали все имеющиеся барьеры в торговле, то какие перспективы могли открыться для наших производителей в этих странах? По каким видам несырьевой продукции у нас произошел бы рост экспорта?
— Сложно вообще себе вообразить такое. Я думаю, здесь все зависит от сил и возможностей казахстанского бизнеса. Если есть оборотные средства и персональные связи, то можно экспортировать, невзирая на барьеры.
— А какова ситуация в торговле с другими странами, к примеру, с центральноазиатскими?
— Самый первый торговый партнер ЦА — это Узбекистан, — больше миллиарда долларов экспорта в год. Миллиард — это в основном за счет муки, а по промышленным товарам казахстанскую продукцию они особо не берут. Лекарства туда уходят, мука, но промышленные товары они брать не хотят. В Кыргызстан объемы казахстанского экспорта составляют примерно $500 млн. Экспортировать туда что-то тоже удается: мука, продукты питания. С Туркменистаном у нас самый маленький экспорт — в районе $116 млн. Но Туркменистан — это закрытый рынок. Туда мы продаем продукты питания.
— Но, полагаем, с Узбекистаном самые сложные взаимоотношения в торговле. Казахстанским переговорщикам потребовалось 2 года, чтобы убедить Узбекистан снизить акциз на ввоз муки, и то лишь с 15% до 11%. Также известно о заявлении представителей нашего кабмина о том, что Казахстан будет вводить зеркальные меры, в том числе в отношении центральноазиатских стран. Но так ничего и не произошло. Как все-таки будет развиваться ситуация?
— Вы знаете, я почему-то раньше считала и до сих пор считаю, что то министерство, которое ведет торговлю, все-таки в сфере отстаивания интересов бизнеса — немножко «бесхребетное». Тема узбекских акцизов — это заезженная тема: кто только не говорил о них, какие мы только справки не писали. В 2011 году они подняли акциз на ввоз муки с 10% до 15%, в 2012 году — на 400 товарных позиций, чуть позже в том же году — еще на 45 товаров ввели акцизы. Только ленивый об этом не говорил. Прошло столько лет и почему-то мы только грозимся, но не делаем. Когда от сказанного до сделанного у нас целая пропасть, наверное, это говорит о неэффективности самих чиновников.
— Почему все-таки не применялись ответные меры в отношении узбекского экспорта?
— Насколько мне объяснили в министерстве экономики, налоговому комитету будет очень трудно администрировать налоги в отношении узбекской продукции. Технически это очень сложно — само понимание «подакцизного товара» у Казахстана и у Узбекистана разное, методологически сложно. Насколько я понимаю сейчас, они пришли к какому-то консенсусу, и министерство финансов, в общем-то, что-то предпринимает для того, чтобы этот вопрос уже решить действительно, фактически.
— Когда это может стать реальностью?
— Когда-то может стать. Мы жаловались, что импорт узбекских автомобилей в 900 раз больше экспорта наших автомобилей туда. Наверное, очень долго жаловались, раз Москва нас послушала и из соображений безопасности взяла и запретила ввоз узбекских автомобилей. Спасибо Москве хотя бы на этом, что так эта проблема решилась.
— Вот Узбекистан очень рьяно себя защищает от импорта, а что мы можем сделать в этой ситуации? Что необходимо предпринимать для того, чтобы казахстанские товары все больше реализовывались на рынке этой страны?
— Знаете, Узбекистан — это тонкий вопрос. Переговорщики, нужны переговорщики.
— Но ведь есть же действительно какие-то чувствительные для них точки, на которые мы можем, не беря в расчет бюрократию, технически надавить? Или это сложно? Та же Россия, несмотря на техническую сложность, берет и принимает какие-то решения по нашему алкоголю. Что, наша дипломатия недостаточно сильная?
— Да, надо это признать, недостаточно сильная. Мы можем ограничить их импорт, но насколько это нам самим будет выгодно? Потому что мы все-таки оттуда получаем фрукты, овощи, больше неоткуда — мы же из Китая не будем завозить. Насколько я знаю, южноказахстанские крестьяне утверждают, что узбекские удобрения дешевле, поэтому и берут их. Но сегодня не изучен вопрос влияния на генетику растений узбекских удобрений, насколько они безопасны. Раз народ поставили в условия, что он должен дешево питаться, дешево брать — нет выбора.
Я думаю, представлять интересы страны на переговорах должны определенные люди — с очень глубокими знаниями, опытом, с авторитетом, с полномочиями и с харизмой, чтобы убедить и объяснить, почему так делать нельзя.
— Если обрисовать в общих чертах, то как, на ваш взгляд, у Казахстана обстоят дела по отстаиванию своих интересов на переговорах? Насколько успешно?
— Вы знаете, меня не привлекают для участия в переговорах. Все, что мы можем сделать, — от экспортера взять жалобу и обратиться в министерство, поднять тревогу. Обращений таких много и зачастую они связаны с действиями наших же госорганов. Главная наша задача — помочь именно в нужное время в нужном месте. Это на вес золота. Переписываться можно годами и рапортовать о том, что экспорт растет, но подслащивать пилюлю не стоит. Если экспорт падает, нужно анализировать, почему это происходит.
— В вопросе лоббирования интересов казахстанских производителей ключевая роль должна быть за государством, или же бизнес должен сам как-то находить варианты, снижать затраты?
— Бизнес мог бы снизить затраты, если бы государство снижало затраты внутри страны. Насколько я понимаю, сейчас правительство хочет стимулировать спрос внутри Казахстана. Для этого оно дает кредиты бизнесу (в последний раз — на 1 трлн тенге), кредиты населению – пожалуйста, потребляйте товары, те, которые производит бизнес, а в долгосрочной перспективе государство, естественно, делает ставку на внешнюю торговлю — на намерении продать побольше и получить таким образом валюту.
А наш товар будут не прочь купить в Европе или в Японии тогда, когда в Казахстане условия по производству будут нормальными. Товар может быть тогда нормальным, когда ты его произвел на современном оборудовании, нормально упаковал в качественную тару, упаковку, достойно представил, у тебя нашлись деньги на сертификат. А если у нас идет ежегодный рост производственных тарифов, железнодорожных тарифов, тогда тут не об экспорте думать следует, а о том, как выжить.
— Скажите, пожалуйста, а на поддержку своего экспорта Казахстан вообще сколько выделяет?
— Около миллиарда тенге.
— А в этом году?
— Столько же примерно. Весь этот объем полностью осваивается.
— К слову, о девальвации. Получается, что чисто технически девальвация должна привести к тому, что казахстанским производителям станет выгоднее экспортировать вообще максимум своей продукции за рубеж, нежели реализовывать ее на местном рынке.
— Я думаю, что продукция, которая не требует особых производственных усилий, сырьевая, сельскохозяйственная, конечно, выиграет.
— Полагаем, что те же производители, например, соков, макарон, или мучники будут более заинтересованы, чтобы по максимуму продать свою продукцию в Узбекистан.
— Сейчас Узбекистан при импорте иностранной продукции применяет 70% акциза к сокам и 100% акциза к безалкогольным напиткам. Не думаю, что потенциальные возможности получить 20% прибавку к валютной выручке по причине девальвации тенге перекроют расходы на узбекские налоги. Невыгодно.
— Прогнозы на будущее: есть ли видение ситуации в отношении казахстанского экспорта несырьевых товаров и торговли в целом на ближайшую перспективу, ну, так на 2014-2015 годы? Будет ли расти казахстанский экспорт готовой продукции?
— Знаете, очень все сложно и зависит от множества факторов. Все связано с политикой. Допустим, если Европа и США наложат какие-то санкции на Россию, это же напрямую повлияет на нас. Но, оглядываясь на прошлые годы, экспорт готовой продукции, в принципе, сохраняет свою долю.
— Возможен ли рост хотя бы на 5-10%?
— На 10% — наверное, много. Сложно сегодня представить, сложно спрогнозировать. Прогноз здесь — чисто механическая вещь.
— А импортная продукция подорожала?
— Импорт подорожал.
— Благодарим за беседу!
***
© ZONAkz, 2014г. Перепечатка запрещена. Допускается только гиперссылка на материал.