“В мире очень мало стран, которых боятся – США, Россия, Китай… Раз существуют фобии, значит к этому есть основания”, – отметил китаевед Константин Сыроежкин. Он выступил в качестве докладчика на заседании “Дискуссионного клуба Ярослава Разумова” по теме “Как в Казахстане изучают Китай?”. Изучают плохо. Потому что нет реального (в смысле финансирования и востребованности) заказа от государства для ученых. При этом разведка и аналитика по каналам спецслужб или МИДа не в состоянии закрыть тот пробел, где должна присутствовать работа специалистов от академической науки.
“Нет школы китаеведения, есть люди, которые занимаются Китаем”, – так видит современную ситуацию с изучением могучего восточного соседа в Казахстане Константин Сыроежкин. Впрочем, китайское направление не одиноко: “Нет ни арабистики, ни иранистики – люди отдельные есть, но школ нет”. Аналогичная ситуация и по изучению ближайших соседей – Россия, Кыргызстан, Узбекистан, Туркменистан.
По правилам жанра, г-н Сыроежкин привел пример из советского прошлого, где только один институт в рамках Академии наук в Москве (один отдел по Корее, один по Японии, остальные изучали Китай) насчитывал 250 ученых со знанием языка. Здесь же докладчик оговорился, что “можно хорошо знать китайский язык и не знать страну”. Константину Сыроежкину в силу сферы своих научных интересов приходится давать консультации “людям в штатском”, поскольку они из-за специфики профессиональной работы не могут видеть объект исследования с необходимой широтой. Потом благодарят, так как научный блок о Китае помогает им правильнее видеть собственный сегмент.
Ярослав Разумов, модератор клуба, спросил у докладчика, почему же китаеведы прозевали скачок Китая? “Прозевали на уровне государства, но не ученых. Специалисты обо всем этом – предпосылки к бурному росту – писали в своих работах, – ответил он. – Были грамотные прогнозы и они во многом оправдались. Но кто нас слушает?”.
“Хороший эксперт – это штучный товар. За качественную автомашину мы платим $100 тысяч, а за качественную аналитику, образование – почему-то нет”, – обратил особое внимание г-н Сыроежкин. В качестве выхода из нынешней ситуации он видит создание мощного исследовательского центра под Администрацией президента, куда собираются все профильные специалисты. По прикидкам докладчика это обойдется государству где-то в $20 млн в год. Альтернативу нормальному подходу можно наблюдать уже сейчас: “КИСИ перевели в Астану. Создали еще два института. Я читал некоторые их работы – оценка ноль с минусом”.
Жулдыз Алматбаева, дискуссионный клуб “Кипр”, спросила, что должно случиться, чтобы в Казахстане появился нормальный центр по Китаю? “Пока гром не грянет – мужик не перекрестится”, – ответил пословицей Константин Сыроежкин.
Что касается китайского изучения постсоветских стран, то китаевед сообщил следующее: “Исследовательские центры и институты есть. Есть ли школы? – Сказать не берусь. В Китае поняли, что ученым надо платить. У них хорошая практика – отправляют ученых в страну исследования в качестве журналистов”.
“Я люблю Китай, но отношусь к нему с опаской. В России и Казахстане сейчас эйфория по отношению к Китаю, но китайцы не альтруисты – за их деньги придется платить”, – подчеркнул г-н Сыроежкин. В частности, когда он спрашивает у коллег-ученых из КНР что они вкладывают в понятие “Экономический пояс Великого Шелкового пути”, то в ответ слышит лишь обтекаемые фразы. Сам он называет это одной из форм экономической экспансии. 8600 студентов (200 из них по “Болашаку”) из Казахстана, обучающихся в китайских вузах, являются проявлением китайского варианта “мягкой силы”. В России китаевед Василий Михеев ругает “экономический пояс”, но в государственном руководстве его не очень слушают.
Поскольку с качеством изучения Китая в Казахстане все быстро стало понятно, у докладчика в ходе дискуссии стали спрашивать собственно про Китай. Например, про демографическую угрозу в виде браков мужчин-китайцев с женщинами из Казахстана. Константин Сыроежкин данную угрозу назвал надуманной, поскольку для ханьцев (этнических китайцев) брак с представителями этнических меньшинств (уйгурки, казашки) воспринимается плохо. В Синцзяне государство специально платит за межэтнические браки, но их процент ничтожен. В КНР вступило во взрослую жизнь поколение, где десятки миллионов мужчин гарантированно не найдут себе жену (в силу гендерного дисбаланса) собственно в Китае. Однако г-н Сыроежкин считает, что женщин они себе будут искать в первую очередь в регионе Юго-Восточной Азии, то есть там, куда направлен главный интерес Пекина.
Марат Шибутов в видеоинтервью на ЗонеKZ высказал мнение, по которому главный очаг геополитической напряженности на планете – это Южно-Китайское море, а не Украина. В связи с этим у китаеведа попросили прокомментировать. “В Южно-Китайском море правила игры не меняются – там просто демонстрация силы. А на Украине меняются правила игры для всего мира. Поэтому Украина важнее”, – ответил Константин Сыроежкин.
По вопросу о границах Пекин с Астаной и Москвой больше не спорит. Однако это так называемый “малый реестр”. А есть еще “большой реестр”, в котором фигурируют так называемые “спорные территории”. “По большому реестру мы должны Китаю 500 тыс. кв. км, Россия – 1 млн”, – пояснил докладчик насчет китайских претензий.
“Китай платит – он в состоянии это делать. Китайские бизнесмены торгуя с Россией на рубли несут убытки. Но в китайской прессе пишут “другу надо помогать”, – проинформировал г-н Сыроежкин. – Путин в Китае популярен. К ЕАЭС китайцы относились плохо в интерпретации Путина – как к геополитическому образованию. Как Евразийский экономический союз он Китаю выгоден. Российская экономика в пять раз меньше китайской. Про нашу я вообще молчу”.
“Китай не ставит никаких политических, идеологических условий в своих экономических проектах, – Константин Сыроежкин видит в этом сильную сторону китайской экспансии. – Китай не может развиваться менее роста в 7% ВВП в год – в противном случае увеличение безработицы”. Сам китаевед сторонник подхода, при котором мощный Китай гораздо меньшая угроза всем остальным, чем он же в состоянии дестабилизации.
Китай доминирует по сравнению с США в Африке и спокойно отнесся к потере $40 млрд в Ливии из-за того, что американцы там все разбомбили. Для Пекина это не принципиально. Неизбежно последовал вопрос, что же тогда для КНР принципиально? “Южно-Китайское море – принципиально”, – привел пример г-н Сыроежкин.
Для ученого непонятно, почему Казахстан так рвется в ВТО. Ведь по правилам этой организации нельзя ограничивать трудовую миграцию. Пока же ежегодная квота от Астаны для трудовой миграции из Китая – 5000 человек в год.
“Китай очень мощно двигается завоевывая (обтекая) новое пространство. Предела своей силы он еще не достиг. Когда американцы достигли предела – они повели себя жестко, стремясь удержать позиции”, – объяснил причину своего беспокойства в отношении восточного гиганта Константин Сыроежкин.
***
© ZONAkz, 2015г. Перепечатка запрещена. Допускается только гиперссылка на материал.