О мёртвых либо хорошо, либо ничего, но что сказать в этом случае об Андреасе Любитце?
Злодеяние его, бессмысленное и вымороченное, разумному объяснению не подлежит. Логика психопата, вдобавок уже мертвого, непостижима. Вопрос о том, почему хворый на голову летчик, причем не тайный, а явный, с наличествующей историей болезни, оказался за штурвалом пассажирского лайнера, повис в воздухе без ответа. На той самой одиннадцатикилометровой высоте, где сбрендивший пилот, запершись в кабине, выполнил пологое пикирование в небытие.
Частушечный персонаж из песенки Ивана Реброва о курсанте, свившем себе смертельную петлю из фигуры высшего пилотажа, потому как “изменила ему его малютка”, обернулся омерзительной реальностью, чудовищно утяжелённой гибелью людей, от которых остался “биологический материал”, соскребаемый спасателями с мокрого альпийского гранита. Теперь вот спешно переписывают правила поведения пилотов в кабине. Отлучившегося по нужде немедленно заменит кто-то из бортовой команды. Уже смешно. Как будто не могут спятить оба. Как будто не может свихнуться вся команда, превратившись в полёте в секту смертников. Теперь всё возможно. Такие происшествия обладают невероятной заразительностью. Потом назовут это как-нибудь красиво – “синдром Любитца”, к примеру, и сделают дюжину докторских диссертаций.
В исступлённом монологе следователя из фильма “Изображая жертву” есть реплика: вам же завтра поезда водить, самолётами управлять… Он обращает его к подследственному, молодому придурку, который ни за понюх табаку застрелил своего одноклассника. “Пульнул”, как выразился придурок. Вот, дождались. Они уже управляют самолётами. Подумаешь, один “пульнул”, другой “пикирнул”.
Как там у Маршака? “Из чего только сделаны мальчики?” Стихи детские, шуточные, а вопрос взрослый, серьёзный. Каждое время отвечает на него по-своему. А вот нынешних мальчиков никто толком не знает, никому они не интересны, а сами о себе они молчат, потому как сказать не умеют. Нет у них своего Руссо, который ещё в 18 веке написал феноменальную “Исповедь”, где представил на обозрение мятущееся и малопривлекательное нутро взрослеющего человека. Нет у них своего Альфреда де Мюссе, препарировавшего такое же смятение чувств в “Исповеди сына века”. Нет Гёте, заспиртовавшего навечно в колбе изящной словесности своего слезливого самоубийцу Вертера. Нет Достоевского с его подростками, раскольниковыми, ставргогиными и шатовыми. Нет у них ни Лермонтова, ни Толстого, ни Гончарова, ни Горького. И Сэлинджера у них нет. И некому ловить этих несчастный детей, резвящихся во ржи вблизи смертельной пропасти, некому бить тревогу в жестяной баран Шлёндорфа. Даже Лимонова у них нет. Вот горе-то.
Состояние германского общества последних лет можно представить диаграммой с двумя “пилотными” точками: от Матиаса Руста до Андреаса Любитца. И если использовать эту схему в качестве рабочей версии, то возникают любопытные факты. Любитц родился именно в тот год, когда Руст сделал свой сумасшедший перелёт, приземлившись на Красной площади. Сам Руст родился в 1968 бунтарском году, он типичный анфан террибль, персонаж фильма “Забриски Пойнт”, герой которого стырил самолёт, за что и был пристрелен полицией, и это вам не ребровские частушки с учлётом-самоубицей. Руст поддаётся вычислению, он как бы “белокурая бестия”, последний птенец из гнезда Люфтваффе. Дерзкий и смелый до безрассудности. Он и позже, после освобождения из советской тюряги, куролесил. Ударил ножом медсестру, которая ему “не дала”. Отсидел ещё один срок, потом принял буддизм, женился на индианке, с нею тоже расстался. Это если верить “Википедии”, но почему в этом случае ей не верить? Укладывается в схему рассуждений. У Руста был “маршрут безумия”, это очевидно. Его младший “брат”, Андреас Любитц, такого маршрута не имел.
Если не считать одной даты: 11 сентября 2001 года. Именно в этот год четырнадцатилетний Любитц решил стать лётчиком. Кто меня теперь убедит, что между этими фактами нет никакой связи?
Вот теперь его подруга, бывшая “фройндин”, рассказывает, как он ночами срывался с постели и орал: падаем! И что же? Допустим, нормальный ночной кошмар начинающего лётчика. Ещё говорил он ей, что совершит нечто такое, от чего мир перевернётся и его имя обессмертится. Помилуйте, да кто в грешной молодости не врал ночной подружке что-нибудь подобное между соитиями? Ни о чём это не свидетельствует, но что-то проясняет. И его припадочная любовь к авиации, все эти многочисленные фотографии лайнеров, которыми он подростком увешивал вместо изображений плейбойских красоток стены своей комнаты, косвенно подтверждают чудовищное изменение курса его судьбы, траектории её полёта, где конечным пунктом давно обозначился противоестественный, нездоровый, болезненный, какой-то сатанинский оргазм, подсказанный фантасмагорией 11 сентября. Ничего иного в куцем сознании этого вечного подростка, инстинктивно сознающего свое мизерное ничтожество перед равнодушной действительностью, не было. Не досталось ему маршрутов безумия, по которым канализируются, дренируются избыточные силы жизни. Не было нужды карабкаться, ползти, чего-то добиваться, поскольку вывалился на свет из сытого, защищённого, плотно уложенного валиками тёплого жирка мещанского благополучия прямо в тёплые и душные пелёнки немецкого уюта, где сохранил, как неразорвавшуюся бомбу в грунте, унаследованную от столетий и тысячелетий смутную тягу к борьбе, противостоянию, преодолению и самоуничтожению. Вся эта бурлящая на дне души вязкая, тёмная, густая лимфатическая сила не нашла выхода в этом маленьком, дюжинном человечке с жидкой кровью и затравленным глазами, полными едва уловимого отчаяния. Он так долго пестовал, лелеял и вскармливал своё подростковое безумие, кутал его в бархатно щекочущие пеленки нескончаемой “депрессии”, таил его и прятал от чужих глаз, что оно, наконец, взросло хищным лисёнком и прогрызло ему брюхо на высоте одиннадцати тысяч вёрст.
Воздух свободы становится “пьяным”, когда в нём слишком много кислорода, его избыток уродует сознание так же, как и недостаток. Под чью хмельную руку получил убогий и несчастный Любитц, годами лечившийся у психиатров, разрешение на пилотирование самолёта в крупнейшей авиакомпании мира? Банальное мздоимство исключается, но предполагается снисходительная безответственность, безоблачный идиотизм, который поощряет легионы придурков, подобных Любитцу, к своей первой и последней “цыганочке с выходом”. Ждать осталось недолго. Где-нибудь, вероятно, в элитных садах какого-нибудь Вест-Пойнта, уже постигает военное ремесло старательный кадет с затравленным взглядом провинциального задрота, охотно бегающий кроссы, получающий высшие баллы, общительный, улыбчивый и надёжный, пусть и не хватающий звёзды с небес. Пройдёт немного времени и ему дадут допуск в помещение, где находится ядерная кнопка. И он найдёт способ ею воспользоваться.
Только вот потом сказать о мёртвых хорошее или деликатно промолчать о них будет уже некому.
***
© ZONAkz, 2015г. Перепечатка запрещена. Допускается только гиперссылка на материал.