Полушутливые замечания на эту тему отпускались во все века. Александр Герцен писал 150 лет назад: если бы в России строго выполнялись все законы, и никто не брал взяток, жизнь в ней была бы совершенно невозможна. В 1990-е годы некоторые российские эксперты упоминали, с хиханьками и хаханьками, вскользь и впроброс, что коррупция — необходимая смазка в условиях переходного периода. Без неё, мол, просто не смогут проворачиваться рыночные механизмы.
Прогрессивная общественность встречала такие слова с гневом и негодованием. Казахские эксперты, кстати, отмалчивались. Не участвовали в дискуссии.
А потом британский учёный цейлонского происхождения Муштак Хусаин Хан, профессор экономики Лондонского университета, консультант Всемирного банка, написал работу «Коррупция и развитие». Профессор подошёл к проблеме серьёзно и строго, не озираясь на авторитеты. Во-первых, он рассмотрел инструменты, с помощью которых исследуют коррупцию другие учёные. И сделал вывод, что у большинства коллег, представляющих мейнстримное или неоклассическое направление в экономической науке, инструменты, мягко сказать, не слишком точные.
Муштак Хан пишет, что ежегодные международные рейтинги коррупции, которые вроде бы подтверждают — чем больше в стране демократии, чем прозрачней её экономика и ниже уровень коррупции, тем выше благосостояние граждан — начали составлять всего лишь 20 лет назад. Это слишком короткий срок, чтобы выявить устойчивые, научно обоснованные закономерности. Однако во всех рекомендациях международных финансовых организаций для стран третьего мира указываются в качестве приоритетов развитие гражданского общества и борьба с коррупцией — главным образом через уменьшение степени вмешательства государства в экономику.
Не чересчур ли поспешны эти советы? Не слишком ли примитивны?
Профессор Хан считает, что — да, либеральные рекомендации иногда непозволительно упрощают действительность. На самом деле переход той или иной страны из категории развивающихся в узкий круг высокоразвитых государств представляет собой в определённой степени «чёрный ящик».
Для того, чтобы выяснить, действительно ли снижение коррупции является предварительным условием экономического роста, нам нужны данные за более долгий период, позволяющие выявить последовательность изменений в том, что касается коррупции, управления и экономического развития. Если низкий уровень коррупции и «хорошее управление» представляют собой предпосылки роста, то высокого экономического роста могут добиться лишь те бедные страны, которые сперва приняли меры по снижению коррупции или улучшили вышеупомянутые показатели управления. Однако, если снижение коррупции и «хорошее управление» наблюдаются только после того, как некоторое время происходит экономический рост, то причины и следствия следует поменять друг с другом местами. Впрочем, все эти гипотезы о взаимоотношениях между коррупцией, хорошим управлением и экономическим развитием невозможно проверить, имея данные только за очень короткий период.
Кроме того, в развитых странах, которые любят хвастаться прозрачностью своей экономики и управленческих структур, низким уровнем коррупции и успехами гражданского общества, по мнению Хана, некоторые виды коррупции всего лишь легализованы в хитрых схемах лоббирования и спонсорства:
После того, как капиталистический класс укоренится и узаконит свое положение, он начинает покупать влияние через легальные процессы лоббирования, спонсорства политических кампаний и т. д., вследствие чего незаконная покупка влияния в форме коррупции перерождается в законную покупку влияния различными методами. В результате коррупция снижается, даже если богатые продолжают покупать влияние.
А для развивающихся стран американцы и европейцы в это время составляют рекомендации, где любая «покупка влияния» объявлена преступной!
Это как если бы белые господа, поедая ростбифы с кровью за красиво сервированным столом, одновременно вели беседу со смуглым официантом об аморальности мясоедения как такового.
Муштак Хан подчёркивает, что с «дикой» коррупцией, конечно же, надо бороться. Полицейский-взяточник или работник социальной службы, требующий от бедняков «благодарности» за включение в льготные списки, безусловно, заслуживают тюрьмы. Но объявляя тотальную войну с коррупцией можно перегнуть палку и наломать дров. Вреда от такой борьбы окажется больше, чем пользы, — считает профессор. Потому что действительно перестанут проворачиваться механизмы.
Всего, по классификации Хана, в мире существует четыре типа коррупции. Первый и четвертый нам не особенно интересны. С ними всё понятно. Это когда чиновники искусственно выстраивают всякие ненужные барьеры перед бизнесом и гражданами, вводят неоправданные запреты, устраивают бюрократическую волокиту (первый тип коррупции). С такими безобразиями следует беспощадно бороться. А четвёртый тип коррупции — хищническое вымогательство со стороны криминальных банд и кланов. Встречается в недееспособных или развалившихся государствах вроде Сомали. Для нас это, чур, чур, крутая экзотика.
Гораздо интересней второй и третий типы коррупции.
Это когда, например, чиновник получил незаконное вознаграждение от частного лица и создал приоритет для него лично или для его компании. У «белых господ» такое случается уже нечасто – по крайней мере, вот так, без флёра, грубо и потно. А для развивающихся стран подобные вещи представляют обыкновенную практику. И профессор Хан, пожалуй, первым в мире берётся её научно анализировать. Он заявляет, что тут возможны несколько вариантов. Некоторые из них ясно и прямо ведут к ущербу для государства. Например, большой начальник за взятку (или за ответные услуги) назначил дурака из влиятельного клана на важный управленческий пост. (Возможно, читатель, вы тоже слышали о подобных случаях). Какая тут может быть польза государству?
А если большой начальник, тоже за взятку, отдал строительной подряд серьёзной иностранной компании? И она всё как надо построила?
Позволю себе длинную цитату из работы профессора Хана.
В целом первый результат любой коррупционной сделки, как правило, будет негативным, поскольку дача взятки или обещание политической поддержки обычно (хотя и не всегда) связаны с передачей ресурсов (взятка) от более продуктивных к менее продуктивным пользователям ресурсов, а организация сделки или поддержки сама по себе может оказаться очень затратной операцией и увеличит неопределенность, с которой сталкиваются инвесторы. Но дача взятки или обеспечение политической поддержки должностному лицу — это лишь одна сторона коррупционной сделки. Должностное лицо в обмен на взятку или политическую поддержку, предложенную индивидуумом или фирмой, тоже предлагает нечто в форме действия или решения, связанного с распределением ресурсов. Например, чиновник может согласиться на взятку от частного лица или фирмы в обмен на доступ к некоторым ресурсам, или принять решение, благоприятствующее этому лицу или фирме, и все эти решения также оказывают воздействие на экономику. Таким образом, коррупционные сделки всегда имеют второй экономический результат, поскольку они всегда сопровождаются тем или иным решением, влияющим на распределение ресурсов, которое иначе не было бы сделано.
Но этот результат не всегда оказывается негативным. Если та интервенция, которую осуществляет коррумпированное должностное лицо, повышает производительность экономики, то воздействие второго компонента коррупционной сделки будет позитивным, а если социальная производительность снижается, то воздействие будет негативным. Наша оценка второго эффекта коррупции зависит от выводов, полученных при анализе интервенции — повышает ли она производительность или снижает? Именно поэтому любой анализ коррупции включает в себя анализ роли государства в экономическом развитии. Некоторые интервенции коррумпированных должностных лиц, несомненно, имеют вредные последствия для экономики. В качестве примеров можно назвать создание монополий или решения, позволяющие взяткодателям овладеть рынком или заняться мошенничеством. В таких случаях второй эффект коррупции является негативным вдобавок к первому негативному эффекту, рассмотренному выше. Но в других случаях второй эффект может быть позитивным и даже иногда перевешивающим первый эффект, в результате чего общий эффект коррупции окажется позитивным. Примерами могут служить случаи, когда должностные лица передают ресурсы продуктивным пользователям или принимают решения, повышающие производительность, но берут за это взятку. В этих случаях позитивный эффект решения, повышающего производительность, может перевесить негативный эффект затрат при организации взятки.
Как вам эти рассуждения?
Наверно, они служат примером научной добросовестности Муштака Хусаина Хана. Профессор честно разбирает те аспекты проблемы, которые до него никто из экономистов не затрагивал. Одновременно его рассуждения могли бы способствовать моральному самооправданию некоторых коррумпированных чиновников. Если вдруг они мучаются от больной совести.
Другие выводы профессора Хана (он, к слову, не ограничился одним исследованием и продолжил изучение разных видов коррупции ещё в нескольких работах) носят более практический характер. Например, Хан настойчиво проводит мысль о том, что демократизация политической жизни и уменьшение роли государства в экономике не всегда приводят к снижению уровня коррупции. Или вообще не приводят:
В тех развивающихся странах, которые следуют политике минимального вмешательства и отличаются активным участием гражданского общества в политике, коррупция распространена так же сильно, как и в тех, в которых вмешательство производится часто или существуют авторитарные политические режимы.
Как же быть развивающимся странам, страстно желающим войти в категорию 50 наиболее развитых? И тем более в категорию 30 самых-самых? Они должны сначала подвинуть коррупцию, чтобы ускорить экономический рост? Или добиваться роста любой ценой, а потом уже прищучивать коррупционеров? Муштак Хан считает, что универсальных рецептов нет. Об этом мы и без него догадывались. Но профессор продолжает упорно опровергать либеральные теории, согласно которым рынок сам победит коррупцию и ускорит экономический рост:
Роль государства при неортодоксальном анализе этого перехода представляется совершенно иной. Государство в успешно развивающихся странах определяется как носитель гораздо более важной роли, не сводящейся к обеспечению стабильности прав собственности и предоставлению некоторых ключевых услуг. Государство понимается как набор важнейших институтов, участвующих в социальном преобразовании докапиталистических обществ в капиталистические, содействующих приобретению технологий и поддерживающих политическую стабильность. Все эти процессы требуют серьезного вмешательства в уже существующие права собственности, вследствие чего неоклассические требования низкого уровня коррупции и «хорошего управления», как правило, не выполняются ни в одной развивающейся стране, вне зависимости от ее относительных экономических достижений.
Я, кстати, не понимаю, почему Муштак Хусаин Хан до сих пор не приглашён с лекциями в Казахстан. Он бы точно пришёлся вам ко двору, сразу по нескольким причинам.
***
© ZONAkz, 2015г. Перепечатка запрещена. Допускается только гиперссылка на материал.