Алматы. 14 декабря. КазТАГ – Владимир Радионов. Казахстан в Советском Союзе называли лабораторией дружбы народов, намекая не только на многонациональность, но и на многоконфессиональность казахстанцев. Сейчас почти ежедневные сообщения о судах над распространяющими религиозную литературу экстремистского толка и вести с Ближнего Востока, где в рядах террористической группировки «Исламское государство» есть наши сограждане, внесли в наш повседневный лексикон выражения как «исламский экстремизм» или «исламский радикализм».
Президент Казахстанского центра гуманитарно-политической конъюнктуры, доктор политических наук, профессор Есенжол Алияров не согласен с термином «исламский экстремизм», полагая, что не все мусульмане – террористы, и не все террористы – мусульмане. О том, с чем же мы имеем дело, как бороться с подобного вида настроениями и готово ли наше государство им противостоять – наш разговор.
***
— Есенжол Каниевич, что же такое «исламский экстремизм» на Ваш взгляд?
— Не согласен с терминологией «исламский экстремизм». Если посмотреть на совершаемые террористические акты, то их совершают представители различных религиозных конфессий. Просто в последнее время наблюдается такой исламский уклон в информационном пространстве. Надо понимать, что не в самой религии дело, дело в социуме.
Надо посмотреть, в каких государствах живут те люди, которые совершают террористические акты, откуда они приезжают в Европу. Как правило, из неблагополучных в социальном плане регионов. И правильнее говорить, что мы имеем дело с радикальными группами, берущими за основу своей пропаганды псевдорелигиозную риторику.
Возьмите Ближний Восток. Вроде все мусульмане. Но различные ветви ведут чуть ли не к исчезновению государств. В Ираке при большинстве населения шиитов президентом был суннит Саддам Хусейн. Его свергли – получили хаос. Так что конфликт провоцирует не Коран, не священные книги, а люди, их трактующие.
— А как же джихад – война с неверными? Это-то исключительно религиозное понятие и как раз из Корана.
— На самом деле джихад в исламе воспринимается как священная война за отстаивание уклада жизни, защита дома, семьи, культуры от посягательства извне. Только участвуя в такой войне, воин после смерти попадет в рай. Но когда от рук мусульманина погибают мирные люди – это не джихад, это убийство и это надо четко разделять. Террорист может говорить при этом что угодно. Но есть же пословица: «Сколько ни говори, халва во рту слаще не станет».
У мусульман, прежде чем прочитать над усопшим последнюю молитву перед выносом, всегда задается два вопроса: «Есть ли среди присутствующих те, у кого покойный что-то занял и не вернул?» и «Может, покойный кого-то осознано или неосознанно обидел?». У мусульман уходить в иной мир непрощенными нельзя.
Я к чему это говорю? Не то, что издевательства над невинными людьми, не то, что убийство с отрезанием головы, даже оскорбление словом в исламе не приветствуется. И в этом случае проповеди о священной войне в современных условиях – это чистой воды политика. Любая подобная террористическая организация в первую очередь преследует политические цели.
— Меня тоже не совсем устраивает то, что сегодня происходит в Казахстане в социальной сфере, но я не хватаюсь за оружие и не иду защищать мнимые ценности.
— Причин действительно несколько. Но главная, все же, кроется именно в социальных проблемах. Если говорить о Казахстане, у нас очень большая внутренняя миграция: около 300-400 тысяч человек ежегодно. Человек, живший собственным укладом многие годы, вдруг вынужден переселяться в поисках работы, как правило, в мегаполис. Мегаполис не резиновый, он не обладает огромными возможностями в плане предоставления работы. Приезжие, как правило, могут претендовать на неквалифицированный и низкооплачиваемый труд.
Со временем человек осознает, что он стоит на низшей ступени социальной лестницы: живет на съемной квартире, имеет непостоянную работу, не может рассчитывать на получение образования и построение карьеры. Он не видит выхода для улучшения условий жизни, впадает в состояние вялотекущей депрессии. Но в тоже время видит роскошь других обитателей города. И тут появляются эмиссары, которые рассказывают ему о возможности борьбы за социальную справедливость, о том, что он тоже имеет право на Bentley.
Так что потенциальные экстремисты – люди, не реализовавшие свой личностный потенциал. Сознание наших молодых людей в обозримом прошлом не было занято никакой идеологией, этакий чистый лист. После советского периода, времени насаждения воинствующего атеизма мы стали воспринимать религию как некое чудодейственное снадобье: мол, стоит объявить свободу вероисповедания – и человек станет воспитанным, гуманным, терпеливым. Но в годы воинствующего атеизма мы упустили, что появились силы, маскирующие под религиозной риторикой идеи радикализма и экстремизма. И неокрепшие умы наших мусульман, которые не знают всех религиозных тонкостей, стали для них благоприятной почвой.
Люди моего поколения, которые пережили момент от атеистической пропаганды к свободе религии, тоже оказались к этому не готовы. И сейчас я могу видеть среди своих ровесников, внешне успешных людей, тех, что стали религиозными до фанатичности. Но ведь религия не предполагает фанатичности, всего лишь соблюдение определенных норм – обрядов, поступков. Ни в одной религии не сказано, что во имя веры надо убивать людей.
К тому же служители культа – они тоже люди, они не идеальны. Подготовка религиозных кадров – это упущение со стороны государства. Мы пустили это дело на самотек: наши молодые люди выезжали на обучение в Египет, Пакистан. А мы разве могли контролировать, какие учения они там воспринимают? Приехали зараженные извращенными идеями справедливости и равенства. При этом в их мозгах укоренили мысль, что государственной светской властью попираются права верующих, и с этим надо бороться с позиции силы.
Ну и потом, в политологии существует теория, что террористические организации появляются в тех государствах, где слаба собственно государственная власть. Заметьте, сценарий революций всегда одинаков: сперва расшатывается госуправление, разворачивается оппозиционное движение, потом вдруг появляются хорошо подготовленные военные отряды, начинается полномасштабная гражданская война.
— И насколько, на Ваш взгляд, сильная власть в Казахстане? Насколько нам грозит подобный сценарий?
— Казахстан – государство полиэтническое, что само по себе может создавать трудности. Подобные же трудности может создать и наша многоконфессиональность. И вот эти вещи всегда должны быть на контроле государства, для достижения политической стабильности.
— Но у нас с этим вроде проблем нет.
— Это не означает, что они не могут возникнуть. Да, пока бог миловал. Но террористические проявления, что были в Алматы, Актобе, Таразе, Атырау, показали, что чуть мы ослабим внимание – получим не очень приятные результаты. А у нас сейчас наблюдается, что мы отделили религию от государства, и на этом функции государства закончились. Нет, если мы живем в одном государстве, то должны знать, что происходит в умах и сердцах наших людей. А вот это мы как раз не до конца осознали, как мне кажется. Государство должно знать, какие проповеди ведутся в мечетях, церквях, синагогах.
— А как же невмешательство государства в дела НПО и религиозных объединений в том числе?
— Это не говорит о тотальном контроле. Например, в Таджикистане власти были вынуждены отозвать 5 тысяч служителей культа, которые в свое время обучались теологии за рубежом, тех, кто проповедовал крайне радикальные взгляды. Также молодым людям до 18 лет запрещено самостоятельно ходить в мечети.
Мы до этого не дошли. Но с другой стороны, общество должно знать, куда ведут теологи его часть. Ислам исламу рознь. Какие зерна закладываются в голову наших граждан – это государство должно знать. Если в мечети говорят, что Казахстан – государство неверных, то такая мечеть должна быть закрыта, потому что подобная пропаганда ведет к дестабилизации.
Если вы не занимаетесь своим обществом – сначала приходит священник, затем купец, потом солдат. Так что разъяснительная работа среди населения на предмет, что преследуют люди, призывающие к вооруженной борьбе, – это нормальная практика. Несмотря на запретительные меры (действующий закон о свободе вероисповедания очень жестко подходит к вопросу регистрации религиозных объединений), семя, брошенное ранее, попало на весьма благодатную почву, о чем я говорил выше. И эту почву нужно культивировать, чтобы сорняк не взошел. Здесь должно действовать государство – через НПО, через Духовное управлении мусульман Казахстана, через комитет по делам религий.
Примеры того, что может произойти, если не проводить подобную работу, мы видим во Франции, в США. Теория «плавильного котла», которая утверждает, что приехавшие беженцы беспрекословно принимают ценности общества, их принявшего, не всегда верна, так не бывает. Чтобы испечь хлеб, нужно знать технологию, иначе получится что-то несъедобное. То же самое происходит и в обществе: не бывает, чтобы пришлые одномоментно приняли все ценности. Нужна определенная работа.
Ведь к нам тоже возвращаются соотечественники, которые многие годы жили в ином обществе с иными убеждениями. И я не думаю, что они принимают наши ценности сразу и полностью, главная из которых, что твое существование не должно причинять неудобство соседу, единоверцу, приверженцу иной религии, представителю иной нации и так далее.
— Довольно часто правоохранительные органы козыряют таким показателем, как закрытие того или иного количества интернет-ресурсов, занимающихся распространением экстремистских идей. Насколько эффективна подобная борьба?
— Закроете один сайт – под благовидным предлогом откроется 10 подобных. Возможности интернета в этом плане очень широки. Закрытие будет иметь эффект, но отчасти, и весьма кратковременный: выпили обезболивающее – зуб на какое-то время перестал болеть. Пока мы не научим людей правильно воспринимать наши ценности (насилие под любым предлогом – это зло), конкретных результатов путем закрытия сайтов мы не добьемся.
— Исходя из этого, какой компонент антирадикальной, если можно так сказать, программы нашему государству нужно усиливать: силовой, пропагандистский, социальный?
— Нам не хватает комплексности всех мер. Что такое государство? Это определенная территория, население которой живет по установленным правилам. Общая цель государства – стабильность и устойчивое развитие общества. Что нам для этого нужно? Первое – чтобы нас не расшатывали извне. Второе – свобода вероисповедания. Третье – принцип верховенства закона. Общество должно адекватно реагировать на правонарушения. Действия любого члена общества, нарушающего правопорядок, создающие угрозу жизни, должны жестко пресекаться, при этом строго в рамках закона. Четвертое – государство не должно обманывать своих граждан. Должна проводиться транспарентная политика в области экономики и финансов, социальных гарантий, развития человеческого капитала и так далее.
Ответственность государства перед гражданами заключается не только в пропаганде, но и в проведении справедливой социальной политики. То есть в Казахстане должно развиваться общество равных возможностей. Помните марксистский постулат из манифеста коммунистической партии: «Пролетариату нечего терять, кроме своих цепей»? Не надо доводить народ до такого состояния. В теории, если доходы самых богатых и самых бедных членов общества разнятся в 10 раз, создается конфликтная ситуация. В Казахстане, если взять данные даже официальной статистики, соответствующие показатели наверняка будут зашкаливать за те пределы, которые я привел.
— Когда создавалось агентство по делам религий, мнения о его необходимости разнились. А на Ваш взгляд, создание подобного госоргана оправданно?
— Если он создан для того, чтобы что-то регистрировать, контролировать или запрещать, то ответ очевиден: нет. Если же в его задачи входит проводить мониторинг, если его сотрудники хотят наладить взаимодействие гражданского общества с религиозными объединениями, тогда он имеет право на существование. Любой госорган должен устанавливать правила взаимодействия внутри государства в определенной сфере. Я, конечно, не изучал в полной мере работу комитета, но не думаю, что он проводит эффективную, слаженную, комплексную работу, у этого госоргана куча проблем.
Возвращаясь к перечисленным мерам, повторюсь, все они – комплекс того, как общество должно реагировать на возникновение потенциальных опасностей. Мы не должны спокойно взирать на то, что творится вокруг, успокаивая себя тем, что у нас подобного нет. Если в организме ослаблена иммунная система, любой вирус может его одолеть. Радикальные явления – это и есть болезнь, которая может заразить наше общество, если не защищаться должным образом.
— А как у Казахстана с собственной «иммунной системой»?
— Не думаю, что она достаточная.
— Спасибо за интервью!
***
© ZONAkz, 2015г. Перепечатка запрещена. Допускается только гиперссылка на материал.