Ануар Ушбаев: Первоочередной риск для казахстанской экономики — это нестабильность финансовой системы

Тяжелая ситуация в банковском секторе и падение притока инвестиций создают угрозы для дальнейшего снижения доходов населения и экономического спада. В свою очередь это усиливает риски финансовой дестабилизации

Алматы. 18 апреля. КазТАГ — Сергей Зелепухин. Несмотря на то, что цены на нефть значительно выросли с январских минимумов, риски для казахстанской экономики находятся на высоком уровне. Тяжелая ситуация в банковском секторе и падение притока инвестиций создают угрозы для дальнейшего снижения доходов населения и экономического спада. В свою очередь это усиливает риски финансовой дестабилизации.

Какие можно определить главные риски для экономики Казахстана? В каком состоянии находится банковский сектор и какие у него перспективы? Что нужно делать в сложившийся ситуации? К чему ведет жесткая денежно-кредитная политика Нацбанка? На эти и другие вопросы мы попросили ответить управляющего партнера Tengri Partners Ануара Ушбаева.

ануар ушбаев

***

— Экономическая ситуация в Казахстане не дает поводов для оптимизма. Какие главные риски для казахстанской экономики, помимо сохранения нефтяных цен на низком уровне, Вы видите?

— Первоочередной риск для казахстанской экономики — это нестабильность финансовой системы. Второй большой риск — это серьезное снижение уровня доходов населения, которое было вызвано падением притока инвестиций в экономику и которое ведет к дальнейшему сжатию спроса и ВВП.

И третий серьезный риск — это нестабильность финансирования государственного бюджета. Сегодня порядка 40% его расходов обеспечивают трансферты из Национального фонда, тогда как, например, в 2006 году этот показатель был равен нулю. Это говорит о том, что в случае израсходования всех средств Нацфонда казахстанский бюджет схлопнется в 2 раза. Это большая проблема, которую придется решать. Но как — это сложный вопрос.

— Что нужно делать для решения этой проблемы?

— Самый простой ответ — это взять машину времени, вернуться в 2002 год и поступить умней. Но если говорить серьезно, то нужен комплекс мер, о которых рассказать в рамках одного интервью невозможно. Нам нужно правительство реформаторов. Нам нужны технократы во власти.

Есть много вещей, которые можно и надо делать умней. И для этого у Казахстана есть все внутренние ресурсы. Не хватает только политической воли.

— Давайте подробнее остановимся на банковском секторе. Не секрет, что так и не успев полностью оправиться от прошлого кризиса, банки вновь оказались под давлением. Усилились проблемы с капиталом, качеством активов, кредитованием, прибыльностью. Большой проблемой остается валютный дисбаланс в активах и обязательствах. В результате остро стоит вопрос с дефицитом тенговой ликвидности. К чему эти проблемы могут привести?

— Самый оптимистичный вариант — это то, что кредитование банками экономики не будет расти в течение следующих трех-четырех лет, пока банки будут очень медленно очищать свои балансы.

Второй вариант. Начнутся дефолты банков и вывод вкладчиками своих средств из них. В результате правительству придется вмешаться и выкупать проблемные кредиты и рекапитализировать банки насильно и т. д. Это самый пессимистичный вариант.

Но однозначно можно сказать одно: без активного участия государства проблемы банков не решатся.

— Но данные регулятора говорят о том, что ситуация, например, с неработающими займами за прошлый год улучшилась кардинально. Как на самом деле складывается ситуация с проблемными кредитами банков?

— Во-первых, я не признаю официальную статистику, которая показывает, что якобы проблемные займы упали до 15%. Это все ерунда. Это так называемая бухгалтерская алхимия. На самом деле высокий уровень проблемных кредитов как был, так и есть, только сегодня он замаскирован с помощью дочерних организаций банков по управлению стрессовыми активами.

То есть банкам дали возможность создавать «дочки», которые на 100% принадлежат БВУ (банкам второго уровня – КазТАГ) и на которые выдаются кредитные линии банка. На эти средства приобретаются проблемные кредиты на балансе самого банка и переводятся на баланс этих «дочек». Однако последние, которые по идее должны были стать организациями по расчистке баланса банков от плохих займов, в реальности выступают номинальными держателями проблемных активов БВУ.

При этом реализация проблемных активов идет очень медленно, поскольку многие из них сильно переоценены. И если они будут продаваться по реальной стоимости, то потери капитала по ним будут гигантские. Поэтому банки очень серьезно отстают в выполнении требований регулятора (по снижению неработающих кредитов — КазТАГ). И единственный способ решить эту проблему — это помощь государства.

— Проблема осложняется тем, что, вопреки официальным данным, объем кредитования банками падает, что отрицательно сказывается на качестве их ссудного портфеля. Насколько сильно это будет оказывать негативное влияние на показатели качества банковских активов?

— Да, работающий кредитный портфель банков сокращается. С прошлого года — примерно на 8%. При этом снижение проблемных займов происходит значительно медленнее. Более того, я убежден, что каждый месяц будут появляться новые неработающие кредиты, особенно выданные ранее в иностранной валюте. Я знаю много примеров предприятий, которые, начиная с 2009 года и с момента прошлогодней девальвации, взяли валютные займы в надежде, что уже достигнуто дно. Сейчас они испытывают серьезные проблемы.

— Тогда насколько еще может вырасти доля проблемных кредитов в банковском секторе в этом году на фоне негативной макроэкономической ситуации?

— Еще примерно на 10-15%. Но это с учетом накопленных проблемных займов — катастрофически много, поскольку, когда баланс банков наполовину состоит из проблемных кредитов, это — неработающая финансовая система. Поэтому сейчас физически быть не может никакого роста банковского кредитования экономики.

Более того, при всем желании банк не может заемщика заставить взять кредит. Сами банки фондируются относительно недешево, а с учетом того, что сейчас у них только чуть больше половины кредитного портфеля работает, они должны за счет нее зарабатывать достаточно много, чтобы покрывать фондирование всех депозитов. Соответственно банки не могут опускать слишком низко ставки по кредитам, а по существующим ставкам ни один заемщик брать банковские займы не будет.

При этом проблема осложняется тем, что сейчас практически нет качественных заемщиков, которые банк готов был бы кредитовать. И более того, бизнес, который чувствует на себе сокращение спроса и экономики, не будет зарабатывать столько, чтобы погашать кредиты. Соответственно у него нет спроса на заемные средства. Поэтому источников роста кредитного портфеля банков сейчас просто нет.

— Возникает вопрос, насколько сильной в этой ситуации может оказаться проблема с достаточностью капитала банков?

— Во-первых, некоторые банки даже по официальной статистике подошли к минимальным требованиям регулятора по капиталу. Во-вторых, если реально признать долю и произвести переоценку проблемных активов по текущей стоимости, то окажется, что у многих банков уже есть отрицательный капитал. Именно поэтому это и не делается.

По идее, с 2009 года ежегодно можно было списывать по 5% неработающих кредитов — и проблемного портфеля у банков уже не было бы. Но этого не произошло, потому что, признавая убытки в отсутствие адекватных провизий, многие банки уже давно имели бы отрицательный капитал.

И я бы не надеялся на то, что даже увеличение требований регулятора к достаточности собственного капитала может стать мощным стабилизирующим фактором, поскольку банкам, у которых почти половина ссудного портфеля проблемная, даже 20%-ный порог по капиталу не поможет.

Поэтому я считаю, что единственный способ решить эту проблему — это финансовые инъекции в капитал со стороны государства. И уже скоро это станет острой необходимостью.

— То есть уже в этом году?

— Вероятно.

— Давайте поговорим о денежно-кредитной политике Нацбанка. Он не перестает заявлять, что у нас свободно плавающий курс. Но в то же время регулятор в феврале и марте активно проводил интервенции на валютном рынке, причем против укрепления тенге. Можно ли в этой ситуации говорить, что у нас на самом деле действует режим свободного курсообразования?

— Это вопрос семантический, что мы называем или не называем свободно плавающим курсом. Но я могу сказать, что до тех пор, пока Нацбанк (с помощью интервенций на валютном рынке — КазТАГ) будет пополнять свои резервы, которые были серьезно истощены за последние пару лет, и тем самым оказывать влияние на курсоформирование, считать этот режим полностью свободным просто невозможно.

— Регулятор продолжает удерживать базовую ставку на уровне 17%. Понятно, что он оправдывает это борьбой с инфляцией и спекуляциями на валютном рынке. Но насколько это оправданно в условиях падения кредитования экономики со стороны банков и серьезных проблем в самом банковском секторе?

— Нужно понимать, что государство в лице Национального банка находится перед дилеммой: либо опустить ставку, но допустить ослабление тенге, либо держать ставку на высоком уровне, но пожертвовать реальным сектором экономики. Не знаю, по каким факторам регулятор определяет необходимый баланс. Но по каким-то определяет и решает, что ставка в 17% сегодня является адекватной.

— А Вы согласны с такой политикой регулятора?

— Не могу сказать, что я в принципе согласен с проводимой политикой, но, возможно, Нацбанку видней.

— Но ведь своей жесткой денежно-кредитной политикой регулятор играет против реального сектора экономики и тем самым не способствует увеличению деловой активности?

— Я не считаю, что это делается специально. Это вынужденная мера. Нацбанк выбирает в сложившейся ситуации то из зол, которое он считает меньшим. Это вопрос оптимизации двух проблем.

— Недавно регулятор поднял рекомендуемые ставки по депозитам в тенге до 15%. Насколько это можно считать оправданным решением в условиях низкой деловой активности в экономике?

— Я боюсь, что другого пути просто нет. Я не говорю про полную либерализацию ставок по депозитам, потому что это вызовет другие проблемы. Но увеличение максимально рекомендуемых ставок — это мудрое решение, поскольку иначе никакая доля вкладчиков не вернется в тенге в принципе.

При этом я отрицаю официальную риторику о том, что якобы наблюдается тренд на дедолларизацию, о которой недавно говорил глава Нацбанка Данияр Акишев. Ничего подобного, на мой взгляд, не происходит. А происходит изъятие долларовых депозитов для покрытия текущих расходов и переоценка долларовых вкладов после укрепления тенге.

Но тем не менее, если не давать никаких стимулов для увеличения тенговой ликвидности, то тогда будет очень сложно решить проблемы с ее дефицитом и долларизацией.

— После трех последних девальваций ВВП, если считать в долларах, обвалился, а валютный долг Казахстана в тенговом выражении, напротив, увеличился, причем на фоне неблагоприятных макроэкономических условий. Насколько это серьезно и к чему может привести?

— Совпадение на протяжении долгого времени факторов дефицита по текущему счету платежного баланса и большого внешнего долга, который оказался еще выше после девальвации, плюс отрицательная нетто-инвестиционная позиция Казахстана — хорошо высчитанные триггеры, которые вызывают кризис платежного баланса. И мы снова не так далеко от них находимся.

Казалось, мы периодически проводим девальвации, а ситуация лучше не становится. А все потому, что резкое ослабление нацвалюты не может помочь импортозависимой стране с недиверсифицированной экономикой, какой является Казахстан. Это абсурд. Поэтому девальвацию в том формате, в котором она была проведена, считаю гигантской ошибкой макроэкономической политики государства.

— Но обвальная девальвация уже проведена. Ситуация с ценами на нефть в феврале и марте стала значительно лучше, чем в январе, что создало предпосылки для ревальвации тенге. Однако Нацбанк своими интервенциями не позволил более сильного укрепления нацвалюты. Не создается ли впечатление, что регулятор использует двойные стандарты?

— К сожалению, если создается впечатление, что курс значительно ослабляться может, а укрепляться нет, то это формирует односторонне направленные ожидания на рынке. И это серьезная ошибка.

— А можно ли объяснить курсовую политику Нацбанка тем, что он пытается выдержать пересмотренный и заложенный в бюджет средний курс доллара на этот год с Т300 до Т360 за $1, для того чтобы помочь правительству выполнить свои планы по доходам и расходам?

— Хочется думать, что такой координации между правительством и Нацбанком не существует. Но я не могу с уверенностью об этом говорить.

— А если предположить, что она все же есть, то к чему это может привести?

— Если она есть, то ничего хорошего ждать не стоит в плане увеличения доверия к Национальному банку и его политике. Но повторюсь, я не могу с уверенностью говорить, есть такая координация или нет.

— Спасибо за интервью!

***

© ZONAkz, 2016г. Перепечатка запрещена. Допускается только гиперссылка на материал.