Первый фильм Байгазина назывался «Уроки гармонии». Вторая картина, «Раненый ангел», убедительно свидетельствует, что уроки эти выучены скверно.
Итак, изображён некий посёлок. Унылое пространство, для жизни малопригодное. Саманные дома, иссохшая земля, чахлые деревца. В городском фольклоре такие места называют – Жердiн-бiр-жерово. Как писал литератор Пьецух — по другому поводу — от селения веет «чем-то непоправимо азиатским, воспитанным на нищете, набегах кочевников, песчаных бурях и бездорожье». Вдобавок вокруг тьма египетская, электричества нет, потому что это середина 90-х годов, как заявлено в титрах. Внутри домов отчаянная, оскорбительная для здорового человеческого взгляда нищета.
Измученные постылой жизнью люди спят на продавленных железных кроватях с застиранным насмерть бельём. Оконные проёмы занавешены покойницкими тряпками. Облупленные, неопрятные столы. Ржавые керосиновые лампы, будто только что отрытые из кургана. Оглохший и ослепший ламповый телевизор. В жалких тарелках едва тёпленькая бедняцкая похлёбка — давленая картошка и кусочки мяса неизвестного животного. Люди с отрешёнными лицами кое-как это едят.
Надо заметить, они всё делают кое-как. Не улыбаются, не смеются, двигаются как лунатики, говорят жестяными голосами. Бытовые шумы выведены звукооператором на первый план, поэтому двери оглушительно ухают, ржавые петли визжат, удары кулаков смачные, как в индийском кино.
Загадочным образом анемичные поселковые женщины умудрились зачать, выносить и родить чахоточных детей — числом на одну малокомплектную школу. Дети сущие зверёныши — беспрестанно дерутся и вымогают у малышни мелочь.
Впрочем, есть особи мужского пола и покрупнее, и постарше. Один такой только что вернулся из тюрьмы. Одет в заношенный свитер, на голове мусульманская шапочка. Покойный Герман такие типажи днём с огнём искал. Бородка реденькая, лицо вырожденческое. «Откинулся» и сразу занялся любимым делом нағыз еркека — «строит» супругу и сына. «Баланы жастан, қатынды бастан». Сейчас он нам всем покажет акенауз. И показывает. Бездельничает, глухо лупит жену где-то в дальней комнатушке. Поджигает клок ваты от обезглавленной электрической лампочки и нравоучительно говорит сыну:
— Мужчина без огня – не мужик!
Поняли, молчим.
Главные герои четверо подростков. Один мечтает поступить в медколледж и брюхатит между делом ровесницу. Жениться он не желает, сам ещё ребёнок, и потому поит малолетнюю любовницу самопальным абортивным средством – молоком с йодом. И сходит с ума, потому что внутри у него «растёт дерево». Другой, по прозвищу Жаба, собирает цветной лом на обломках советской промышленной цивилизации, а вырученные деньги складывает в стеклянные банки. Изящная омонимия. Предчувствие офшоров, всё понимаем.
Там же, в босховских катакомбах, Жаба знакомится со сбежавшими из детдома токсикоманами и с педантичностью природного изувера обрекает их на медленную мучительную смерть. Убивает ни за что, из тупой бессмысленности зла. Впрочем, потом он и себя убивает, к облегчённому вздоху нравственно сохранного зрителя – слава богу, не вырастет и не нарожает себе подобных. Перечислять все утомительно-грустные мерзости фильма труда не стоит, иди и смотри, как говорится.
Стандартное обвинение в «очернительстве» Эмиру Байгазину предъявить сложно. Кто скажет, что таких аулов и таких людей нет, тот сугубый дурак и жалкий трус. Есть такие аулы, и людей таких немало. Но это в реальной действительности, где помимо униженных и скорбных есть люди сравнительно успешные, вполне воспитанные, недурно образованные и даже умные.
Но фильм — это не достоверное и академически выверенное описание среды человеческого обитания со всеми её оттенками. Это, прежде всего кино, не более того. Но и не менее. В «Раненом ангеле» так называемой правды жизни не больше чем, скажем, в «Кубанских казаках». Просто базовые мифы разные.
Когда художественное пространство заселено лишь несчастными и обездоленными, поневоле возникает чувство, что речь идёт обо всей стране, обо всём её народе. Кино обладает невероятной обобщающей способностью, оно затягивает внушаемого человека в воронку своего мифа, и нормальный зритель этому инстинктивно противится, но не всегда успешно. Кто-то просто уходит с просмотра, другой ставит на фильме клеймо «чернухи», а третий легко искушается мраком безысходности и начинает искать виноватых. То есть эстетическая реакция подменяется политической.
Но фильм не политический манифест, не прокламация. Во всяком случае, этот фильм.
Есть в перечне трактовок этого кинозрелища ещё одна версия. Что перед нами образчик типичного арт-хауса, так называемого фестивального кино, созданного на потеху благополучному западному бюргеру. Но для столь ответственного вывода в отношении Байгазина время ещё не настало. Это всего лишь второй его фильм.
И следует не просто посмотреть эту странную, болезненную, мучительную картину, но и сделать попытку разглядеть её.
Представляется уместным отметить, что год и место рождения Байгазина (1984, Актюбинская область) пересекаются со временем действия его фильма. То есть режиссёр вошёл в возраст отрочества во второй половине кошмарных девяностых – так же, как и персонажи его картины. Это важно – как бы ни открещивался Байгазин от автобиографических мотивов.
Именно в отрочестве мальчики всех времён и народов расстаются с ощущением младенческой гармонии мира, и жизнь является пред ними во всей зловещей гнусности. Этот конфликт разработан в литературе подробно и досконально. Мальчики середины девяностых не исключение. Но им досталась особая статья, потому как они пришли в жизнь вскоре после крупнейшей цивилизационной катастрофы. Внезапное и обвальное исчезновение Союза можно назвать только катастрофой. И люди, её испытавшие, должны выглядеть так, как они выглядят в фильме Эмира Байгазина. Они похожи на хибакуся – так называют тех, кто пережил атомную бомбардировку. И пространство их обитания не может не походить на Хиросиму. Где обожжённая степь, за которой брезжат миражи манхэттенов и дубайских башен.
И если верить, что всякий ребёнок, посылаемый Богом на Землю, есть ангел, то становится понятной символика названия этого фильма.
Разумеется, все эти рассуждения есть не что иное, как метафорическая версия фильма, который отнюдь не равен реальной действительности. Мы же знаем, что фильм — это миф. А миф есть особая, напряжённая реальность.
Кто-то из сетевых острословов саркастически заметил, что Эмир у нас уже есть, осталось дождаться притаившегося где-то в кустах Кустурицы.
Нет. Лучше дождаться своего Эмира.
Байгазина.
***
© ZONAkz, 2016г. Перепечатка запрещена. Допускается только гиперссылка на материал.