— Ну, что, старик, в крематорий пора? – веселится сетевой народец, весьма уместно цитируя Ильфа и Петрова:
«И вообще разговоры о смерти, считавшиеся до сих пор неудобными и невежливыми, стали котироваться в Черноморске наравне с анекдотами из еврейской и кавказской жизни и вызывали всеобщий интерес».
Так и у нас сегодня.
Ещё в 2011 году неугомонный Ирак Елекеев, которому приписывается сама идея пантеона, с обезоруживающей серьезностью изрёк:
«Предполагается, что в еще не созданном пантеоне право покоиться будут иметь те, кто получит слова соболезнования от президента Казахстана Нурсултана Назарбаева».
Заметьте, пантеона ещё нет, люди ещё живы-здоровы, а витальный Ирак Касымович уже тогда выстраивал очередь. Не того человека назвали Хароном! Почти домашняя, тёплая интимность тона явно указывала ещё на то, что Елекеев не прочь самолично производить селекцию усопших и подсовывать президенту некрологи для высочайшей подписи.
«Прощай, мой товарищ, мой верный слуга, расстаться настало нам время…».
Эффект от макабрического абсурда только умножил министр Мухамедиулы. «Места в пантеоне продаваться не будут» — произнёс министр, напустив на лицо выражение человека, причастного к распределению высших благ. Завмаги так говорили во времена дефицита: «Сапоги не продаются! Это витринные экземпляры!». И выразительно двигали бровями. Из чего босоногие покупатели делали вывод, что сапоги таки достанутся, но не всем.
Идея пантеона извинительна и по-человечески понятна. Хочется, страстно хочется им уже при жизни видеть знаки посмертного воздаяния, чтобы всё как у людей – мавзолеи, саркофаги, усыпальницы, эпитафии, почётные караулы. Будет же там почётный караул, нет? Сколь это будет осуществлено достойно и пристойно – отдельный вопрос. Впрочем, легко вообразить будущий траурный дизайн. В «Астана Опера» были, видели тамошние ложи в самоварной позолоте? Вот. Позовут опять турецких умельцев, и те сляпают им ту же оперу, только в минорных тонах. Гипсовая лепнина, буколические фонтанчики в виде руин с подсветкой, искусственные пальмы. Всё как они любят.
Жаль только, что Мухамедиулы так удручающе немногословен. Каждое слово из него клещами тянуть надо. Возникает же масса вопросов организационного, правового и этического характера.
Будет ли квота для членов Ассамблеи народа Казахстана? А для депутатов парламента? А деления по конфессиям предусмотрены? Пламенные в прошлом коммунисты нынче «бисмилля» сто раз на дню шепчут и, зевая, украдкой рот крестят. И кто будет составлять табель о рангах, где кого замуровывать? И вот ещё вопрос — будут ли усопшие бальзамированы, или кремированы или пусть так лежат?
— Фу! — раздражённо воскликнет иной кандидат в экспонаты пантеона. Какие неприятные вещи вы говорите…
Това-а-арищ! Не будьте так легкомысленны. Лучше выяснить это сейчас, на берегу, так сказать. Завтра может быть поздно. Дни наши не нами сочтены. Вот так склеишь нежданно-негаданно ласты, а похоронная бригада, возглавляемая жизнелюбом Елекеевым, хвать тебя и окуни в спецраствор. Стой потом практически мәңгі как дурак, колонны подпирай.
А как будет в пантеоне с гендерным вопросом? Предусмотрены ли отделения «Мэ» и «Жо»? Знатные кадаврши без мужского пригляда могут такой раскардаш устроить, мама, не горюй. Упрётся какая-нибудь приятная дама:
— Не желаю с этой аферисткой на одном гектаре. Депутатша драная! Служанка народа! Сплетничала, что у меня бриллианты фальшивые!
А «драная депутатша», дама приятная во всех отношениях, из своей урны ласково так, как только она одна умеет, парирует: «Алё, подруга! Ты бы язычок свой поганый прикусила. Я ж не посмотрю, что ты у нас самая деловая женщина Казахстана, волосья твои жиденькие повыдергаю …».
Нет, нет, по гендерному жутковато, лучше чередовать. Мальчик, девочка, мальчик, девочка. Как в октябрятском детстве. «Вместе весело шагать…».
И ведь найдутся же ещё свои диссиденты, смутьяны. Дескать, не хочу на официальном погосте! Найдутся, найдутся. Скажут, хочу апамның қасында покоиться. На малой родине. В Чемолгане или Осакаровке. Где берёзка и рябина, куст ракиты над рекой. Вот как с таким уклонистом быть? Волочь его силком или плюнуть – ну и валяйся, как бейшара. Всегда такой был. Некомпанейский. И в сауну к шлюхам брезговал, и от хаджа отлынивал, и теперь морду воротит. Адам емес…
Или ещё вот такой вопрос. Деликатный.
Мужской контингент в пантеоне столпится сложный, противоречивый, не единожды женатый. С извилистыми личными историями, не считая мелких увлечений. Как быть с многочисленными вдовами? Они ведь тоже когда-нибудь, того. Их куда? Укладывать подле милых костей заслуженную первую вдову или ту, что румяней и белее? И кто, вообще, эту проблему будет решать? Соратники по партии? Подельники и соучастники? Непотопляемый Мухамедиулы или гробовщик-затейник Елекеев? Или всё-таки наследники? Все юридические права у них. Это ж какие драмы тогда разыграются… Гонерильи и Корделии возопят – не сметь класть эту прости, господи, возле папы! А бастарды им: а это видели? И кукишем под нос…
Но это всё дела амурные и, в общем, местечковые.
А вот на длинных исторических дистанциях, увы, проект потерпит катастрофическое поражение. За примерами далеко ходить не надо. Каждую весну, в апреле или всякую зиму, в январе вокруг Мавзолея на Красной площади затевается заупокойный шабаш. «Выселить кадавр к чертям собачьим!» – бурлит либеральная общественность. «Чего сразу выселить? – насупленно огрызается непокобелимая старая гвардия в беретах и заскорузлых пальто. — Не вы его туда лОжили, не вам и выкидать! Дайте нам помереть спокойно, а потом делайте, что хотите…».
Неважно, где будет гроб, куда придут люди, чтоб «кудри наклонять и плакать». Они его отыщут сами. Оставались бы после жизни научные открытия, полезные изобретения, умные машины, лекарства от смертельных недугов, прочные здания, чуткие приборы, вдохновенные строчки, великая музыка, красивые вещи и другие добрые дела, а бесчувственному телу, ей-богу, равно повсюду истлевать.
И, пожалуй, бесполезно уговаривать их не строить пантеон.
Оно им надо.
И поделом.
***
© ZONAkz, 2016г. Перепечатка запрещена. Допускается только гиперссылка на материал.